Страница 100 из 181
Он расслабился и отвёл взгляд в сторону, понимая, что и правда приложил достаточно усилий на то, чтобы поменять все её реакции на события: даже те, что ей не приходилось переживать.
— Следует, но, боюсь, тогда мы упустим самое важное, — спокойно отозвался Том, отстраняясь от Гермионы, чтобы встать с дивана. — Поднимайся, нужно придумать чай, достать свежую газету и обсудить всё.
Её нисколько не задели его приоритеты, его отношение, словно ничего между ними не происходило, она даже не бросилась в смущение или разочарование, а лишь, наоборот, заинтересованно сверкнула глазами, наблюдая за тем, как Том натягивает брюки, рубашку и быстро застёгивает ремень и маленькие пуговицы. Спустя несколько секунд, поморщившись, она оттолкнулась от подушки и издала страдальческий стон, который быстро утих.
— Тебе нужно пройтись, — быстро сказал он, поправляя воротник помятой белой рубашки.
— Мне нужна ванная, — не согласилась Гермиона, на что Том усмехнулся, применил к одежде выглаживающее заклинание и отвёл в сторону лукавый взгляд.
— У тебя есть десять минут, пока я не вернусь, — ответил он, обув туфли и направляясь из гостиной. — Из комнаты первый поворот налево.
— Куда ты? — тут же спросила та, полностью принимая сидячее положение, прячась под одеялом.
— Ты собираешься остаться голодной? Или ты уже научилась насыщаться только мной? — серьёзно спросил он, затем тут же показал яркую озорную улыбку и скрылся в прихожей.
Гермиона закатила глаза и отвернулась, не сдержав слабую улыбку: если у неё есть только десять минут, то не стоит терять ни секунды.
Том вернулся ровно через десять минут в руках с газетой, двумя пластиковыми стаканчиками, над которыми струился манящий пар, и пакетом чего-то горячего. Гермиона только-только вышла из ванной комнаты, тряся влажными волосами, потемневшими от воды, и сразу же подошла к Тому, как только услышала хлопанье входной двери.
— Шоколад? — удивилась она, забирая два стаканчика из его рук.
— Я ошибся? — осведомился он, поднимая взгляд с ладоней, отобравших у него напитки.
— Наоборот, очень кстати. Не знаю, как в твоё время, но сейчас в Хогвартсе не дают горячий шоколад, — ответила Гермиона, заходя в гостиную.
Том прошёл за ней следом, положил пакет на стол и указал ей на него, а сам достал сигарету, сел рядом и открыл газету. Несколько минут он молча бегал глазами по печатному изданию, чтобы получить последние новости, пока Гермиона распаковывала еду и выкладывала на стол.
— Том, — обратилась она, когда уже присела напротив него.
Он чуть опустил газету и посмотрел поверх неё.
— Когда ты вернёшь меня в школу?
— Ты переживаешь, что хватятся тебя? — спокойно поинтересовался он, складывая газету на стол, убедившись, что там нет ничего интересного.
— Могут заметить моё отсутствие, если уже не заметили.
— Разве у вас сегодня не поход в Хогсмид? По-моему, ничего необычного нет в том, что ты решила уйти без своих друзей или остаться в библиотеке, зарываясь в книги.
— Гарри уже рассказал о том, что ты спрашивал у Слизнорта о крестражах, и в любой момент… — она прервалась, не решаясь закончить мысль.
— Говори, — требовательно сказал Том.
— Дамблдор уже знает, где один из них, и, если я не ошибаюсь, хочет взять его с собой, — наконец, досказала Гермиона.
— И когда ты собиралась сказать мне об этом? — затягиваясь сигаретным дымом, продолжил он ровным тоном.
— Я не хотела говорить тебе, пока не узнала, что на самом деле придумал Дамблдор, — честно призналась она.
— Значит, захотела поиграть в двойного шпиона, — после полуминутной тишины выдохнул Том.
— Том, я… — начала Гермиона, отодвигая от себя тарелку с горячими сэндвичами, но тот махнул рукой и бросил на неё пронзительный, вызывающий опасение взгляд.
— Тебя спасает только одно — что я тоже не знал всю истину происходящего.
Он резко поднялся из-за стола, прошёл несколько размеренных шагов, остановился, покачав головой, чтобы утихомирить нахлынувшее раздражение, затем повернулся к Гермионе и произнёс:
— То есть ты с удовольствием носилась за мной, пыталась вызнать как можно больше обо мне и о чём я знаю, но при этом не говорить мне о том, что знаешь сама.
— Нет, я…
— Ты помнишь условия, с которыми я отпустил тебя в настоящий день? Ты помнишь, что было сказано тебе перед возвращением?
Гермиона больше не пыталась что-либо сказать, а лишь чуть вжалась в спинку стула, вцепилась в него пальцами, а сердце так громко застучало, что его удары эхом отдавались в голове Тома.
— Следовало оставить тебя там навечно, а самому никогда не появляться здесь, — продолжал он ровным, пугающим тоном, от которого та ошеломлённо распахнула глаза, не смея отводить от него взгляда. — Уверен, мой любвеобильный призрак с удовольствием проследил бы за тем, как ты сходишь с ума, а может быть, превращаешься в безжалостное чудовище, пытающееся драться не только с однокурсниками, но и с преподавателями. Хотя прости, я забыл, что такой опыт у тебя уже был.
Та побледнела от услышанного, приоткрыла рот, но так ничего не смогла сказать.
— Как думаешь, сошла бы ты с ума или стала безжалостной убийцей, которого ты постоянно видишь во мне? — насмешливо и ядовито продолжал Том, подходя к ней вплотную и заставляя поднять на него голову. — Полагаю, второй вариант уже более правдоподобен, иначе в твою голову не пришла бы реальная идея, как осуществить двойной шпионаж. Ты уверена, что шляпа отправила тебя на нужный факультет, милая?
— Том, я ничего о тебе не говорила никому…
— Да, но при нужном случае обязательно сказала бы. Например, смерть Дамблдора, чем не повод? Больше великого защитника не будет, и вы останетесь без какой-либо помощи. Только не говори мне, что ничего не рассказала бы после смерти Дамблдора, если бы не знала о настоящих его планах, — фыркнул он, затем наклонился к Гермионе и преобразил раздражение в самую чистейшую невинность, зная, как быстрая смена его масок приводила её в смятение, затем мягко продолжил шептать: — А знаешь, что я бы сделал тогда с тобой? Только подумай, Грейнджер. Представь на секундочку.
— Том, прошу тебя…
— Это я прошу тебя рассказать мне всё, что ты знаешь. Это единственный шанс и советую воспользоваться им, иначе всё закончится так, как это вечно заканчивалось в твоём постоянном дне.
Он чувствовал, как что-то начинает щекотать нервы и не даёт прийти в себя, сдержать вспышку гнева, успокоиться и оставить это. Ведь ничего страшного не произошло и уже не могло произойти — Гермиона полностью доверилась ему и больше не врала, — но что за чёрт не позволял остановиться?
— Я сказала тебе правду, ты её услышал и…
— Да, я её услышал, — согласился он, ядовито улыбнувшись, — только отвратительно то, что близость со мной заставила тебя сделать это.
Её глаза округлились, а затем вспыхнули обидой, сама она поднялась со стула и дрогнувшим голосом отозвалась:
— Что ты несёшь? Причём здесь?..
— Может мне следует повторить, и ты скажешь ещё что-нибудь интересное, что скрывала от меня?
Он схватил её за грудки и притянул к себе, пронзая насквозь вспыхнувшими гневом и появившейся жаждой в глазах.
— Том, тебе нужно успокоиться и… — умоляющим тоном начала она, не сопротивляясь встряхнувшим её рукам, прекрасно зная, что это бесполезно.
А он не мог остановиться.
Внутри что-то протяжно рычало, заставляя звереть, а вонзившиеся в него когти изнутри, казалось, раздирали плоть и подогревали желание разодрать также и Гермиону.
Он резко крутанул её в сторону дивана, вцепился в шею и притянулся к пересохшим губам, прошептав:
— Если я сказал, что мне нужно говорить всё, значит, мне нужно говорить всё.
Его пальцы сдавили тонкую кожу, заставив Гермиону тихо вскрикнуть.
Но она не растерялась. Её дрожащие руки поднялись к нему, мягко коснулись шеи, а взгляд выразил полную сосредоточенность на нём, — он заставил его остановиться и завороженно наблюдать за ней, за её блеском в зрачках, и успокаиваться от тепла нежных рук, что медленно спустились к плечам и остановились, слабо сжимая их через рубашку.