Страница 90 из 111
Гермиона быстро стала листать книгу на главу, в которой говорилось, что необходимо для воскрешения. Отгоняя от себя очередные посторонние мысли, в которых по-прежнему фигурировал образ Тома, она углубилась в чтение, и спустя некоторое время осознала, что способов воскрешения всего лишь парочка. Одним из них воспользовался Волан-де-Морт, когда Гарри оказался вместе с ним на кладбище. Друг рассказывал ей, что творил в тот вечер слуга тёмного волшебника, нашёптывая последовательные действия ритуала для воскрешения, и в книге было описано всё точно то же самое. Второй способ, очевидно, относился к профессору Квиррелу, который пытался завладеть философским камнем. Конечно, в книге ничего про камень не было написано, но чётко значилось, что душа волшебника могла вселяться в любое живое существо, будь то животное или человек, а наличие живительного камня могло дать сил скитающейся душе и, наконец, дать завладеть самим живым существом: его телом и разумом без возможности возвращения души настоящего владельца в своё тело.
И был описан ещё один способ, который заключался в поглощении самых сильных и взрывных эмоций человека. Душа должна была заставлять контактирующего с ним человека совершать поступки, которые вызывают в нём огромное количество сильных ощущений. В пример, книга описывала массовые убийства людей, эмоции и чувства от которых были очень яркими и насыщенным, и человек, испытывающий их, подпитывает ими кусочек души для того, чтобы стать телесным. Соответственно, сама жертва, напитав душу, умирает, отдавая ей всю свою жизненную силу и энергию.
Прочитав этот способ, Гермиона вспомнила историю с дневником Тома Риддла. Джинни именно что и делала, как подпитывала дневник Риддла своими эмоциями, совершая странные поступки. Она передушила всех петухов, ходила совсем без чувств и эмоций, словно что-то высасывало их из неё. Выходит, дневник был крестражем, в котором душа хотела выбраться наружу и овладеть физической оболочкой. Значит, крестраж лорда Волан-де-Морта был уже уничтожен Гарри, а вторая часть души оставалась в самом тёмном волшебнике, который и воскрес с помощью этого. Выходит, Волан-де-Морт на данный момент остался без второго кусочка своей души?
Гермиона задумалась: мог ли ещё тёмный волшебник, потеряв свой крестраж, создать другой, ещё один?
Всё утро она листала книгу в поисках ответа на вопрос, но ничего найти не могла. В книге было досконально описано всё: как создать, как использовать, как воскреснуть, как уничтожить, как самому забрать свою душу из крестража, но нигде не было речи о том, что делить душу можно на количество частей больше двух. Наверное, нельзя, раз не указано. А может быть, никто просто не пробовал.
Гермиона снова подумала про Тома, который назойливо не отпускал её мысли, мелькая своим присутствием на фоне, пока та проводила мыслительный процесс о крестражах и Волан-де-Морте, пытаясь сделать свои умозаключения.
Она вспомнила, как недавно сравнивала призрак Риддла и Тома, который находился с ней в замкнутом дне. Что-то напоминало из того, с чем столкнулась Джинни, но разве Гермиона ходила без эмоций и чувств? Нет. Разве она давала Тому свои эмоции для его подпитки? Нет. Она не убивала, чтобы давать ему всплеск своих сил и чувств, да и когда изъявила на это желание — убить Кормака — он ей этого не дал сделать. Конечно, в ней обитало за последние дни очень много эмоций и самых разнообразных, но они оставались вроде как с ней, разве что Том умело успокаивал своей магией, своими чувствами, давя все ужасы глубоко внутри. И у Тома были чувства, как у любой человеческой души, и он, наоборот, делился ими с ней, а не пытался отобрать её. Единственное, что ему было нужно — это влюблённость — очень яркое чувство, и до страха в своём хрупком сердце она надеялась, что влюблённость ему нужна исключительно для взаимности. Может быть, Том проникся к ней чувствами, пока наблюдал за ней целую неделю? Если это так то, что ей может мешать просто перестать бороться с собой и, наконец, сдаться?
Нет, Том не может иметь какое-либо отношение к крестражу. Это не чей-то осколок души. Это просто волшебник, который наложил на магический артефакт какую-то магию, которая заключила его и её в одном дне. На диадему наложена магия, которая влияет на законы времени, а никак на бессмертие. И даже если бы это было так, то всё равно никакого повторяющегося дня не было бы у Гермионы — она бы, как Джинни, жила дальше изо дня в день и отдавала свои эмоции, не получая ничего взамен. И, в конце концов, её Том не был призраком.
Гермиона закрыла книгу и отложила её от себя, задумавшись над тем, что в случае Тома эта книга оказалась бесполезной. Она не имела никакой прямой связи к её ситуации и не отвечала на вопросы. Откуда у Тома столько сил и магии? Откуда в нём такие чувства? Какую тёмную магию он наложил на диадему? Где найти информацию об этом заклинании, вызвавшем повторяющийся день? И кто такой Том на самом деле?
Тем не менее, поиски можно было продолжить дальше, надеясь найти что-то в кабинете Дамблдора, а пока она хотя бы решила задачку Гарри, который и понятия не имел, что такое крестражи. Было не удивительным, что профессор Слизнорт побоялся давать настоящие воспоминания о разговоре с юным Волан-де-Мортом, ведь крестраж — магия очень тёмная, страшная и опасная, и теперь, зная о ней, стоило задуматься, как помочь Гарри выпытать правду, потому что Слизнорт ни за что не даст своих воспоминаний только из любви и интереса к Гарри. Если Дамблдор не смог выпытать у него правду, то её другу придётся проявить всю смекалку, чтобы вытянуть из Слизнорта необходимую информацию.
В спальне послышался шум, который заставил Гермиону обернуться и осмотреть всё вокруг. Оказывается, уже проснулась Лаванда, которая неторопливо вставала с кровати, чтобы пойти умыться. Она заметила на полу подарок Рона и, пробубнив что-то себе под нос, подняла его и положила на комод. Гермиона отвернулась от Лаванды — это был сигнал, что пора выходить из спальни и искать Тома, чтобы выведать у него, наконец, тайну этого дня. Может быть, снова наивно, но Гермиона надеялась сегодня узнать всю правду, ведь по существу условие было выполнено, так? Или если не так, то хотя бы часть какой-то правды. Вариться в котле неизвестности так долго было ужасно пытливо.
Гермиона оделась и вышла из спальни, чтобы спуститься в гостиную. Сердце бешено заколотилось от мысли, что в скором времени её ожидает встреча с Томом. Одно дело сидеть в своих стенах и поддаваться его образу или, наоборот, изгонять его из своей головы, а другое — знать, что увидишь его и ни о чём другом не сможешь объективно думать. Острые иголки в сердце неприятно зудели, а очередная волна боязни стала затапливать доверху, вызывая новое чувство — неловкость.
Гермиона увидела внизу Джинни, возле которой уже были Гарри и Рон. Они о чём-то разговаривали, и Гарри взял за плечо друга, проговаривая ему какие-то слова поддержки. Гермионе захотелось тут же отвлечь Гарри и рассказать о своей находке, но здравая мысль о том, что у друга игра в квиддич, остановила её, ведь иначе можно сбить весь настрой. Хотя какая разница, если Гермиона знает, что день повторится? Ей уже всё равно на победу Гриффиндора.
Пока она замешкалась на секунду, её заметила Джинни и махнула рукой. Гермиона натянуто улыбнулась и приблизилась к друзьям. Она внимательно оглядела всех и поздоровалась даже с Роном, ссора с которым стала настолько отдалённой и глупой, что та не видела больше никаких причин обижаться на него. Очевидно, друзья поняли, что у Гермионы хорошее настроение, заметив перемену в отношении с Роном, однако её выражение лица указывало им на то, что подруга растеряна и чем-то взволнована.
— Гарри вчера сказал, что ты…
Вот, чёрт! Опять Джинни начала напоминать ей о том, что день повторяется. Гермионе вспомнились приступы злости, которые сейчас где-то далеко в сознании стали мелькать, напоминая до всей кучи, что Джинни немного не тот человек, каким она представляла себе ранее. Они очень сильно различались, в самом злостном порыве Джинни могла высказать Гермионе правду о том, что думает о ней на самом деле. Собственно, Джинни это уже говорила однажды, потому Гермиона знает и различает в этом даже некоторую степень лицемерия. Настроение стремительно полетело вниз, вызывая давно забытое раздражение.