Страница 33 из 111
Гермиона спрыгнула с подоконника и прошла к своей кровати. Очень медленно она села на неё, закинула ноги по-турецки и посмотрела на балдахинные занавески. Ей нельзя было опускать взгляд вниз, иначе есть шанс уснуть и пропустить появление нового такого же дня.
Она нахмурилась, размышляя над тем, как Том её провоцирует. По существу Гермиона и без него была уже неуравновешенной, раздражённой и даже агрессивной. На самом деле, Том был таким же человеком, как и Лаванда, или Джинни, или ещё кто-нибудь, кто попадались под руку, и на кого Гермиона вымещала свою злость. Это осознание привело в недоумение. Выходит, она сама виновата, что Том с ней так обошёлся? Если же Лаванда в ответ визжала, Джинни грубила, Кормак хмурился, то Том мучал, проявляя этим всю свою жестокость.
Гермиона почувствовала тошноту – из-за этого чертовского дня она была не собой. Нервы натянулись, как струны, и близился момент, когда одна из них со звоном лопнет, не сдержав такого напряжения, и тогда… А что тогда?
Она не знала, что делать. Попытка взять себя в руки тут же не увенчивалась успехом, стоило Гермионе подумать о том, что “сегодня” повторится и завтра, и послезавтра, и до бесконечности, пока… наверное, пока Том не решит, что она готова принять какие-то его условия на то, чтобы узнать, что с ней происходит. От этого злость на Тома заиграла сильнее прежнего. Сейчас она осознавала, что буквально зависит от него.
Ну, почему же нельзя быть нормальным человеком и просто сказать то, что от неё требуется?! Она никогда не простит ему то, что он сделал с ней сегодня. И если это игра, то после этого она ни за что не будет играть по его правилам. В конце концов, если выбирать, быть ли игрушкой в чужих руках или жертвой жестокого охотника, то, наверное, лучше второе. До последнего вздоха она готова бороться, даже если предстоит ещё раз пережить таких же двадцать адских минут своей жизни, как сегодня. Пускай это и вызывает яростную злость, которая делает её не тем, кто она есть, - ей всё равно. А, может быть, она такая и есть, просто сама этого не знала?
Может быть, и не знала.
Гермиона посмотрела в сторону, где должен лежать шарик Лаванды, и отметила про себя, что там до сих пор ничего нет. Время давно перевалило за два часа ночи, но спальня пустовала. Значит, вечеринка ещё не закончилась, а следующий день не наступил.
Она медленно уронила голову к груди и глубоко вздохнула. Ждать было слишком тяжело, глаза закрывались, и сил больше не оставалось.
Нос уловил знакомый запах свежести, напоминающий что-то из детства. Он был таким приятным и волшебным, хотелось вдыхать его ещё больше и сильнее. Покосившись на чёрный воротник чужой мантии, Гермиона дала себе слабину и на несколько мгновений прикрыла глаза, глубоко вдыхая знакомый аромат, пытаясь вспомнить, что ей напоминал этот запах. Он был нежным, холодным и свежим, как раннее летнее утро в деревне, где только-только появлялось на горизонте солнце из-за невысоких холмов, по кромке которых стояли цепью зелёные и густые деревья.
Влажная свежесть от росы. Далёкий шум листьев и трав от прохладного ветра. Царящий в саду запах лилий и клеверов.
Гермиона резко открыла глаза, вспомнив, откуда она знала этот запах. В детстве, когда ей было не больше семи лет, родители каждый год уезжали летом на месяц в далёкую деревушку, где жила папина тётя, которая не любила городскую суету, предпочитая жить в одиночестве и выращивать лекарственные цветы и растения. У неё был небольшой домик, возле которого был расположен огромный цветущий сад, благоухающий разными ароматами. Каждое утро Гермиона любила вставать раньше солнца, чтобы застать его появление и ощутить, как холодные оранжевые лучи будут добираться от низких травянистых холмов до неё, по итогу окрашивая кудрявые волосы в соломенный цвет, который тогда ей так сильно нравился. И каждый раз, пока она ждала занимающееся над горами солнце, бабушка заваривала душистый чай с ароматом бергамота, имевший невероятный вкус, благодаря которому ощущения от холодных лучей солнца, влажной травы и свежего воздуха только усиливались.
Это был запах бергамота.
Гермиона притянула к себе воротник с этим запахом и снова прикрыла глаза, пропадая в далёких воспоминаниях. Наверное, дни, проведённые у бабушки, были самыми прекрасными из всех лет её детства и отрочества. Там она ощутила всю красоту природы и окружающего мира. Красота была прохладной, пьянящей своей молодостью и свежестью. А в дни, когда солнце не могло пронзить своими лучами антрацитовое небо, которое темнело на глазах, предвещая дождь, эта красота становилась ещё более холодной, загадочной и свежей.
Самое прекрасное антрацитовое небо, имеющее такой же цвет, как глаза носителя этой мантии. Такое же леденящее и устрашающее своей величественностью. Такое же жестокое и невозмутимое. Такое же прекрасное и очаровательное…
Гермиона вздрогнула и резко открыла глаза. Она не сразу поняла, что голова лежит на подушке, а сама она укрыта тёплой мантией, натянутой до глаз. Тонкий запах бергамота по-прежнему щекотал нос, не давая оправиться ото сна, но через несколько мгновений Гермиона откинула от себя мантию, послужившей ей этой ночью одеялом, резко села на кровать и посмотрела на пол.
Стеклянный шарик уже был на месте.
Она пропустила этот момент! Уснула! Не увидела, как появляется этот идиотский шарик на полу!
Взгляд Гермионы упал на мантию, лежащую на кровати.
Чёртов запах, усыпивший в воспоминаниях! Чёртов Том со своей тёплой мантией!
Злость рекой обрушилась на неё. Ей показалось, что, что бы она ни делала, ей не подобраться к тайне повторяющегося дня ни на шаг. Не сдержав в себе яростно пылающее сознание, Гермиона подорвалась с кровати, подбежала к шарику, схватила его и со всей силы кинула в стену. Звон разбитого стекла заставил броситься в ванную комнату и закрыться там. Смесь испуга от содеянного в порыве бешенства и психованность заставили затаить дыхание, прислушиваясь к тому, что происходит в комнате. Она думала, что тем самым разбудила Лаванду или Парвати, но, просидев в тишине несколько минут, Гермиона поняла, что никого не разбудила. Она тут же встала, подошла к раковине, быстро умылась и вышла из комнатки, чтобы переодеться. В спешке надевая на себя первую попавшуюся одежду и обувая ботинки, Гермиона внимательно посмотрела на Лаванду, безмятежно спящую на своей кровати. Интересно, что с ней будет, когда та увидит разбитый подарок Рона? Увы, в этот раз, если Лаванда обвинит её в содеянном преступлении, она будет права, и ей останется только признать своё ужасное деяние.
Но Гермионе было плевать на это. Было плевать на этот шарик, потому что завтра он будет снова целым. Было плевать на обвинения Лаванды, потому что завтра они могут повториться, или же Гермиона просто убережёт подарок Рона от поломки, и Лаванда с ней не обмолвится и словом.
Она схватила мантию Тома, вышла в гостиную и увидела Джинни, которая пробудила в ней раздражение из-за своего недовольного взгляда. Замедлив шаг, Гермиона глубоко вздохнула, чтобы найти в себе остатки самообладания, и направилась к выходу, молясь, чтобы Джинни не заговорила с ней.
Какая глупая надежда! Она же знает, что Джинни заговорит с ней! Она даже знает, что та скажет ей!
— Гарри вчера сказал, что ты весь вечер провела в библиотеке.
— Ну, и что?
— Как что? — сильнее нахмурившись, спросила та, посмотрев на подругу. — Тебя не беспокоит сегодняшняя игра? Если ты не помнишь, то…
— Я помню, сегодня квиддич, — не скрывая раздражения, отозвалась Гермиона, проходя мимо Джинни.
— Это уже не заходит ни в какие ворота, Гермиона! Ты только и делаешь, что пропадаешь в своей библиотеке! — продолжала показывать недовольство та, следуя за ней.
— Послушай, Джинни, тебе не всё ли равно, где я провожу своё время? Меня не интересует эта дебильная игра, неужели не понятно?
Джинни широко раскрыла глаза и не сразу нашлась, что ответить.
— Ты хочешь сказать, что тебе плевать на то, победим мы сегодня или нет? — изумилась она.