Карты и лезвия

— Ыйангыр покрыл тебя серебром.

— Точно. Наверное. А потом однажды… Звеньк! И я увидела. И я услышала. По-настоящему, как когда-то умела. И я поняла, что есть. И был ты. И ты так смешно скакал среди накеров…

Марек прикрыл ладонью лицо.

— …Тыкал в них осколком меча. Больше не моим осколком.

— Чёрт. Я ударил им чуть не плашмя, когда он разбился. Я убил тебя, Лайка.

— Ха-ха, разве? По-моему, ты дал мне пожить. Я будто впервые ощутила воздух и свет. Впервые научилась дышать, ходить, говорить. Быть! И я пошла за тобой по какой-то старой привычке. На тепло рук, на вибрацию голоса. И я увидела женщину и вспомнила, что была женщиной, увидела эльфа и вспомнила, что была эльфом. Птицу — и вспомнила, что могла летать. Что носила перья в волосах. Я услышала музыку и запела песни, как когда-то умела. И я была голодна не по крови, а по музыке, по смеху и танцам…

— Ты целовала меня?

— Что? Уже забыл, дырявая голова?

— Нет, в руку. В рану. Там, когда ярчук её надкусил.

— А-а. Я просто… Не знаю. Ну, то есть да. Я на секунду подумала, может, я не умру всё-таки. Может, я смогу, как тогда, как двести последних лет лизнуть крови и…

— Ничего?

— Ничего. Даже вкуса не было. А когда-то он не просто был — был всем.

— Стань ты каким-то подобием вампира, возникла бы между нами проблемка.

— Отчего же?

— Ну, знаешь, вампир, ведьмак, всё-такое. Окончание дружбы. Вероятно, чья-то смерть. Вряд ли моя…

— Во-первых, ты же не убиваешь вампиров. А во вторых…

— Да. Понял. Аналогия неудачная. Давай о тебе.

— Извини. Когда я проснулась, не сразу поняла, что прошло двести лет. Что я помню эти двести лет странной памятью, будто кожей. Что я была с вами на каждом заказе… Исключая те пару дней, когда меня у Ыйангыра утащили тролли. И когда ты уронил меня в пропасть. И ту неделю, что я провела в спине барбегаза. И ещё тот день, когда ты продал меня, а потом выкрал обратно.

Марек закряхтел — это был смех.

— Может, не поздно выкрасть тебя ещё раз? В этот раз из Банульфрика.

Лайка захихикала беззвучно.

— Думаю, поэтому смерть моя и ускорилась. Думаю, они переплавили последние руны. Да и… укус ярчука, если честно, я как-то… почувствовала.

— А я мог не отдавать Ульфрикам меч.

— Всё в порядке. По ощущениям, мне оставалась пара недель. Двести лет на рационе из жизней не смогли удержать мою собственную даже на месяц. Ну, я тратила много сил, доставая… Да. Доставая из памяти гусли и перья, длинные волосы… Знаешь, я уверена, что они были длинными, — Лайка провела пальцами по небрежно, полосами стриженным волосам. — Может, это тот чародей с Варьяном обрезали их, пока возились… Не важно! Было приятно вспоминать волосы, смех, песни мятежников. Наверное, это были песни моих друзей, которых я давно не помню, потому что не они таскали меня за собой после смерти, не о них я слушала сказки вечерами у костра.

— Могла бы не сокращать свои дни, раз так. Хотя, соглашусь, без косметики даже я бы тебя испугался.

Из порезанных губ снова вырвались мотыльки смеха. Эльфийка сжала кулачок. Воздух им не расчертила, провалилась в ведьмачью грудь.

— Я рада, что… Что рискнула. Что тратила силы на жизнь. Что играла на гуслях и пела, что каталась на лошади и в телеге. А потом на снегоступах и лыжах! Да я за жизнь… За прошлую, до смерти жизнь, наверное, столько всего не пробовала!

— В следующий раз советую попробовать бочку. Увлекательный транспорт.

— Обязательно! — смех Лайки почти исчез. Теперь он похож был на дрожь свечи. — Жаль, мы не покатались на ярчуке.

— Кажется, ты совсем ему не понравилась.

— Точно. И всё же так здорово: я увидела настоящего ярчука. И Махакам! И даже изнутри, и даже познакомилась с кучей чудесных нелюдей. А ещё, кто может похвастаться сексом после смерти, а?

— Не, ну я парочку с ходу могу назвать.

— Сделаю вид, что не помню, о чём ты, ха-ха! Я рада, что у меня были лишние дни пожить. Не думаю, что хотела умереть там, под кругом Аэлирэнн. То есть… Наверняка та Лайка хотела, иначе бы не пошла умирать. Но мне, её осколочку, жить нравится больше.

— Понимаю.

— Знаешь, мне даже не жаль, что я мало чего помню о той Лайке.

— Она явно была чародейкой, раз обладала полиморфией. Может, встреться нам по дороге какой-нибудь маг, ты бы поняла больше.

— Скорее всего. Я ведь и про мятеж вспомнила только после рассказа Торби о Белках, и о том, что Йеммельзунг Эльста была моей, только взяв её сестру в руки. Но знаешь что, мне плевать. Мне понравилось быть пустым бардом без взгляда и цели. Ты, Марек ведьмин, подарил мне славные дни. Думаю, я тебя люблю.

— Думаю, ты ничего.

— Надеюсь, когда ты будешь умирать, рядом тоже будет кто-то, кто будет тебя любить.

— Я другое сказал… А, хрен с тобой. Было бы неплохо.

— Куда пойдёшь без меня, Марек ведьмин?

Лайка звучала как отдалённый огонёк. Яр слышал её, только будучи ведьмаком.

— Туда же, куда и с тобой — куда-то. Хотя нет, есть у меня один план. Загляну в Юхерн Бан. А то что-то думаю много о нём последнее время.

— Здорово. Хотя не знаю, не помню, какого́ там. Там я мало проливала крови, наверное. Но ты это славно придумал, навестить Школу. Думаю, там хорошо.

— Надеюсь, там, куда ты идешь, тоже неплохо.

— Сложно будет тому месту обойти это, — Эльфийка подняла руки к небу. К чистому небу с щедрой россыпью звёздной пыли. — Какие же красивые в Махакаме звёзды.

— Совсем не такие, как под горой.

— То-очно… Марек ведьмин?

— А?

— Ты забыл про второй вопрос.

— Не забыл.

— Тогда задавай, а то счёт мой пошёл на секунды. А мне ведь наверняка есть, что тебе сказать. О тех же твоих…

Лайка не затихла. Она всё говорила, только звук её исчез. Марек уставился на губы.

— Тихо, — сказал он, но она, кажется, тоже его больше не слышала.

Повернулась, только закончив мысль.

— Пускай прошлое остаётся в прошлом. Забирай их секреты в могилу.

Она что-то сказала и засмеялась, но ведьмак больше не мог читать по лицу. Он улыбнулся в ответ.

— Пока, Лайка, — пробормотал, когда на месте красных угольков вспыхнули на мгновение карие, когда эльфийка обернулась к нему, поймав осознание последней секунды. — Попутного тебе ветра.

И искры потухли. Исчезли безо всякого всплеска магии или растворения в воздухе. Ушли к остальным, на махакамское небо. Ведьмак моргнул и остался один.

Звёзды в Махакаме были хороши. И всё-таки они были те же. Только купол немного мешал читать созвездия.

Марек опустил в его сторону голову и уткнулся взглядом в глаза. Совсем крошечные чёрные пуговки где-то внизу. Это серо-бурый крольчонок сидел под мягким светом, отвлёкся на движение ведьмака от лакомства молодыми побегами. Изо лба его торчали два рожка-вилочки.

Кролень хлопнул на незнакомца глазами и ускакал в темноту.

========== Глава 16 - Новое утро, если это утро ==========

Гоза прокрался в Сад, полагая, что действует бесшумно. Замер за полосатым фиалковым силуэтом, который шуршал по холсту кистью. Перед художником стоял, замахнувшись веником, ведьмак. Ему-то Гоза и начал сигнализировать.

— Ху-ху! — громко поздоровался Марек.

Художник обернулся на замершего в странной позе низушка.

— Х-ху-ха, Чезаре. Привет, Марек. Э… Пора, ведьмак, — Гоза на всякий случай попятился. — Прямо пора-пора.

Чезаре выдержал паузу — и махнул рукой. Марек с Гозой расслабились. Перед уходом Яр заглянул на холст. Сразу видно: ведьмак. Без веника и гипса, зато с мечом и знаком. Даже силуэт инсектоида обозначен, но ещё не прорисован. Натурщик с художником пожали руки точно также, как провели последний час — молча. Утро, если это было оно, всё было тихим.

Низушек вёл ведьмака по коридорам, а из-за углов то и дело к ним выглядывали нелюди, прощались. Почти все хотели Мареку что-то вручить, чаще с просьбой передать сейдхе, но Гоза всеми силами отбивался.

— Нельзя выносить ничего из Махакама! — ругался он, выхватывая очередное барахло из рук Яра.