Страница 41 из 52
— А что нужно делать, чтобы попасть в Галерею?.. Если ты ничего умеешь…
— Помнить, что всему можно научиться, Коген. А так, хотеть достаточно. И даже не все здесь что-то умеют. Вот Борта, например, ничего не умеет, да и старовата уже что-то уметь, ха-ха, но она тоже часть нашего, так сказать, клана, помогает с перевозками. Или я, например, умею только на скрипке играть, но занимаюсь всякими техническими вопросами и коммуникацией между отделами…
Группа прошла мимо бредущего в их сторону кота, который не упустил шанса обменяться с ведьмаком недовольным шипением.
— …А вообще, кто-то постоянно ищет себе учеников. Последний раз я слышал это от пейзажиста Станковиче и резчика Сола. Да и Кукуй, главе отдела Таксидермии и единственному его члену, становится одиноко, как мне кажется. Галерея всё растёт и, думаю, лет через сто сюда стекутся все умельцы Махакама. Уго, вот, ездил в Карбон договориться принять под крыло мастерскую ковроткачества Вегеров, что из Бабьего Дола. А то Кельтуллис их пожгла, пока тебя не было. Кто знает, какое ещё искусство захочет войти в Галерею.
— Пошлите мне голубя, когда начнёте брать мастеров резьбы по коже.
— Понравилось в Галерее, ведьмак?
— Как тут не понравиться. Холодно, конечно, но…
Марек зевнул и не продолжил. Отхлебнул самого вкусного в его жизни эля. Рука со спиной с каждым глотком будто всё меньше болели, да и изнутри становилось теплее. Не считая кухни, Галерея оказалась довольно холодным местом. Не знай ведьмак, что на улице лежит снег, сказал бы, что внутри холоднее, чем снаружи. Даже Коген отметил прохладу, но Гоза заверил, что они не топят только одну неделю в несколько месяцев — для экономии и чистки труб.
Марек не видел ещё ни одного камина, но периодически замечал те самые трубы — толщиной с два-четыре краснолюдских кулака, они тянулись вдоль стен и наполовину в них утопали.
Из-за поворота на троицу вышел новый кот. Рявкнул с перепугу на ведьмака и удрал. Следующий только подозрительно следил, на всякий случай приподнявшись.
— Так, чувствую скопление пушистых… Кажется, Чезаре пошёл в Сад.
— Нет, — скрипнул Марек. — Мы разминулись с ним два поворота назад.
— Откуда знаешь?
— От него всё ещё пахнет той вкусной штукой. Разрыхлителем?
— Разбавителем. Это чтобы краски были мягче. Вот это нюх!
Послышался смех, и вместо очередного кота, за новым поворотом на группу наткнулась компания нелюдей.
— Ой!
— А!
— Ху!
Не успели все отздороваться, гости были окружены. Вернее, один гость: Гозу и Когена чумазые нелюди проигнорировали, столпившись вокруг ведьмака.
— Да ты ещё красивше, чем на портретах!
— А фактурный какой!
— Ну-ка, поверни мордаху.
Марек повернул, сбитый с толку.
— Вах, как у тебя здорово кожа натягивается…
— Да, улыбнись ещё!
— Наклонись!
Краснолюды и низушки рассматривали ведьмака с глазами, полными восторга и опасливого любопытства. Так Яра ещё никогда не изучали. Только парочка нелюдей осталась в стороне смущённая, но даже они поглядывали не без интереса.
— Так, нет! — скомандовал Гоза, заметив, как чьи-то руки потянулись к альбому. — Мы вообще-то Лайку проведать!
— Мы это чудо не отпустим, пока не нарисуем!..
— И вообще, когда ещё такой красавец к нам наведается!
— А… э… Извините, ребята, я обещан скульпторам.
— И Кукуй!
— Нет, вот ей ещё не обещан, слава Лебеде.
Марек закряхтел тем, что у него называлось смехом, но затих, поняв, что все вокруг замерли, жадно изучая каждое его движение.
— Я сейчас умру, как красиво, — прошептал кто-то в кучке.
— А по-моему кошмар. Но я это точно рисую.
— Чур я первый с три-четверти!
— Нет! — Гоза втиснулся между нелюдьми и смущённым ведьмаком. — В очередь! Вон, эльфийку вы первые рисовали, значит ведьмака потерпите!
И правда, с разложенных по полу холстов и обрывков пергамента, из альбомов и записных книжек смотрело множество эльфиек. Эльфийки углём и графитом, эльфийки соусом и темперой, эльфийки сидящие, лежащие и стоящие. В сарафане, в штанах, драпировках, в листве и совсем голые. И всё это была одна эльфийка с красными, где у автора был цвет, глазами и пёрышками в волосах.
— Ой! Мне такое смотреть нельзя!
Сказал Коген и смотреть не перестал. Ведьмак отчего-то очень обрадовался куче маленьких Лайк и снова засмеялся, вызывая в толпе вздохи восхищения и беззлобного ужаса. Гоза начал толкаться, расчищая ведьмаку проход.
— Так! Вечером приходите в скульпт. отдел, там будет вам натурщик! А сейчас ха-шу, шу-у!
Толпа нехотя пропустила группу вперёд, к маленькой дверке.
— Как вы уже могли догадаться, эти бешеные — отдел Искусств вперемешку с отделом Легенд. В Махакаме всего тринадцать сейдхе, а ведьмаков отродясь не было, вот все и перевозбудились…
Идти, чтобы ни на что и ни на кого не наступить, было сложно. Отдел Искусств устроил в коридоре целый лагерь, равномерно распределив по полу все свои принадлежности: мольберты, табуретки, палитры, тюбики, тубусы и Мелитэле знает что ещё.
— Ещё бы тут не перевозбудиться, — хмыкнул Марек, встретившись взглядом с нарисованной в откровенной позе эльфийкой. — Вам бы такие вот карточки, да в гвинт.
— Хе-хе. Не поверишь, ведьмак, но мы раздумываем над этим. Для другой игры только.
Следующей комнаткой отказался крошечный предбанник, заставленный садовыми инструментами. Напротив светилась стеклянная дверь с железными перегородками.
— Что-то даже мне жарко стало.
— Ха-ха, это от Сада.
Сад встретил гостей ослепляющим светом. Дыхнул на них теплом, влагой и сладким ароматом цветения. Неожиданно, настало лето, и даже не северное — нильфгаардское, если не зерриканское.
Где-то там, в зелени и ярких цветочных пятен, виднелись косматые затылки занятых нелюдей. Они болтали, смеялись и шуршали бумагой. Гоза как можно тише закрыл дверь.
— ХУ-ХА! — крикнул ведьмак.
— Да блин!
— Ху-ха-ха! — донеслось из зелени десятком голосов. Один из них был тихий и тоненький — эльфийский.
Никто не оторвался от планшетов и мольбертов — только сидящие в стороне и без дела повернулись к гостям, тут же засияв спектром эмоций от восхищения до пугливого трепета, снова — без всякого отвращения. Кто-то даже остался невпечатлённым.
В центре шуршащего бумагой хоровода нелюдей, на бортике крохотного фонтанчика стояла эльфийка. Первым бросались в глаза её волосы: неожиданно коротко, до плеч, небрежно остриженные. Только потом, как ни странно, внимание обращалось на то, что стояла Лайка голая, с лейкой на плече.
Коген вытаращился, сменил за мгновение цвет лица, и тут же отвернулся. Марек прыснул. Он припоминал, что Коген, вообще-то, уже видел голую Лайку, впрочем, также отводил глаза. Что-то плохо его зерриканки научили…
— Ведьмин! Когенчик! Гоза! — радостно выкрикнула Лайка, чуть не выронив свой артефакт.
На этот раз художникам пришлось отвлечься и обернуться. Ближайший к Мареку низушек вздрогнул и съехал со стула, не издав ни писка.
— Так, нет, все сидим и не двигаемся! — скомандовал Гоза. — Мы поздороваться зашли. Новую жертву словите вечером.
— А жертву, кстати, Кукуй искала! — отозвалась краснолюдка из рисующих. Лайка на её холсте стояла нарисованная цветными мелками.
— Знаем! Она тут?
— Не, к себе умотала, — на планшете этого низушка Лайка была угольной.
— О. Придётся снова наведаться в трупошную. Экскурсанты, — Гоза сделал паузу, смакуя редкое слово, — за мной.
— Стой, — подал голос Коген, — я хочу погулять по саду, можно?.. Тут так красиво.
Гоза мягко улыбнулся.
— Можно. Хотя я могу оставить тебя тут, а сам провожу ведьмака.
— Я могу дойти сам, если скажешь дорогу.
— Заплутаешь же.
— Ведьмаки — лучшие следопыты. Думаешь, дорогу не запомню?
— Хм… ну… Чезаре ты, судя по всему, лучше нашего обойдёшь, если что… ладно.
— Кстати, о чертях. Йольт? — позвал краснолюд, держащий на коленях Лайку маслом.