Карты и лезвия

Экскурсанты последовали за Гозой. Коген боком, потому что поворачиваться спиной к трупу ему не хотелось.

— Вот первая печатная мастерская, — объявил Гоза, махнув рукой в темноту. Металлический блеск приветственно сверкнул гостям из глубины комнаты. — В качестве освещения тут только жиоды*, потому что некоторая краска для печати не любит огонь, пока не засохнет. Пойдёмте сначала к чёрной камере.

Глаза ведьмака быстро выцепили в нагромождении железа в глубине комнаты какой-то механизм, но Гоза повёл группу в сторону, за перегородку. В темноте тускло, впитывая свет огня, начали загораться кристаллы в стеклянных коробах.

— Так вот как эти штуки называются. Жиоды.

— А как же ещё. Стой, дай угадаю, в Северных их нет?

— Угадал. Есть похожие эльфские камни, но светятся они от магии. От этих я её не слышу.

— Потому что магии в них нет. Только химия. Немного науки и природная флуоресценция. Что поделать, краснолюды оказались не склонны к чародейству. Хм, а ведьмаки ведь тоже не могут колдовать?

— Нет. Хотя ходят слухи о ведьмаках-Грифонах, стреляющих молниями из пальцев. Впрочем, если байки эти такие же, как о других Школах, грош им цена.

— Но я же видел, как ты колдовал, — возразил Коген.

— Это была не магия, Ког, просто знаки. Их кто угодно может класть, даже краснолюды. Наверное.

— Ух ты! Правда?

Гоза неуверенно пожал плечами.

— Краснолюды пошли по пути менее абстрактных наук. И благодаря им у нас есть это.

Низушек стянул на пол тканевый чехол, скрывавший деревянную коробочку на ножках. Рёбра её были длиной в человеческий локоть, а с одной грани на пустое пространство впереди, на стену направлены цилиндры, выходящие один из другого. В остальном кубик не походил на сколько-либо сложный механизм.

— Камера-дюнкеля. Для проекции и уменьшения картин.

Гоза выхватил у Когена лампу и отставил вместе со своей в отдалении. Подальше отогнал ведьмака и огляделся.

— Коген, встань сюда. Да, а теперь загляни вот туда.

Коген послушно встал, куда было сказано, и заглянул в дырочку-линзу на деревянном боку коробки. Низушек тем временем снял с цепочки одну из горящих жиодом банок и поставил под устройство.

— Ой! — отозвался краснолюд.

— Рано, Коген.

— Чего там? — поинтересовался Марек, расчищая себе место на ближайшем верстаке, чтобы присесть.

— Просто светло стало!

Гоза не замечал, что ведьмак хозяйничает, — он подтаскивал к камере холст, размером с него самого. Вставил картину на специальные желобки в ножках конструкции, между кристаллом и камерой. Повернул утопленный в нижнем боку крантик.

— А! — весело среагировал Коген. — Вижу! Ой! Людобабу в снегу вижу!

— Радуйся, Коген. Ты вот её пропустил на дректаге, а всё-равно увидел одним из первых, хе-хе.

— Что-о-о! Это та самая Мэва?!

— Она.

— Я тоже хочу посмотреть…

— Ха-ха, смотри, ведьмак.

Гоза снял с самого длинного на камере цилиндра чехол. Людобаба в снегу появилась на стене. Правда, перевёрнутая.

— Ой, исчезла, — Коген отпрянул от линзы. — Ой, она на стене!

Коген с Мареком синхронно повернули головы, чтобы изображение было хотя бы на боку. Гоза тем временем крутил цилиндры, делая картинку то чётче, то расплывчатей. Когда результат его устроил, и он уставился на людобабу вместе со всеми.

— А почему она вверх ногами?

— А, ой. Ну да.

Гоза принёс с ближайшего верстака новый чехол, только прозрачный, и надел на цилиндр. Мэва перевернулась. Теперь она скользила по снежному склону, не противясь законам физики — вниз.

— Вах!

— Да. А вот так мы её уменьшаем.

Гоза покрутил другой цилиндр — картинка становилась то меньше, то больше, то теряла, то ловила чёткость под регулировкой низушка. Наконец, он уменьшил её до знакомого всем присутствующим формата, чтобы картина помещалась в ладонь.

— Можете подойти.

Гостей приглашать было не надо. Марек помахал перед стеной рукой и замер.

— Смотри, Ког, у меня королева на ладошке.

— А-а! Прелесть! Тоже хочу королеву на ладошке!

И Коген «посадил» Мэву на руку.

— Смотри, а так я будто её за плащ держу.

Марек «ущипнул» Мэву за шиворот.

— Не урони!

— Ха-ха, вам что, по тридцать? — Гоза захихикал, но для порядку почесал королеву за крошечным ушком. — Ладно, ладно, художники над ними тоже издеваются. Так мы уменьшаем картины, чтобы их обвести. Вообще, наши братья пытаются механизировать этот процесс, но пока художникам приходится обводить всё вручную. Эх, а было бы здорово кнопку нажать и получить такую маленькую картинку, да? Чик, и в карман.

— Погоди… Художники что, такую штуку на стене обводят тысячу раз, чтобы она стала карточкой?

— Нет, ты что! Всего пять раз обводят. Сначала по краю, в нашем случае Мэвы, глаза там с губами тоже. В общем, как будто углём по силуэту проходятся. Без теней и рефлексов. А что я рассказываю, они тут где-то должны быть.

Гоза отошёл за ширму и зашуршал бумагами, оставив гостей наедине с крошечной Мэвой.

— Нет! Не делай этого, ведьмарик! — шептал Коген, когда низушек возвращался.

Марек нависал над королевой с заготовленным щелбаном. Щелбан такого размера обещал быть для маленькой королевы смертельным, не будь она бессмертной проекцией.

— Не смей! Это измена! А ты станешь убийцей королев!

Марек захрипел коварным шёпотом и выдал картинке щелбан.

— Не-е-ет! Покойся с миром, Белая Королевка.

— Никогда не надоест, — Гоза хихикнул, подходя к ним с бумагами. — Смотрите. Сначала они обводят вот так.

Он приложил к стене полупрозрачный тонкий лист бумаги. Проекция оказалась уменьшена на четверть вершка сильнее нужного, и обведённая на бумаге Мэва накладывалась не гладко, но суть была понятна. Гоза убрал лист и наложил следующий. На нем королева угадывалась уже с трудом, частично залитая чёрной краской. Снег тоже почему-то был закрашен чёрным.

— Это вторая обводка. Тут как бы свет обозначен.

— Если свет, почему нарисовано чёрным?

— Просто… так… Ну, во первых, белая краска дороже. Во вторых, калька у нас светлая, а художникам нужно видеть. Это просто… Просто обозначение. Оно не должно быть светлым.

Гоза наложил новый лист. На нём чёрные пятна стояли на небе, на самой королеве и её плаще, только бледнее, а также мазками под её ногами.

— Это всё, что на картине должно быть голубым.

Марек потянул руку Гозы вниз, опуская бумагу и открывая проекцию.

— Тушка у неё не голубая.

— Да, потому что кроме голубого в неё есть еще жёлтый и пурпурный, а ещё свет и обводка. Вот.

Низушек приложил следующий листик. На нём чернота накрывала горы и лицо Мэвы, подчёркивала перчатки, сапоги и ремни, а на одежде лежала бледным слоем.

— Вот это жёлтый. А это пурпурный.

Следующая картинка в своём большинстве обрисовывала тело королевы и окружение, но также как и остальные, залезала на все элементы изображения.

— Из этих пяти слоёв, обозначающих границы, свет и три цвета, художники делают отпечатки и устанавливают их на машине. Пошли теперь к ней.

— Ты понимаешь? — шепнул Коген Мареку.

— Не-а.

— Цыц, сейчас объясню.

Жиоды в соседнем отделении светили уже заметно ярче, но всё ещё тускло. Несмотря на это, глазам низушка с краснолюдом, уже была видна железная конструкция в центре комнаты. Механизм проглядывал в нагромождении балок, шестерней и валов не сразу.

Марек снова накренил голову, пытаясь увидеть закономерности. Чем-то устройство походило на карету — оно было почти такого же размера и тоже с «колёсами», правда в воздухе. Коген следовал за Гозой по пятам и светился ярче, чем за весь день, чем кристаллы вокруг. Перед ним открывались величайшие и важнейшие тайны жизни. Гвинта.

— Так, что у них тут, — пробормотал Гоза.

Низушек вытащил с плоской части машины холст жёсткого пергамента, оглядел и отложил на ближайший стол. Подтянулся на руках повыше и заглянул на один из двух валиков, установленных на самом верху, не считая арок, механизма.