Карты и лезвия

— Ну, теперь проход в отдел Искусств свободен. Пойдём.

Гоза зашагал к высокой деревянной двери. Самой обычной, без резьбы или вереницы узоров. Только разноцветные отпечатки ладоней и пяток по всей её площади намекали о том, куда дверь ведёт.

— О, тот самый запах? — поинтересовался ведьмак.

Гоза с Когеном принюхались.

— Я не слышу. Но если коты собрались под дверью, наверняка им пропахла вся студия, — Гоза взялся за ручку. — Так, заранее: между мольбертами ходите аккуратно и рисунки с палитрами не трогайте. И под ноги смотрите, там обычно полный бедлам.

Марек с Когеном кивнули, и Гоза толкнул дверь. Против обыкновения пустил их вперёд.

Широкий хорошо освещённый зал оказался почти пустым. Его каменный пол накрывал ковёр старых разноцветных клякс, но обещанный бедлам гостей совсем не встретил. Только одинокий мольберт стоял в центре, скрывая собой художника. Из-за него виднелась лишь пара колёс, будто от железной телеги, и серая борода: она лежала, аккуратно завёрнутая спиралью.

Гоза обернулся, закрыв дверь, и панически крякнул. Улыбка во все щёки мгновенно сменилась гримасой ужаса.

— Ай. Ай. Ай… Вот дурак… — зашептал он тихо, как только мог. — Не подумал… Ой дурак… Так, уходим, уходим…

— Гоза, — вдруг пронёсся по залу голос.

— Ай. Да?

— Что вы устроили за дверью? — это был голос холодный, пронизанный старческой хрипотцой.

— Мы… мы прогнали котов… Они… Опять собрались на запах. Мы не знали, что ты тут… И-извини, уже уходим.

— Вы только пришли.

— Да мы случайно вообще…

— Тихо. Я мешаю твоей экскурсии, Гоза?

— Что… Какой экскурсии?..

— Врём.

— Да… Извини.

— Идите, куда шли.

— А где?..

— В Саду.

— Хорошо! Так, э… Марек, Коген, мы в Сад.

Гоза начал оттеснять гостей обратно ко входу.

— Гоза.

— А?..

— Ты разве не хотел показать гостям печать?

— Хотел…

— Ну так вперёд.

— Ладно!..

Низушек смерил ведьмака с краснолюдом несчастным взглядом и указал идти следом. Они направились через весь зал, придерживаясь стены, — Гоза как можно дальше обходил художника.

Проходя мимо него, Яр повернулся и встретился насмешливым взглядом с надменным. Стоило им сцепиться, в мутно-голубых глазах на старческом лице мелькнула искра. Похожей Марек стрелял на свежие трупы, только с большей жадностью. На мольберте за художником, на большом холсте раскинуло ветви цветущее дерево.

— Что это было? — через смешок поинтересовался Марек, когда за ним закрылась дверь.

— Чезаре, — вздохнул Гоза. — Какой же я дурак, кошки же собрались… Ух.

Марек прыснул.

— Я думал, что вся галерея будет в студии, но вот. Они ушли зачем-то в Сад…

— А почему Чезаре не ушёл? — спросил Коген.

— Он не любит шум и толкучку. Наверное, решил воспользоваться тишиной, чтобы пописáть спокойно. Хотя у него есть кабинет, и пишет он обычно там.

— Видимо, хотел поздороваться с гостями.

— Ой, ведьмак, не смейся! Нам повезло, кажется, у него хорошее настроение. Уф! в любом случае, мы тут. В отделе Искусств, которым заведует староста Чезаре. Прошлый зал, студия, предназначен для рисования. Маслом, в основном. Обычно там по углам полно мольбертов и табуретов, но сейчас их все растащили. А вот эта комната — для производства красок.

Гости огляделись: большое помещение с низким потолком (Яр задевал его волосами) было похоже на алхимическую лабораторию. Пахло соответствующе, и дурманящий голову ведьмака запах из студии был быстро вытеснен кислым и горьким химическими душками. К стенам прижимались плотно заставленные шкафы. Полки угрожающе прогибались под богатым ассортиментом: фиалами жидкостей, кубками сыпучих материалов, драгоценными камнями, коробками палочек, кораллов и стекляшек, сухоцветами и семенами в глубоких тарелках… Чем только, явно структурированным, не ломились стеллажи.

— О, Кукуй что ли оставила? — Марек указал на верстак посреди комнаты.

На нём вытянулась иссохшая мумия, человека, судя по размеру. Руки́ и нескольких пальцев на другой у неё не было, зато одну фалангу ведьмак заметил на соседнем столе в окружении инструментов: скальпелей, щипцов, луп и ступок с пестиками. Коген отшатнулся, осознав, что перед ним лежит.

— Ох, нет. Это мумия с Синих Гор. Сколько мы не ругаемся с Чезаре, он продолжает доставать колькотар из мумий. Ему будто невдомёк, что ученики уже научились получать аналогичный оттенок на основе купороса. Но нет, — Гоза перешёл на шёпот, — он продолжает перемалывать историю, блин. Ну, хотя бы человеческой расы, кхм. Иногда я понять не могу, как он может после такого ратовать за сохранение прошлого. Хотя да, ему всегда интересней буквы с картинками, чем реальные артефакты…

Гоза оседлал волну недовольных ворчаний, но Коген смог остановить её, вклинившись с очередным вопросом:

— А Чезаре там новую карту рисует?

— Что? А, нет, это вроде даже не заказ, это он для себя.

Гоза вдруг вспомнил, что они на экскурсии, и полез впопыхах проверить что-то в бумажках-подсказках.

— Так, где я остановился… Да! В общем, старосты выбирают легенду и её Героя для будущей карты. И Чезаре либо сразу делает набросок, либо даёт это задание всему отделу Искусств. Обычно он просит по три-пять вариантов от каждого художника, так что эскизы к одной картине могут исчисляться десятками. Чезаре отбирает их, — Гоза снова понизил голос и заворчал, — якобы прислушиваясь к голосам отдела, но на самом деле не особо. Кхм. Выбирает самый удачный набросок и доводит до ума. Иногда просит сделать несколько цветовых схем для будущей картины. Ну, в смысле грубо цвет со светом разбросать по композиции. Работы, в общем, много, и каждая картина проходит большой путь от идеи к финальной форме.

— То есть, Чезаре вообще не рисует карты к Гвинту?

— Технически нет. Он карт уже лет сто не пишет, только наброски к ним. Чезаре управляет процессом и наносит финальные штрихи. Картины к Гвинту пишут младшие художники. Иногда в одиночку, но чаще всего вдвоём-втроём. Оригиналы мы вешаем по всей Галерее, наверняка видели. А ещё можем дарить Героям, если они из Махакама. У Брувер Гоога, вот, висит в Карбон наша работа, хи-хи… Но в производственной всегда можно найти свежую картину, с которой идёт печать, так что я вам её покажу… Ведьмак!

Яр от неожиданности чуть не выронил здоровенный осколок пыльно-бордового камня, который подкидывал в руке.

— Мне что, в каждой комнате говорить ничего не трогать?

— Это же киноварь? — вместо того, чтобы положить самоцвет на место, спросил Марек.

— Верно.

— И из него делают краску? Из всего этого? — Яр махнул на ряд полок, заставленных драгоценными и не очень камнями.

— Именно. Из камней можно получить очень насыщенные, глубокие, а главное долговечные оттенки.

Низушек подошел к ведьмаку и вытащил из руки киноварь. Положил на место, а сам потянул на себя ручку закрытого ящика ближе к полу и закопался в нём, чуть не ныряя.

— Вот, например.

Гоза вытащил толстый тюбик. Открутил деревянную крышку с синей меткой и ткнул на тыльную сторону ладони. Синее пятнышко появилось у него на руке, ударило в нос ведьмаку резким маслянистым запахом.

— Это вот краска из азурита.

Марек поднёс к ладони низушка друзу синего камня, которую непонятно когда успел взять.

— Похоже.

— Ага, — Гоза тут же конфисковал у ведьмака самоцвет и вернул на полку к остальным. — Конечно, недостаточно растолочь камень, чтобы получить «его» цвет. Это сложный химический процесс, в котором можно влиять на конечный оттенок, совсем отдалив его от цвета оригинала. В этом деле, как и во всех других, полно нюансов, которых, признаться, я не очень понимаю, поэтому в подробностях не опишу. Но, думаю, вам оно и не надо. А если надо — спросите у художников в Саду.

Гоза вытер руку влажным полотенцем — в комнате они валялись и развешаны были повсюду.

— В этой мастерской художники делают всю краску, которой потом пишут. А пишут они либо в той студии, — махнул в сторону двери, — либо в похожих, куда мы не пойдём. Да, в общем-то, везде, где захотят. И где можно. И после того, как картина будет написана, а Чезаре внесёт все правки, она отправляется в печать. Пошли, тестовый станок как раз в соседней комнате.