Карты и лезвия

— А?

— Ты не разбалтывай ничего, когда, ну, вернёшься к себе. В Северные. Ладно? Впрочем, не то чтобы тебе кто-то поверит.

— Коты умеют хранить секреты.

Марек было положил ладонь на грудь, как видел, делают рыцари. И, к его забытой досаде, ничего не кольнуло пальцы.

— Хорошо. И если мы… Каким-то волшебным образом наткнёмся на Чезаре… В общем, никакой экскурсии, вы просто потерялись, а я вас нашёл, поняли?

— Да!

Марек кивнул.

— Лайку не ждём?

— Лайка занята. Так-так, — Гоза заглянул в карточки и сразу отправил одну в конец. — Начнём с начала… Пойдёмте. Только свет потушите, кто вообще зажёг так много огня? Скульпт. отдел небось? Вот же… Гаси, гаси…

«Начало» находилось в самой глубине Галереи. Гоза расщедрился на стеклянные фонари с белым огнём для каждого из гостей, и сам шёл с таким же. Ведьмаку, который уже видел такую лампу вчера, но не особо припомнил, устройства эти напоминали больше винные бутылки, только на дне их переливалось не спиртное, а прозрачная жидкость с ярким запахом. Запахом алхимии и глубоких болот. Ведьмаку нравилось, как мягко тяжелеет в затылке от душка газа, и он с удовольствием забил им нос, чтобы слышать поменьше надушенного Гозу. Как он только вчера не задохнулся рядом с таким благоухающим низушком? Совсем было не до этого.

— Итак! Марек, Коген! Так, нет, не итак, ой. Для начала правила нахождения в Галерее! — Гоза понизил голос до гнусавости. — Которые я должен был озвучить вчера прежде, чем пустить вас с порога, но… Сделаем вид, что сейчас вчера, понятно? — хлопнул в ладоши и снова заговорил громко и чётко. — Да. Значит так. В доме искусства нельзя: ходить с жирными руками, кричать в комнате и в комнатах по периметру, где находится Чезаре, спорить без аргументов. Напоминаю, что чувства и ощущения в Галерее — аргумент. Нельзя оставлять двери и окна открытыми, дуть и прыскать чем-либо на огонь, а ещё пи́сать в него или в горшки…

— Упс…

Гоза внимания на это не обратил, продолжая чеканить заученный свод правил. Ещё не начавшаяся экскурсия шла будто абсолютно хаотично по коридорам, один похожий на другой. Нелюди то сворачивали, то опускались и поднимались по коротким лестницам с пандусами. Марек перестал понимать, с какой стороны они пришли.

— …Нельзя впускать кошек в производственные комнаты и сад. Нельзя не давать помощи или совета, когда просят. Нельзя брать банки за крышку, нельзя оставлять кисточки в…

Коген начинал нервничать, потому что снова не успевал вертеть головой на картины и скульптуры вдоль стен — так торопился Гоза.

— …перечить хозяину или хозяевам цеха. И наконец, нельзя забывать, что закон здесь — Уго, Чезаре и Ладай. Всё ясно?

— Да!

— Значит, в сад меня не пустят? — ведьмак зевнул.

— Почему не пустят?.. Пустят.

Гоза вдруг остановился в тупике перед широкой стеной деревянных досочек. Взялся за висящую кисточку.

— А с кем я буду говорить о своей карточке?

— С Уго. Он староста отдела Легенд. Но об этом попозже, не сбивай с мысли!

Коген потянул ведьмака за рукав, чтобы тот наклонился, и прошептал:

— Уго сейчас в Горе Карбон, но он должен скоро вернуться.

— Тихо, Коген!

— Всё-всё!

— Итак! Известно ли вам, хотя тебе, Коген, я знаю — известно, так что вопрос скорее к ведьмаку. Известно ли тебе, ведьмак, о первых картах?

Гоза дёрнул верёвку, и деревяшки с клёкотом задвигались, начали группироваться и разъезжаться, открывая полотно, которое прятали. На каменной стене, под тонким слоем стекла, висели десятки маленьких картин на уровне глаз «низких» рас. Ведьмак присел на корточки.

— О, эти знаю. В них до сих пор играют. Но выглядят они по-другому.

— Полагаю, на них нарисованы люди?

— Да.

Со старых, полустёртых дожелта карт на зрителей смотрели тонкие вытянутые фигуры с заострёнными ушами — эльфы.

— Но в остальном они очень похожи.

Также, как в картах людей, на этих различались четыре масти, а портреты эльфов по пояс сплетались со своими отражениями. Вот ряд «Королей», вот «Княгинь», а вот «Слуг». А остальные карты — просто рисунки с цифрами.

— Конечно, даже у людей бывает совесть оставить классику в покое. Кхм. О чём это я. Перед вами первые в истории этого мира эльфийские карты Айн Ундод. Четыре масти: жёлуди, бубенцы, сердца и листья, всего пятьдесят шесть карт.

Ведьмак заметил, что среди «Королей» пустует одна рамка, такие же рамы без карт висели плотными рядами над колодой.

— Пятьдесят пять.

— Да, — Гоза драматично вздохнул. — К сожалению, история потеряла Короля Листьев. Вернее, мы его ещё не нашли. Но мы работаем над этим. Итак. Последние тысячу лет эти карты считаются игральными. А ведь сделаны они были не для этого. Ещё до Сопряжения Сфер Айн Ундод создали эту колоду как инструмент своей науки — науки предсказания. Говорят, мастера до сих пор могут читать по подобным картам будущее, настоящее и прошлое, но уже не так, как прежде. Не так точно, не так глобально. Инструмент изжил себя для эльфийского народа ещё во времена первых переселенцев. Но гномам это было в новинку. В их руках наука превратилась в игру. И если предсказание картами не прошло испытание временем — его прошла игра. До сих пор под Горой, да и, порой на Горе, играют по тем же правилам, что тысячу лет назад.

— А зачем столько пустых рамок? — поинтересовался Коген, вставая на цыпочки, чтобы разглядеть верхние незанятые ряды — рамочки были подписаны на гномьем языке.

— О, это… Это не очень популярная теория, которой придерживается Ладай, староста отдела Механик. Согласно некоторым… документам, карт было не пятьдесят шесть, а семьдесят восемь, если не все восемьдесят. И хотя теория сомнительная, она не лишена оснований, а Ладай крепко за неё держится. И даже Чезаре с Уго не могут убедить её снять эти рамки, пока сами произведения или доказатества их несуществования не нашлись. Эти пустые места перестали всех раздражать ещё лет тридцать назад, а Ладай с ними спокойней. Так что все решили: «пусть висят», вдруг полудомыслы однажды подтвердятся.

— Ух ты! Там была пятая масть?

— Доподлинно неизвестно, но, судя по всему, нет. Скорее целая отдельная колода, которая не содержала прямых цифр и мастей, зато была куда более искусной и более, м-м-м, эльфы используют слова «высокий» и «старший». Но это всё теории, Коген, которые мне, честно говоря, мало известны. Может, Ладай захочет о них рассказать, если не будет занята. Думаю, ты ей понравишься с такими вопросами.

Коген засиял.

— А мы вернёмся к реальности. Именно этими картами вдохновлялись наши старосты. Отдельно Уго и Чезаре, отдельно Ладай. Они не признаются, когда и как друг друга нашли, но больше трёхсот лет назад родился их союз, а из него и игра, которая сейчас зовётся Гвинтом. За прошедшие года, пожалуй, единственное, что осталось в Гвинте от оригинальных эльфийских карт — это идея Героев. Ведь эльфы, которых вы видите на этих картинах, не абстрактны. Это исторические личности, память о которых, к сожалению, Айн Сейдхе сохранить не смогли. Мы не знаем даже их имён. Называем Королями Сердец, Панами Бубенцов, Васселлями Желудей и так далее. А ведь за этими лицами история эльфьего народа…

Гоза вздохнул, да так горько, будто сам был эльфом, потерявшим сокровище нации.

— На основе этих карт родился первый Гвинт. Нулевая редакция. Даже Гора её не помнит, а ведь вышла она всего три сотни лет назад. Мы об этом позаботились, хе-хе. Тогда в Гвинте были только голые цифры. За игрой стояла одна Ладай и тощие механики, которые она тогда только начала разрабатывать. Уго стал её спонсором, решил рискнуть и посмотреть на реакцию Махакама. И о-о-о… Она была бурной. Стало понятно, что игру нужно растить. Что этим костям нужно мясо. Даже, скорее душа. А она неприкаянная витала в воздухе. Всегда — ещё вокруг этих эльфийских карт.

Гоза снова потянул за кисточку, и деревяшки наползли на карты, пряча древние сокровища.

— Как думаете, в чём душа народа? — мечтательно спросил он. — Любого. Эльфийского, низушечьего… ведьмачьего?