Карты и лезвия

Яр слышал, что идут они последние несколько минут не втроём — четвёртая тень следовала в отдалении, кралась среди толстых крон лесного массива. Невидимая для краснолюда и эльфийки, ведьмаку, напичканному уже начавшими отпускать стимуляторами, она рисовалась чётко. Зверь крупнее лошади ступал по-кошачьи мягко. Зверь, потому что пах шерстью и лесом, потому что медальон в его сторону не дрожал. Зато волновалось ведьмачье чутье. Похоже ощущалась близость двимерита, только острей и неприятней: чуть спирало в темени, будто к коже прижали палец и повернули.

Марек нарушил цепочку и, обогнав Лайку, подкатил к Когену.

— Ког, — хрипнул он, не отпуская слухом причину возбуждения. — Нет, не тормози. Иди. За нами увязался ярчук.

— Кто?

— Ярч… Дирус, кажется, вы зовёте их дирусы.

— А-а. Не боись, они только выглядят страшно. Нелюдей не трогают.

— Просто преследуют?

— Обычно… нет… Ты ж ведьм, не знаешь, что ли? — Коген опасливо понизил голос.

— Только из книжек.

— Их нет в Северных?

— Перебили. Ещё первые ведьмаки.

— Ой…

Сколько краснолюд ни косился в темноту леса, сколько ни вслушивался — ничего не говорило ему о присутствии рядом дируса-ярчука. Ведьмак же выглядел на удивление оживлённо. Вернее, звучал, ведь выглядел он всё-ещё как фарш с тухлецой — ехал Марек по правую от Когена руку, светя шрамом.

— А зачем было… их убивать?

— Чародеям мешали. Ну, и лосей жра…

Марек развернулся раньше, чем Коген услышал скрип снега за спиной. Краснолюд ничего не успел понять и увидеть, а ведьмака уже сносило волной воздуха вперёд. Поток ветра, пущенный им из руки, поднял вихрь снега и ударил по нависшей над эльфкой тени.

Лайка взвизгнула, еле устояв на ногах. Не устоял Марек — споткнулся о скользящие лыжи и рухнул шагах в двадцати от окаменевшего Когена.

Груда шерсти приземлилась пружинисто, сразу на лапы, будто не кувыркалась в воздухе последние три секунды. Всё-таки чуть пошатнулась и ошалело мотнула головой.

Лайка обернулась: в семи шагах от неё вырос зверь. Лунный свет скользнул по выдающимся лезвиям-клыкам, по длинной морде не то волчьей, не то кошачьей. Ярчук заурчал утробно, впившись горящими бесцветными глазами в эльфийку.

Ведьмак вскочил, обнажая меч, оттолкнулся, что было сил обратно — отстёгивать лыжи времени не было. Беспокойство чудища слышалось ведьмаку даже сквозь вязкую стену краснолюдского ужаса.

Ярчук рычал на Лайку, медленно обходя, ставя лапы устойчиво, готовый прыгнуть с любого шага. Эльфийка вздрогнула, когда он ощерился, и морда его померещилась в полутьме лицом. Зверь рванул на неё одновременно с тем, как железо рвануло ему по шкуре. Ведьмак целился в шею, но проехал по лопатке и боку.

Марек затормозил в развороте, поднял из-под лыж брызги снега, тут же оттолкнулся для нового броска.

Лайка. Сорока. Лайка. Никакого превращения, перехода между ними, даже вспышки магии ведьмачий глаз поймать не успел. Видимо, она хотела вспорхнуть птицей, да помедлила. Ярчук вцепился в сороку, а в зубах его оказалась эльфийка. Они полетели с дороги. Глухие удары шерсти о снег смешались со скрипом рвущейся ткани. Влажным лязгом зубов о плоть. Хрустом шеи.

Кровь брызнула из груды меха. Ведьмак нанёс новый удар по голеням. Силу вложил всю, но суставы не пробил — зато пёс отвлёкся от жертвы. Он развернулся в прыжке, дёрнув лапой по воздуху. Враг успел наклониться. Рубанул по передним лапам — лыжи потащили назад. Зверь зарычал, ведьмак вытянул руку. Ни тело, ни разум его не были готовы к новому знаку. Железным молотом давление ударило в виски, череп вздрогнул колоколом.

Ярчук сверкнул глазами, и даже помутневшим зрением, ведьмак увидел страшную на звериной морде, будто человеческую осознанность. Пёс отскочил от струи огня с воем, прижав уши к затылку. Игни задел его — вспыхнула густая шерсть, но зверь не стал сбивать пламя. Не пламя испугало, разъярило его. Рычащий скрежет прорвал ночной, горячий на поле сражения воздух — ярчук летел на ведьмака. Марек начал отскок. Лыжи подвели.

Рука хрустнула в локте. Хрустнуло предплечье под зубами гигантского зверя. Боль прошибла каждый задетый дюйм: лопнувшую кожу, порванные мышцы, треснувшие кости. Пальцы пробило разрядом, отдавшим в сердце, в голову, в ноги. Пасть ярчука наполнилась кровью, но не только ведьмачьей — осколок кости упёрся псу в нёбо.

Ведьмак захрипел, выдыхая из тела боль. Несколько последних секунд он летел, видя только шерсть, снег и звёзды. Клыки схватились намертво, когтистая лапа толкала в грудь, треща тканью. Но всё это было не важно — меч входил зверю в горло, между костей нижней челюсти.

Марек не почувствовал, как прошёлся клинком по собственной руке. Главное — сталь вскрыла пасть, уткнулась ярчуку в череп, не в силах пробить. Клинок опасно согнулся. Зверь захрипел, отпуская врага. Ведьмак рубанул вниз (или вверх?), тяжело вспарывая глотку.

Они рухнули в снег двумя грудами мяса. Ярчук забился о сугробы, заливая их багряным фонтаном. Извиваясь, вбивал меч глубже в грудь. Ведьмак не успел встать — зверь навалился на него, утопив в снегу. Яра впечатало в заледенелую корку, через мгновение в землю. Тут же давление отпустило — это пёс оттолкнулся, сам не видя, от чего, сделал два шага в сторону и упал.

Ещё несколько секунд его тело тяжело рокотало кровью, но ярчук был мёртв. Последнее тепло выходило из распоротой шеи, поднимая над трупом пар. Горячее озеро из-под тела жгло снег.

Рука ведьмака потянулась к сумке, но не нащупала её: ремень порвался под лапой чудовища. Марек ничего не видел и думать не мог — перегрузка от знаков и боль, будто новая, будто не ломалась эта рука раз десять за жизнь, забеляли голову. Кровь пульсировала в ушах, в глазу, в кончиках пальцев. Ведьмак замер, распластавшись на грязном снегу, восстанавливая дыхание, пытаясь ослабить психически боль — не получалось.

Руки легли на истерзанные ведьмачьи щёки. Ледяные пальцы. Медальон от них не дрогнул.

— Лайха? — ведьмак простонал на выдохе.

Лайка должна была умереть. По крайней мере, ведьмак слышал её смерть, думал, что слышал.

— Ведьмин, ты теряешь кровь.

Что-то коснулось раны. Обожгло холодом. Марек не видел, но бредовые мысли подложили ему эльфийку, целующую открытый перелом.

— Лайха, щто за щё…

— В-вот! — послышался Коген.

Под живую руку подсунули сумку. Марек тут же нащупал коробок, в нём Ласточку и опрокинул в себя фиал. Третий и не последний эликсир за день — завтра обещает быть приятным. От глаза отходило давление, и Яр глянул на левую руку: каша с костями.

Кровь затихала в ушах, треск ткани накрыл шумящую тишину — это Коген рвал подол плаща Яра на длинные лоскуты.

— Фере, — стон-выдох, — тяни здефь.

Марек ткнул дрожащей рукой выше локтя. Коген принялся завязывать узел, но руки его тряслись сильнее ведьмачьих, и закончила за него эльфка. Эльфка с лицом, с губами в крови.

Пальцы больше не чувствовались, но ещё двигались, кроме мизинца. Марек взялся чуть ниже запястья. Выдох — нажатие. Кость, тихо чавкнув, встала на место. Защемила кожу, но было совсем не до этого. Второй кости предплечья повезло больше — ведьмак чувствовал, что с ней не всё впорядке, но она хотя бы не дышала воздухом. Лайка замотала рану горчичной полосой, пока Яр выливал на неё содержимое нового пузырька.

— Фалки, — хрипнул ведьмак.

— Что?

— Две пал-ки, — Яр напрягся, чтобы звучать разборчивей.

И пятью секундами позже получил толстые ветки с поломанными сучками. Приложил к руке и позволил Лайке примотать.

— Долго до, — хрип-выдох, — Гвинтуфа?

Коген указал куда-то вперёд, и ведьмачий глаз, уже пришедший в себя, смог сфокусироваться на белом сиянии вдалеке.

Яр поднялся, изучая всё ещё вывернутую конечность.

— Ког. Держи здефь.

Указал ниже локтя. Коген схватился.

— Крефко.

Коген кивнул и сглотнул. Он еле стоял на ногах, а цветом стал мертвее ведьмака. Пальцы его уже чувствовали ползущее из-под сердитой повязки тепло, но разводы на ткани ещё не рисовались.