Карты и лезвия

— Полагаю, второй меч звался Сорокой?

— Да-с, Джеммельзунг Эльста.

— Вы сможете восстановить руны? — сухо спросила Лайка.

— Нет. Я даже не уверен, что наш Мастер рун сможет их идентифицировать. Не подумайте-с, мы большие профессионалы, только руны эти… Как будто самопальные. Что они вообще делали?

Марек неловко пожал плечами, глядя, как Лайка никнет на глазах.

— Зунг не ломался десять лет. Ну, судя по всему, двести лет. Видимо, это и значили.

— И всё же сломалась. Если честно, хорошо, что Мастер Дброг почил пять лет назад, и не видит, что вы… или не вы… тут наворотили-с. Ульфрики трепетно относятся к своим произведениям и не позволяют их, простите-с, уродовать. Вообще-то, раз вы воспользовались нашими услугами двести лет назад, вы это знаете. Но… Всё в жизни бывает, да-с? Не осуждаю-с.

По лицу Мьюля было, впрочем, видно, что немного осуждает-с.

— Написано здесь ещё что-то? — спросил Марек. — Про хозяев?

— Нет, что вы, в паспортах только технические данные. Честно говоря, имена-с тоже не помешает убрать-с, если вы понимаете, о чём я. Но мы ещё не дошли до реструктуризации старых документов. Ох, а надо бы. Кстати, вы же тут… в Махакаме…

— Незаконно, да.

Марек бросил это так легко, что сам бы удивился, но счёт занял его голову — он высчитывал год создания Джеммельзунгов, хотя мог бы спросить: всё было на бумаге.

— О, нет, что вы! Боги подождут, пока куётся топор, — громко сказал гном, а затем перешёл на шёпот и дополнил одновременно с грохотом за стеной. — Закон Гор пластичен для наших клиентов.

Мьюль игриво подмигнул, но один из клиентов чуть не вслух вычитал трёхзначное число из четырёхзначного, а второй из диалога выбыл, утонув в волосах. Гном поспешил добавить:

— Только Гора знать об этом, конечно, не должна-с.

Марек закончил математику. Тысяча шестьдесят первый. Красивый год, за год до ещё более красивого.

— Сколько будет стоить починка?

— В районе двадцати пяти гульденов, полагаю-с.

— А в оренах?

— Хмм… Курса не помню… Около шестисот.

— Шестисот?!

Марек принялся разминать пальцы левой руки. Не в превкушении, а рефлекторно. Класть Аксий на неясно какое звено в неизвестной цепи, стоя на неопределённых глубине и высоте в чужом закрытом городе, было не лучшей идеей. В конце концов, ведьмак даже не знал, действуют ли на гномов психические знаки. Кистью он завертел по привычке, как всегда после услышанной неприятности.

— Да. Со скидкой для -ухсотлетних клиентов, — гном зажевал точную цифру, потому что не попал репликой в грохот.

— У меня нет таких денег. Может, придём как-нибудь к сотне?

Мьюль изменился в лице — похолодел. Ведьмак уловил каплю презрения на его лице. Большего, видимо, гному не позволяло чувство такта.

— Вы понимаете, где находитесь, Эган ведьмак?

Марек не успел даже рот открыть.

— Вы стоите в сердце Банульфрика. Третьей столице Махакама. Последней кузнице, не затянутой в недра Горы Карбон. Вы стоите-с в доле секунды истории, которая началась задолго до вашего рождения, которая продолжится после вашей смерти. Вы стоите-с в доме, который дал вам оружие в войне против, — пауза, чтобы поймать удар, — экспансии людей. В доме, который защищает вас от Закона, на минуту, Махакама. Эган ведьмак, вы понимаете-с?

— Да.

— Вы всё ещё хотите, стоя здесь, в сердце Банульфрика, сбивать цену изделию-с, да нет, тоже сердцу вашей ведьмачьей профессии?

— Не хочу. Но всё, что у меня есть — сто двадцать три орена. Я не могу пойти домой как нормальный нелюдь и достать из печи больше. Я предлагаю всё, что у меня есть, буквально всё. Хотите кинжал и пустые банки эликсиров сверху? Тогда точно будет всё.

Мьюль расслабился, но лицо его оставалось твёрдым.

— Вижу. Полагаю-с, Лайкафильнир также не может помочь финансово?

Эльфка так и сидела одеревенелая, пряча лицо в тени дрожащих от ударов прядей. Яр раздражённо фыркнул.

— Если когда-то Лайкафильнир и могла позволить себе ваши услуги, теперь она беднее ведьмака. Гусли — всё, что у неё есть.

Марек ожидал, что эльфка сопроводит упоминание инструмента хотя бы аккордом, но она не сдвинулась с места.

— Ничего у Лайки нет, — услышал он почти беззвучную даже для него реплику из водопада волос.

Мьюль помял пальцами переносицу.

— Ладно. Извините-с меня. Но Ульфрики правда не могут позволить себе сбивать цену в шесть, Мать Гора, раз. Только не сейчас, когда Карбон передавила нам возможность легальной торговли с Севером. Так удачно-с воюющим Севером.

— Слышал, местных донимают черти. Может, смогу заработать.

— Если мы говорим об одних чертях, то нет, наши черти хорошие-с, что бы вы о них не слышали. Махакаму вообще не нужны ведьмаки, никогда не были нужны и никогда не будут. Извините, что звучит-с это грубо — просто факт.

Марек никогда не цеплялся за вещи так сильно, но отчего-то он не хотел отпускать Зунг. Джеммельзунг, как оказалось. Меч, служивший ему столькие годы, а прежде его… братьям? Неподходящее слово как минимум для одного из них, но ладно. Он, сильван подери, пёрся ради этого меча в грёбаный Махакам. Сраным летом. В ебучий Махакам.

— Ладно, — процедил Яр. — Может, в кузне нужен подмастерье?

— Остановись, — вдруг пробормотала Лайка.

— А почему нет, ведьмаки жара не боятся, ожогов тоже.

— Кажется, нет смысла его чинить, ведьмин, — Лайка подняла на ведьмака стеклянные глаза. — Сила его всё равно была в рунах. Без них он кусок железа.

Мьюль сделал вид, что не слышал этого.

Марек стоял над разбитой эльфкой мрачный. Все вопросы он припасал на потом, на тет-а-тет и свежий воздух. Но ему порядком надоела недосказанность.

— Я… узнаю у Мастера о рунах сегодня же, — вставил гном, явно оказавшийся в комнате лишним.

Словами Лайка выдавила из себя все силы и вернулась куда-то в себя. Марек не знал, что предпринять.

— Я, кажется, понимаю-с, что Джеммельзунг Люхса много значит для вас… но… она, как и любое другое произведение клана Ульфриков, особенно Мастера Дброга, много значит и для истории…

Яр сел на корточки, чтобы быть на одном уровне глаз с гномом. Мьюля смутил этот непроизвольный жест высокого существа, но он не был уверен, как его трактовать. Ведьмак смотрел устало.

— Продолжай.

— Ну да-с… Этот меч. Она часть истории, пускай пока и не признанной. А Ульфрики, как и все уважающие Гору гномы и краснолюды, трепетно относятся к прошлому. Что если мы выкупим у вас Джеммельзунг?

Ведьмак поднял бровь.

— И что, я выкраду его после починки?

Хороший вариант и сработал однажды, не надо было озвучивать.

— Нет. Вы продолжите свой путь со знанием того-с, что великое Произведение нашло покой и вечную память в родной Горе. И с новым мечом в ножнах. А может даже, с парой новых пальцев.

Марек нахмурился.

Несколько дней (хотя по ощущениям месяцев) назад, лёжа пьяной мордой на грубом столе, он смирился с потерей Зунга. Тогда он придумал, что отвезёт его осколки в Юхерн Бан. Что повесит этот меч как трофей в самом наглом и видном месте, потому что никто не сможет сказать ему «нет».

Но ещё тогда он подумал: «Что за сентиментальная глупость?»

Теперь, когда дело пахло новым мечом, сентименты казались ещё глупее.

— Я могу получить протезы и новый меч в обмен на сломанный?

— Да. Меч не Мастера Дброга, конечно, не, — ту-дум через стену, — ветерана восстания эльфов. Но очень качественный, новый, и такой, которого Северные Королевства не увидят ещё долго, бес бы побрал Карбон. А протезы, хоть уже и готовые, но под твой размер подбить труда не составит.

Марек глянул на Лайку. Он даже вздрогнул, встретившись с сияющим чистым лицом там, где ожидал увидеть тень и уныние. Она опередила ответом вопрос:

— Соглашайся! — щебетнула.

Ей вторили струны.

— Не то чтобы мне не плевать, но это почти твой меч.

— Никогда не мой, ведьмин. Уже не мой. Расходятся наши потоки. Ну? Соглашайся.