Карты и лезвия

Даже у Марека не было документов.

— Здесь, в Махакаме, у каждого изделия есть. Особенно изделия из-под руки Мастеров. Рог! — вдруг крикнул Мьюль в сторону, — подмени! — а гостям махнул рукой. — Идёмте-с… Рог?!

— Да вот я, вот, блёде-шмёде… — раздалось приглушённо из дальнего коридора вместе с копошением.

Гном заковылял в другом направлении, да так резво, что Мареку пришлось спешить за ним широким шагом, а Лайке бежать трусцой.

Нелюди шли по широкой шахте на механический стук и ритмичный выдох пара где-то в глубине. Рельефные стены природной пещеры снова мешались с гладкими рукотворными. Последние порой прерывали арки, которые уводили в новые коридоры. Как и улицы Банульфрика сверху, каждый поворот имел табличку с подписью. Вскоре вместо проходов на стенах начали появляться подвешенные предметы, а таблички переместились под них. Клещи, шестопёры, шила, алебарды, тарелки и шестерни, резаки, фрагменты калиток, шлемы и кубки… Тускло освещаемый диковинными источниками туннель превратился в музей.

— Ведьмак же? — поинтересовался Мьюль, не сбавляя темпа.

— Угу.

— Точно, точно. Есть у меня с тобой карточка… Только-с ты на ней не Эган…

Марек закряхтел.

— Всяко, — кхм, — бывает в жизни…

— …Я ей, правда, не играю-с. Не люблю шпионов, люблю на своей части поля хозяйничать.

— Слушай, Мюль, а в Махакаме все что ли карты гвинта наизусть знают?

— Хм, ну… Большинство уж точно. Особенно молодняк. В моей-то юности гвинта не было ещё, а нынче дитё ходить не ходит-с, а в карты уже рубится.

— Что, прям в гвинт?

— Нет-нет-с. От него там только картинки. Правила совсем другие, и рамки жёстче. Мы зовём игры для малышей пазлами. М-м-с… Головоломки по-вашенски. Хотя я вот дядька большой, а сам люблю-с по паззлику вечерком разложить.

Хотя все волосы Мьюля, тонкая косичка бороды и даже густой пух в ушах были по человеческим меркам седыми, определить возраст гнома ведьмак снова не мог.

Туннель петлял, и вот уже с минуту нелюди направлялись на яркий блеск в его конце, а мерный бой отдавал в полу и стенах вибрацией.

— Сюда-с, — вдруг скомандовал Мьюль и резко свернул прямо перед выходом в шумящий свет.

Марек задержался, сужая зрачок и вглядываясь: коридор заканчивался гигантским залом, который занимали ряды больших подвижных механизмов. Они-то и грохотали, отбивая металлом жёсткий ритм, а под ними и на них сновали краснолюды. Ведьмак свернул за остальными, и в спину его толкнуло жаром.

Мьюль провёл гостей в длинную узкую комнату, заставленную стеллажами в шахматном порядке. Место напоминало винный погреб, но на полках лежали не бутылки, а тубусы с металлическими крышками, каждый в своём отделении. Вибрация от близких ударов была в помещении настолько сильной, что на нелюдях дрожала одежда, но полки и их содержимое ходуном не ходили — устроены были с учётом соседства.

— Ждите здесь. Ничего не трогайте-с.

Гном бросил жест на небольшое кресло у стены, а сам скрылся в лабиринте архива. Он быстро исчез из поля зрения, но его неровный шаг ещё долго цокал железной ступнёй по камню — архив был огромен. Ведьмак прислушался, отделяя ритмичный бой за стенкой, задвигая его на второй план. Мьюль где-то далеко бормотал себе под нос.

— Клеймо… в букве б… угол засечки… значитс… шестидесятые-с…

Остановился он очень далеко, выйдя из зоны слышимости даже ведьмака. Тот уже было перестал вслушиваться, как почти случайно уловил шуршание камня о камень. Низкое и глубокое. Удар за стеной. Тишина. Гнома в архиве больше не было.

Лайка отчего-то не начинала играть. Она не трогала гусли уже минут пятнадцать, и это ощущалось пусто. Эльфийка сидела без движения, пялясь на висящий напротив рубанок — очередной экспонат.

Марек стянул с полки случайный тубус. Пришлось приложить усилие, чтобы вытащить его из крепко держащих пазов. Яр открутил причудливую крышку и вытряхнул содержимое: несколько свитков.

Лайка отвлеклась от невероятно интересного рубанка и присоединилась к изучению бумаг.

На первой оказалась стена гномьего текста, разбитая по абзацам с заголовками. Внизу стояла печать, похожая на ту, что была на гарде Зунга, но в деталях отличная. Второй лист исчертили схемы непонятно чего, с пометками, с печатью. Следующие листы оказались одним очень длинным и сложенным много раз пергаментом.

Марек расправил его на полу, и перед любопытным носом и не менее любопытным остатком другого вырос полноразмерный рисунок топора. Очень тонкий, написанный чуть не волоском, плоский и технически подробный. Тоже с измерениями и поясняющими закорючками.

Ведьмак с эльфийкой порассматривали его пару минут и сложили обратно (правда, как именно он был утрамбован, Яр так и не понял — свёрнутый после него местами неправильно, пергамент влезал обратно с трудом).

Гном не появлялся так долго, что Марек, хотя и не планировал, успел заглянуть в ещё несколько тубусов с как можно более удалённых друг от друга полок. Ему попались документы с рукавицей, сосудом и неизвестным сложносоставным предметом. Стиль ведения записей на них отличался, но они все давали об изделиях какую-то информацию, схемы и рисунок один к одному.

Ведьмаку наскучило ворошить чужие грамоты, и он сел обратно к эльфийке. Она перебирала три струны снова и снова.

— Почему ты волнуешься?

— Да так. Вспомнила кое-что.

— Кое-что?

— Что-то неприятное.

Издали снова послышался шелест камня. Звень-шурх, звень-шурх: подтаскивая ногу бежал в их сторону Мьюль. Из-за стеллажей он не вышел — вылетел.

— Нашёл, господа-с! Ох, вот это вы!.. Здорово…

Гном отчего-то раскраснелся (до этого местный жар никак не отражался на его лице) и протянул гостям тубус, но вдруг отдёрнул и огляделся.

— Никто не приходил?

— Нет.

— Хорошо-с!

Марек принял документы, взялся открывать и разворачивать. Пергамент был толстый и грубый по сравнению с теми бумажками, что он успел потрогать, чернила сильно потускнели. Буквы, буквы, схемы, буквы… Рисунок пламенеющего меча среди всего этого. Точь-в-точь Зунг, только не потрёпанный и не исчерченный вязью.

— Как я и думал, — начал гном, глядя на пустой взгляд ведьмака, — серебро и руны не работа Дброга. У Ульфриков есть мастер рун, но он присоединился к семье всего сто лет назад, и с… эм… эльфийскими? рунами точно не работает. А на Джеммельзунг именно они-с.

— Всего сто лет назад? А сколько лет этому… Жемиль… Зунгу?

Мьюль опешил.

— Так как же, — он воровато огляделся и продолжил пониженным голосом, цифру озвучив одновременно с ударом железа за стеной, — Двести семь-с. Написано же!

— Я не знаю гномский.

— А. Я вообще-то подумал, что вы первый владелец. Вот, тоже написано, — гном ткнул пальцем в короткую строчку, — заказчик: Варьян, в скобках: ведьмак.

Марек нахмурился. Чёрная Рысь Варьян, Рысь-Людоед… Ведьмак из поколения Гезраса… Кажется, Марек недооценивал этот меч.

— Я не Варьян, я… Эган.

— Ну, а у меня на карте ты вообще Йок… или Йоль, не помню-с. Мало ли, — гном ткнул пальцем в другую бумажку. — А здесь написано: Лайкафильнир, в скобках: эльф. Но это же точно ты-с?

Три глаза уставились на Лайку.

— Да.

— Лайкафиль…нир? — Марек оскалился. — Вот оно как. Так всё это время мы шли чинить твой меч.

— Не… не совсем.

Лайка сидела, понурая, глядя на осколок клинка в руке гнома. Мьюль принял это за намёк и протянул ей Зунг. Она, поколебавшись, взяла. Пальцы легли на рукоять уверенно, как не ложатся на оружие у бардов.

Уголки её губ скользнули вверх, дрогнули крылья носа, брови сжались до складок на переносице. Лайка протянула меч ведьмаку. Вместе с ним из руки, буря покинула её лицо, также внезапно, как накрыла.

— Нет, — сказал Мьюль, — это Джеммельзунг ведьмака. Хотя чертёж у мечей один на двоих, у них разные сердцевины. Тут превалирует-с, — гном поднял осколок и провёл ногтем по слому, — махакамский кобальт. А в записях это сердцевина ведьмачьей Джеммельзунг Люхса. Рыси по-гномьи.