Карты и лезвия

Музыкант отпрянул от театра и поднял над инструментом смычок. Усач продолжал крутить свой рычаг… Но ничего не происходило. Он снова заговорил с детьми, и те начали недовольно, пугливо вскрикивать. Гном хлопал глазами, еле скрывая улыбку, а дети всё громче, всё проникновенней возмущались. Толпа распереживалась, кто-то запищал в секунде от срыва в рыдания…

И вдруг все затихли, потому что гном поднял свой коробок. Свечное пламя мягко лизнуло железо и новый фитилёк, который снова никто не заметил в буране.

Толпа вздрогнула вместе со светом. А он тут же пропал.

Кто-то заныл сокрушённо, но его перебил скрип струны. Повозка загрохотала, а вместе с ней загрохотали зрители: снова распускалась гора, сбрасывая со сцены снег. Только теперь она трещала изнутри десятками, если не сотнями огоньков. Гора дышала, жила, как и прежде: крохотные нелюди в ней строили, рисовали, готовили и летели в бочках с горы.

Зрители ликовали. Праздновали победу жизни под снова весёлую, энергичную музыку, вместе со своими маленькими копиями.

Гномы пели последние строки и замедлялись. Закрылся медленно, укутался в железо Махакам, закрылась сцена, снова превратившись в неприметный короб на колёсах. Последнее слово песни пришлось на исчезновение щёлки в механизме.

Братья гномы выдохнули и поклонились под топот, крики и хлопки. Кто-то из старших детей рядом с Мареком засвистел, но тут же с заднего ряда высунулась рука и шлёпнула свистуна по затылку.

Лайка с Мареком шумели, награждая актёров и постановщиков, вместе со всеми. Удивительно, но камешки с «пещерного» потолка где-то высоко над головами не сыпались, хотя даже пол заметно подрагивал.

Когда музыкант пошёл по взрослым рядам с открытым кошелем, ненавязчиво намекая всем желающим, ведьмак развернулся было улизнуть, но эльфийка потянула его за рукав. Последний раз Марек видел такой взгляд пару лет назад у дворового щенка, рядом с которым имел неосторожность жевать кусок солонины.

— Художников надо поощрять, — шепнула она, на что ведьмак скрипнул кисло, но пару монет в мешочек кинул.

Лайка с музыкантом стрельнули друг глазками на прощание, и гости Банульфрика продолжили путь по делам.

***

Проходя по этой улице через несколько часов, ведьмак с эльфийкой уже не встретили ни толпы, ни кареты. Один маленький бурый боболачонок ползал по полу, что-то вынюхивал. Увидев длинные фигуры, он вскочил.

— О! Мефок ф эльфикой! Тофе за кофтями прифли?

— За чем?

— Ну! За кофтями. Фы фе ффади фтояли, и фам не дофталофь! На, эльфика, я нафол лифнюю. Это тефе за ноф!

Боболачонок протянул Лайке лодочку из пушистых ладошек. Она тоже слепила руки, чтобы малыш положил в них свои вместе с подарком.

— Фу-фа! — промямлил боболачонок и ускакал.

Лайка открыла ладонь, а в ней лежала маленькая железная косточка. Косточка эльфа, человека или кого-то ещё, кто не пережил Белый Хлад.

Комментарий к Глава 6.5 - Механический Театр

дорогие читатели, вам сюда (извините): https://drive.google.com/file/d/13Z1rJG_bYcxECBbvV9NgC35kURu-o3U-/view?usp=sharing

========== Глава 7 - Джеммельзунг Люхса ==========

Гости Банульфрика караулили лифт около получаса. За это время вокруг них образовалась толпа нелюдей, у двух из которых даже обнаружились лютня и бубен. Остальные мычали, хлопали и топали в такт трём, считая эльфийку с гуслями, музыкантам. Когда лифт всё-таки дополз до ждущих, оказалось, что половине собравшихся он был не нужен — они подтянулись на музыку, а теперь расходились. Но самопальный концерт на этом не закончился, потому как минимум низушке с бубном всё-таки надо было на четыре яруса ниже. Более того, у маленького боболачонка с вьющейся, будто овечьей, шерстью, который управлял лифтом, тоже оказался при себе инструмент. Он напоминал одновременно железную коробочку и флейту (только дуть ей надо было не в хвост, а в отверстия). И хотя вещица умещалась в двух боболакских ладошках, петь она могла очень громко. Звук инструмента одновременно напоминал что-то низкое струнное и высокое духовое.

Боболак играл обеими руками и ртом, а ногой с цепкими пальцами давил на рычаг, опускающий механизм. Помимо рычага был в его власти еще один поменьше и несколько кнопок. Платформа медленно ползла вниз, нагруженная шумной компанией — первая останавливалась через этаж, вторая в эти остановки редела и меняла состав. Чтобы спросить, куда им ехать, ведьмаку пришлось петь — народ не позволял никому говорить против ритма музыки, начинал шикать на нарушителей и толкаться. А вот поющих глупые вопросы наоборот, поддерживала.

— Нелюди добрые, помогите гостям… Докуда катиться нам… Чтоб найти Ульфриков клан?

Голова Яра чуть не взорвалась от такой старательной рифмовки.

— Ульфрики это вам до конца! В самую глубь, как говори-ца!

Нелюди задались хохотом, который, видимо, не считался за порчу ритма. Марек, красный под маской, выдохнул: качество слога никого в толпе не волновало.

Ведьмак незаметно для себя продолжил петь (что странно — на трезвую голову), переговариваясь с собравшимися. Так следующие сорок минут прошли незаметно. Чем ниже опускался лифт, тем становилось теплее, всё ярче в нос ударял запах сухого камня и серы. Яр стянул с лица ткань — под ней становилось жарковато. Никто из нелюдей при виде ведьмачьей морды даже не вздохнул, хоть и поглядывали некоторые с интересом.

Боболачонок потянул на себя рычаг, ткнул локтем одну из кнопок, тормозя платформу, и выдал последний аккорд. Лайка сыграла ему прощальную мелодию. Последние оставшиеся в лифте нелюди ступили с дерева на камень. На их место зашла пара новых, и механизм тронулся вверх, к сожалению нововошедших, уже без музыки.

Перед эльфийкой и ведьмаком открылся грот, стены которого симметрично пронизывал с пяток туннелей. В углублении по центру стоял каменный стол, заваленный бумагой, а за ним сидел увлечённый письмом гном. Сошедшие с лифта нелюди с тяжёлыми мешками и звенящими телегами шустро рассыпались по тёмным аркам. Гном не обратил внимания на оставшиеся посреди зала длинные фигуры, а фигуры не спешили с делом.

Лайка ткнула Марека в ребро, указывая на причудливые источники света: будто большие цилиндрические фиалы вмонтированные в стены. В них булькала и лениво ползала красно-рыжая масса. Яр и так это видел, поэтому Лайку для порядка ущипнул. Вот что за душный запах стоял в шахте лифта, а здесь, в гроте, мягко пропитал каждый камень — лава жила в горе.

— Кадмил вилько-с, — вдруг подал голос гном, не отрываясь от письма. — Мьюль Ульфрик.

— Утро доброе. Эган из Гесо.

— Просто Лайка.

Марек бросил эльфийке неодобрительный взгляд — она ответила таким же.

Гном поставил точку и отложил металлическое перо. Изучил подозрительно гостей с ног до головы. Поправил маленькую полосатую шапочку.

— По какому делу?

— Чинить меч.

— Вообще-то, день приёма завтра, но вижу-с, вы издалека. Меч Ульфрик или арс кутвайф?

Лайка нервно прыснула. Марек оскалился, хотя понял только слово «зад», а сам скользнул по спутнице взглядом: чуть шире обычного распахнуты глаза, чуть резче движения. Сжала губы. Задевает струны ногтями, хотя обычно перебирает подушечками.

— Меч Ульфрик Дброга, — ответил ведьмак на секунду позже ожидаемого.

На лице гнома, большую часть которого занимал нос, мелькнуло удивление, тут же сомнение.

— Доставайте-с.

Мьюль сполз с кресла, и захромал к гостям. Одна из его ног оказалась железной и сгибалась неподатливо.

Марек вытащил Зунг, вытряхнул его осколки.

— Ох, красавица, — пробормотал гном, — была-с…

Он принялся крутить клинок, не жалея эмоциональных вздохов: восхищённых, но тут же недовольных, недоверчивых, но тут же что-то понимающих.

— Хм… О!.. Мда… Вот это вандализм… Вот это… Ох…

— Что скажешь?

— Клеймо Дброга. Сталь махакамская. Но вот… Хм. Надо найти паспорт изделия-с.

— Паспорт?

— Грамотку. Документ её-с.

— У мечей… есть документы?