Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 79 из 85



Он перевел дыхание.

— Он сказал, что Вероника физически быстро поправилась, но вот ее эмоциональное состояние было очень тревожным, по его мнению. Действительно, она начала посещать психолога, по словам которой Вероника была очень зажата, напугана и ей понадобилось много сеансов, чтобы ей помочь. Конечно же, без транквилизаторов не обошлось, потому что приступы паники накатывали в самые неподходящие моменты. Вероника никогда не говорила, кто с ней так поступил, и лишь однажды, сама того не замечая, проговорилась, что это был Евгении Бродский.

— Ты знал это с самого начала?

— Да.

— Какого х*я ты ничего мне не сказал?!! — взорвался Огнев.

— Не считал нужным. То, что произошло с Вероникой, никак не могло отразиться на деятельности компании. Если бы я что-то накопал или если бы мне показалось что-то подозрительным, я бы известил тебя.

— Твою мать… ты хоть понимаешь, что ты натворил?!

Гладышев долго молчал, прежде чем твердо сказать:

— Я лишь выполнял свою работу. И я принял правильное профессиональное решение, когда не сообщил тебе о прошлом Вероники. И даже если бы я знал о том, что вы пара, я бы и тогда ничего не сказал тебе. Это ваше личное дело, более того, только Вероника имеет право сознаваться тебе или нет в том, что с ней произошло.

Он в задумчивости посмотрел на Огнева.

— А вот что натворил ты, Огнев?

Он обессиленно откинулся в кресле.

— Я... — он прикрыл глаза, вспоминая страх во взгляде Вероники, — поступил с ней не лучше Бродского.

— Почему со мной не связался? Почему не перепроверил информацию? Где была твоя логика? Саша, элементарно: три тендера из шести мы проиграли еще в период, когда Вероника не работала в компании!

— Сука... — в сердцах бросил он.

Он чувствовал, что что-то не сходится. Хотел разобраться во всем, хотел посмотреть на создавшуюся ситуацию с трезвой головой — интуиция подсказывала не торопиться с выводами. На тот момент его самого пугала ярость, с которой он думал о Веронике. Он хотел раздавить ее, стереть с лица земли. Именно поэтому приказал вывести ее из здания, чтобы она оказалась как можно дальше от него. Но она пришла к нему в тот же вечер. Она была настолько уверена в своей невиновности... что пришла к нему... А он даже не позволил ей объясниться...

— Мне жаль, Саша... Но могу посоветовать отбросить гордыню и попросить у нее прощения.





— Гордыню?.. Да я готов молить ее о прощении на коленях. Только не думаю, что это поможет. Я бы не простил.

Гладышев улыбнулся в душе, понимая, насколько сильно Огнев любит Веронику, сам того не осознавая. Роман встал с кресла и застегнул пуговицу на пиджаке.

— Ну что ж, тебе лучше остаться одному и хорошенько обдумать свои дальнейшие действия. Да, кстати... программа, по вычислению IP-адреса, с которого были сделаны взломы в систему, будет готова через неделю. Тогда мы и узнаем, кто на самом деле является крысой.

Он развернулся и направился к двери.

— Рома! Как ты объяснишь эти фотографии?

— Во-первых: почему ты спрашиваешь меня? Не лучше ли самому спросить об этом Веронику? А во-вторых... посмотри внимательно, что ты видишь на них?

За Гладышевым тихо закрылась дверь.

Он протянул руку и взял первый попавшийся снимок.

Он мысленно простонал. Какой же он дурак. Слепой дурак.

Как же он не разглядел панику в ее взгляде, бледное лицо, искаженное страхом и ужасом, или побелевшие костяшки пальцев, вцепившихся в ворот пальто Бродского?

Огнев обреченно вздохнул, направился к бару и налил полный стакан неразбавленного виски. Сделал большой глоток, подошел к панорамному окну и прислонился лбом к холодному стеклу.

Что же он натворил? Собственноручно уничтожил счастье, к которому стремился все свои одинокие годы, сам того не осознавая. Погубил любовь женщины, той единственной, без которой он уже и не представлял свою дальнейшую жизнь.

Просить прощения? Но простит ли она? Он бы не простил на ее месте. Такое не прощают.

Он вспомнил ее стеклянный взгляд, после того как грубо взял. В том взгляде не было ни боли, ни страха, не было былой нежности и любви, которую он привык видеть в ее глазах.

В том взгляде не было больше жизни.