Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 118 из 185

— Где еще шрамы? — вопросов у енота в шляпе на самом деле было много, но он задал первым именно этот.

— На ногах и руках… — равнодушно прошептала та, показывая свои покалеченные конечности, с которых еще не полностью была смыта кровь и на которых увеличились «перчатки» и «туфельки». — Флиппи мне выдрал когти, и…

— Флиппи? — едва не заорал зеленошерстный парень. — Этот ублюдок все-таки пытал тебя? Скажи, пытал?!

— Да, — спокойно ответила девушка.

— Ну, погоди у меня, гребаный военный, найду — пристрелю! — Ворюга начал сыпать проклятиями налево и направо, не брезгуя отборным матом. — Из-под земли достану, ты у меня заживо сгниешь под моим пистолетом, я тебе…

— Шифти, пожалуйста, — всхлипывая, умоляла Кэтти-Блэк. — Успокойся. Ты только сам себя погубишь. Не надо никому мстить, — и она, уткнувшись в подушку, снова заплакала.

Вор понял, что его возлюбленная права. Весь его гнев куда-то улетучился. Он сел на стул неподалеку от кровати. Посмотрел на девушку. Та плакала, почти ревела. Было видно, что ей сейчас очень плохо. «Как же ей помочь? — подумал гость. — Не думаю, что игры с лазером и всякие там подарки помогут ей… Ох, чувствую я, ей нужно нечто большее. Но что именно? А она так прекрасна, даже когда плачет… Очень привлекательная». Он почувствовал вдруг какую-то странную тягу к этому женскому телу. Он хотел завладеть этой тщедушной фигуркой, завладеть полностью, не с помощью простых объятий и каких-либо слов. Тем самым способом, которым любой парень и девушка, искренне любящих друг друга, навсегда переплетают свои судьбы в одно целое и, если повезет, надежно скрепляют его появлением маленького чуда.

Увлекаемый этим страстным порывом, енот подошел к Кэтти, уложил ее на кровать, убрав одеяло чуть подальше, и сам лег, слегка нависнув над телом возлюбленной. Та перестала плакать, и лунные глаза немного удивленно уставились на него. Ворюга не обратил внимания на этот взор. Он сначала осторожно коснулся лба хозяйки номера своими губами, словно мама, целующая болячку своему ребенку. А потом он снова страстно впился в ее губы, со свойственной ему жадностью питая ее энергию. Язык его наконец-то прорвался сквозь робко прикрытые клычки кошки и нашел ее язычок. Девушка сначала упиралась, она пыталась убрать голову и прекратить поцелуй, ставший для нее довольно неожиданным поворотом событий. Однако затем она прекратила сопротивляться, поняв, что это бесполезно. А старший близнец между тем, сбросив шляпу в сторону, поскольку она надвигалась ему на глаза и определенно мешала, перешел на шею и плечи. Тут он немного разошелся, его зубы легонько впились в кожу.

— Ай… — простонала Кэтти-Блэк. — Шифти, мне больно… Что ты делаешь?

— Прости, — виновато порозовев, ответил тот. — Просто… Ты такая прекрасная… А твое тело… Даже несмотря на шрамы оно идеально.

Он замолк. Его ладони тут очутились на возвышенностях груди, грубоватые пальцы начали легонько массировать холмики, избегая места шрамов. Тут уж кошка совсем удивилась, и она вновь начала упираться. Она схватила запястья Ворюги и попыталась их отвести от своей груди, но тут же вновь была поймана поцелуем в губы. Енот в шляпе явно не хотел ее отпускать ни при каких обстоятельствах, и потому прибегал к любым доступным ему сейчас мерам, чтобы не позволить своей возлюбленной из-за своей замкнутости прервать начатое. Вскоре девушка сдалась и лишь предупредительно касалась рук парня, когда ей становилось больно. Хоть она и начала испытывать неведомое ей доселе чувство наслаждения, но последствия шрамов никто не отменял.

— Ты… — прошептала она, когда зеленошерстный вновь перешел на шею, целуя ее и проводя по ней языком. — Ты со всеми девушками так поступал?

— В каком смысле? — немного удивился вор.

— Я уверена, ты со здешними девушками заигрывал… Ну, с Гигглс, с Петунией…





— Ну да, было такое дело, — честно и безбоязненно признался Шифти, однако потом он соврал: — Но еще никогда я не заходил так далеко, как с тобой. Не было желания.

— А сейчас оно у тебя есть?

— Да…

Ворюга убрал одну руку от груди и начал плавно вести пальцами по животу, изредка щекоча свою возлюбленную. Та в ответ улыбалась, тихо смеялась и слегка дергалась, пытаясь убрать свои бока от щекотки. В какой-то момент из ее губ донеслось тихое, но уже совсем другим тоном: «Мяу!». Сама кошка вздрогнула, а вот енот, глядя на ее реакцию, улыбнулся, наклонился к ее уху, коснулся мочки губами и прошептал:

— Знаешь, а мне нравится твое мяуканье, — он провел свободной рукой чуть ниже пупка, потом еще ниже, словно что-то проверял. – Хм, ты очень теплая и немного влажная, — он поцеловал ее в губы, после чего чуть приподнялся и сказал сладким бархатом: — А теперь расслабься. Подумай о чем-нибудь хорошем… Остальное я сделаю сам.

Он переплел свои пальцы с пальчиками кошки и приготовился. Кэтти-Блэк блаженно прикрыла глаза и представила себе вишневый сад. Тот самый, который она несколько раз видела сначала во сне, а потом на школьном рисунке Шифти. Сразу же ее словно перенесло туда, в это райское место, где были лишь он и она. Она забылась. Не сном. Мечтой. Сладостной, такой далекой и очень близкой.

Она даже не сразу почувствовала резкую пронзительную, можно сказать мучительную боль ниже пупка, где-то между ног, которая, правда, исчезла через несколько минут, показавшимися ею долгими. Ее мозгу было как-то не до боли, не до повреждения некоторой части тела. Он затерялся в мыслях между деревьев вишен, посылая девушке ложное ощущение запаха розовых цветочков. А потом сад исчез. Все вокруг позеленело, что-то большое и пушистое обвилось у ее ног в районе бедра, а сама она почувствовала какой-то ритм… И она сразу узнала этот ритм, хоть ни разу в жизни она с ним не сталкивалась. Что-то мягко окружило ее, и она задвигалась в определенном такте.

Он и она полностью забылись. Они отключили свое рациональное мышление, доверяя свои тела лишь первичным инстинктам, которые исправно выполняли свою функцию. Мышцы без посторонней команды двигались в такт друг другу. Енот и кошка лишь смотрели друг на друга, не говорили друг другу ни слова и наслаждались каждой своей клеточкой. Правда, иногда от боли и непривычки девушка стонала и прикусывала нижнюю губу, и парень, замечая это, смягчал толчки, целовал возлюбленную в шею, в губы, в ушко, в верхнюю часть груди, проводил по коже языком и нежно гладил по ключице, животу и талии. Они уже ничему не удивлялись. Даже когда Шифти внезапно остановился, они уже оба знали, что сейчас будет. Сразу же по ним большой взрывной волной прокатилось то самое сладостное и незабываемое, сильнейшее наслаждение, какое только можно испытать. От такого прилива эйфории Кэтти-Блэк едва слышно простонала и прикусила губу — было и больно, и приятно. Она ощутила, как ее тело наполняется чем-то новым, чем-то незнакомым… И желанным.

Ворюга, довольно рыкнув от нахлынувшего удовольствия, снова поцеловал возлюбленную. Но на этот раз мягко и нежно, без той страсти, что была в начале. Он, наконец, устроился рядышком с черношерстной, перестав нависать над ней, поскольку сам жутко устал и, честно сказать, изрядно вымотался. Однако он все не отпускал кошку, обнимал и прижимал к себе, будто боясь, что она сейчас испарится, словно мираж. А Кэтти в ответ обвила своими тонкими ручками его торс, нежно массируя его спину. Шифти от такой ласки замурлыкал и потерся носом об ее красный воспаленный носик. Тут же он почувствовал легкий заряд электричества, отчего он удивленно вздрогнул.

— Что с тобой? — взволновалась Блэк.

— От тебя… Идет заряд, — ответил енот. — Это с тобой что?

— Ах это, — равнодушно прошептала кошка. — Это Флиппи… Он провел по мне довольно мощный электрический заряд. Видимо, я еще не полностью разрядилась, — при этих словах она взглянула в глаза любимому и улыбнулась.

Старший близнец увидел этот взгляд. И буквально поразился тому, насколько он изменился. После тех сладостных минут, когда существовали только он и она, глаза цвета Луны преобразились. Если до этой ночи они просто выражали тоску, печаль, отчаяние и смирение, даже если сама девушка улыбалась и отшучивалась, то теперь они были наполнены желанием жить дальше. Делить эту жизнь с ним и только с ним, дарить жизнь кому-то, кто должен жить. Лунные глаза желали любви. Настоящей, искренней и верной. И вор, несмотря на свою природу, был готов дать ей то, чего она хотела. Конечно, в обмен на то, что эта кошка будет принадлежать лишь ему одному.