Королевский премьер

Тадеуш знает: он не революционный лидер. Не тот, кто ведёт за собой людей на баррикады и выкрикивает лозунги на развалинах дворца, так громко, так долго, что срывается голос и горло хрипнет. Он не будет на войне победителем, полководцем или даже солдатом. Он слишком трус или слишком политик для этого. Тадеуш делал всё, что мог, чтобы сохранить мир в Эглерте, но он никогда не сможет возглавить восстание на Севере, как бы сильно ни любил свою родину. Это не его путь. Это путь Астори. Она бы смогла.

Но она — по ту сторону обнажённых мечей и оскаленных ртов. Не с ними. Сама за себя.

На своей собственной стороне.

Она не боится войны, она, кажется, только ею и живёт, а Тадеуш… другой. Он хочет спасти Север и спасёт его — но не оружием, а словом. Так, как умеет. Так, как привык.

И посмотрим, кто окажется сильнее.

========== 8.5 ==========

Чем чаще Астори встречается с Вэрианом, тем яснее понимает, что он та ещё сволочь, циничная и беспринципная, даже отдалённо не знакомая с понятиями «мораль», «честь» и «совесть». Крайне вредные вещи, уверял он её в прошлом месяце, мешают жить да и только. Астори в ответ на подобные заявления хмыкает, красноречиво и несогласно молчит или, вспылив, когда он доводит её особенно тонко и умело, вступает в длинные горячие споры. Вэриан умеет её доводить. Ему это нравится. Он знает, за какие ниточки в её гордой и упрямой душе надо подёргать, на какие кнопки нажать, за какие рычаги потянуть, чтобы гнев хлестнул через край, и вместо королевы осталась встрёпанная девчонка. Он чувствует её больные точки.

Те самые, которые Астори так долго прятала от посторонних, от Джея, от Тадеуша и даже от себя.

Вэриан распахивает двери в её душу и входит к ней в мысли нахально и бесстыдно. Астори беспомощно злится, но ничего не может поделать: она зависит от него, и они оба это помнят, она не в том положении, чтобы командовать, ей надо прикусить язык и слушаться, иначе всё полетит к чертям. Надо смириться и перетерпеть. Это не будет длиться вечно.

Если дело пойдёт гладко, как обещает Вэриан, отца освободят в худшем случае в конце следующего года, а в лучшем — сразу после Сайоля. И тогда… и тогда Вэриан озвучит свою просьбу.

Астори прикусывает губы. Проклятье. Чего пожелает этот противный самовлюблённый тип? Теперь, когда она не в силах отказать, она оказалась в его смуглых жилистых руках, и уж кто-кто, а Вэриан несомненно придумает, как поинтереснее воспользоваться этой нежданной удачей.

Ему даже не пришлось закидывать удочку: королевский улов сам попался в сети.

Они встречаются на конной прогулке в парке около Серебряного дворца; Вэриан держится в седле с развязной уверенностью, Астори исподтишка наблюдает за ним. Свалился бы он с лошади как-нибудь неудачно… и проблема бы исчезла. Хотя нет, нет, сначала он должен помочь ей вызволить отца из тюрьмы, а там пусть падает и калечится сколько угодно. Правда, рассчитывать на такое везение не приходится: этот наглец чересчур ловко обращается с норовистым вороным Волчонком, видна многолетняя выучка. Но откуда у банкира столько опыта в верховой езде?

— Вы отстаёте, Ваше Величество. — Он гарцует около неё, приподнимаясь в стременах, и лукаво усмехается. — Я слышал, вы отличная наездница… и стрелок превосходный, верно?

— Звучит так, будто вы хотите это проверить, — отряхивает кудрявые волосы Астори. Хлопает Изюминку по шее. — Быстрее, девочка.

Вэриан холодно и остро смеётся. В гагатовых глазах безлико отражается дневной весенний свет.

— Пытаетесь подловить меня? Напрасно. Я не разменяю мою просьбу на мелочи… или… впрочем, поглядим. У меня достаточно времени, я подожду.

— Чего?

— Чего-нибудь полюбопытнее… Лучше всего на свете я умею ждать, Ваше Величество. Я не из тех, кто торопится.

Астори бросает на него подозрительный короткий взгляд и отворачивается. Его змеиная невидимая улыбка толкает её в спину.

— Кстати, искренне соболезную вам. Я читал газеты… господин Бартон обзавёлся молоденькой подружкой? Если и она не убедит его отпустить усы, то я умываю руки. Ваш премьер-министр безнадёжен.

— О, я считаю, ему больше пошла бы борода, — легкомысленно откликается Астори и с умело разыгранным весельем вскидывает брови. — Я передам господину Бартону ваши советы. Уверена, он обсудит их с… Луреан.

— Леа, — не моргнув, поправляет Вэриан, пытливо глядя на неё.

— Леа, — охотно соглашается Астори. — Да. Именно. Плохая память на имена, знаете…

Они молчат, и Астори осторожно подталкивает коленом Изюминку. Она ни за что не признается Вэриану, как её задевает и сводит с ума показной роман Тадеуша. Ни за что.

Она не доставит ему такого удовольствия — снова наблюдать за её слабостью.

Тадеуш, разумеется, тоже никогда не догадается, как больно делает ей. Астори знает: проще и лучше скрывать свои раны от тех, кто их наносит, иначе велик риск снова упасть к его ногам, умолять о прощении, вопить, что она раскаивается, раскаивается, раскаивается… довольно. Он не хочет её. Он не любит её.

А если даже и любит…

Астори постарается быть хорошей королевой и мамой: это то, что она ещё может сохранить.

Быть хорошей дочерью, кстати, тоже не помешает. Она улыбается Вэриану и натягивает поводья, заставляя Изюминку перейти на рысь.

***

— Оставьте его в наручниках. Охранника выведите. И, будьте так добры, покиньте помещение сами.

— Да, господин премьер-министр.

Тадеуш спиной ощущает, как затворяется дверь, оправляет полы пиджака и серебряные часы на левом запястье. Смотрит сухо и прямо. За полупрозрачным стеклом, в тесной белой камере сидит пожилой сутуловатый мужчина лет пятидесяти пяти, в тюремной униформе, с подвижными серыми глазами и широкими плечами. Отец Астори. Гермион Марин Лун.

Другими словами — одна большая проблема. Головная боль Тадеуша во плоти; посоревноваться с ним мог бы, пожалуй, лишь небезызвестный Вэриан. Двое мужчин, отчасти виновных в том, что его прошлую жизнь перечеркнул жирный чёрный маркер; две ниточки, ведущие к Астори.

Королева глубоко влезла в опасную авантюру с получением подданства и освобождением отца, и хуже всего, что в этом замешан Вэриан. Проклятый брат Вивьена Мо. Тадеуш готов кусать себе локти от мысли, что сам свёл Астори и с Вэрианом, и с отцом. Понесла его нелёгкая тогда в бар… и кто просил его выполнять поручение королевы, сказал бы, что не справился, ведь как чувствовал, что ничего путного из этой затеи не выйдет…

Тадеуш переминается с ноги на ногу. В последнее время он только тем и занят, что подчищает за Астори и исправляет ошибки, сделанные королевой. При его вопиющем попустительстве, разумеется. Недавно он вернулся со слёта Большой Двадцатки, который проходил в столице Матугала, Бонлиссе: там он обстоятельно поговорил с Микласом Вреттом, Вивьеном Мо и уверил их, пустив в ход всё своё обаяние и красноречие, что дела в Эглерте идут отлично и чрезвычайное положение на Севере отменят в будущем году, если не раньше. Сразу по приезде он встретился с официальной делегацией северян, дал несколько интервью, провёл пресс-конференцию и выиграл пять или шесть раундов дебатов в Совете, так что сейчас Тадеуш ощущает себя выжатой половой тряпкой. Он убедил Астори, что необходимо запретить полицейским использовать резиновые пули и слезоточивый газ, если понадобится усмирять волнения на Севере — а это, конечно, делать придётся. Она согласилась. Тут уж неважно, почему, главное, согласилась, хоть и не с первого раза.

В их отношения с Вэрианом, какой бы характер они не носили, Тадеуш лезть не стал, хотя очень хотелось. Довольно. Это не его дело. Но с отцом он счёл нужным побеседовать.

Накипело.

И теперь он здесь, в Аштоне, чтобы встретиться с человеком, чьё имя тенью нависает над Тадеушем уже четыре года.

Тадеуш распахивает дверь и вступает в комнату для свиданий; Гермион едва заметно вздрагивает и поднимает на него вопросительный спокойный взгляд, не поднимаясь с места. Тадеуш останавливается. Смотрит на него оценивающе. Пытается разглядеть в его лице лицо Астори, решительное, точёное, с твёрдыми округлыми линиями — не может. Здесь одни жёсткие и скупые углы. Что она в нём нашла? Чем её так околдовал этот старик, что она рвётся к нему, по привычке сметая всё на своём пути: привязанности, доводы рассудка. законы…