Страница 21 из 65
Как-то слишком уж быстро она забеременела – с первой же попытки. Есть же люди, которые годами стараются, и никак.
Честно сказать, детей я не любил – ещё с прошлой своей жизни. А всё дело в том, что в двадцать первом веке люди перестали воспитывать своих чад, и уж тем более – наказывать их. Вот меня воспитывали традиционно, в ежовых рукавицах строгости и порядка. В меня буквально вдолбили, что такое «хорошо», а что такое – «плохо». Дети же сегодняшние – сущий кошмар! Они до крайности инфантильны, избалованы, им ничего не интересно. Они не сидят, как я, и не смотрят телевизор, не читают книги, не рисуют и даже за тетрис/смартфон/тамагочи их не усадишь – подчёркиваю, я о маленьких детях, лет до десяти. Ужасно неусидчивые, везде лазают (и не просто лазают, а носятся, как угорелые). От них очень, очень, очень много шума (особенно, когда их много, и когда они орут, как бешеные – а орут они почти всегда, по поводу и (чаще всего) без). Далеко ходить я не стану: в моей прошлой жизни в многоквартирном доме, где я жил, надо мной жила семья с тремя (!) распоясавшимися детьми, и это был конец света. Родители толком не занимались с ними – попустительство, разгильдяйство, расхлябанность, этот пресловутый русский «авось»… Потакание капризам, закрытие глаз на откровенные шалости, предоставление самим себе. К тому же, когда началась пандемия, и без того домашние соседи превратились в заядлых домоседов. Школа, как правило, ввиду сменяющих друг друга бесконечных карантинов не учится – вот же повезло. Квартира для них – точно футбольное поле! Бегают и бегают без конца, учитывая повышенную слышимость в самом здании; хоть бы на пару-тройку минут присели да занялись чем-то более полезным. Я неоднократно приходил ругаться (можно же резвиться на улице – земля-то, в отличие от моих ушей, всё стерпит), ибо после тяжёлого рабочего дня уставшему человеку реально хочется тишины и покоя. Ему рано вставать на работу, но у соседей, что ни ночь – то пьяные гулянки (опционально – с сабвуфером), то «партсобрания»; помимо своих спиногрызов зовут в гости других. И они скачут, скачут, скачут… А потому вполне резонный мой вопрос: да какие ещё дети? Зачем они мне нужны?
Другой, немаловажный аспект – это наследственность. У моей бабушки было очень плохое зрение, вялотекущая шизофрения и сахарный диабет; у дедушки радикулит и хронический алкоголизм; у отца проблемы с желудком, у мамы – с сердцем и печенью. Так зачем же плодить очередного больного? Если ему передастся хоть что-то (включая мой букет). Гены – вещь упрямая, а я не враг своему же ребёнку.
Однако я не хотел поступать, как мой отец – мне не хотелось бы, испугавшись ответственности, бросать семью (жену и ребёнка) на произвол судьбы; не в моих это правилах и принципах. Поэтому я ночь не спал, размышляя, как же мне правильнее поступить в этой ситуации.
Румелии я не показал всем своим видом, что ребёнок мне не то, что не нужен – просто на данный отрезок времени он ни к селу, ни к городу. Я был просто не готов, хотя как можно быть не готовым в 31, имея и жильё, и работу. И красавицу жену; хорошую, умную и добрую. Я сидел, раздумывая, и мысленно заламывал себе руки.
– Любишь кататься – люби и саночки возить!
– Ой, не жужжи! – Отмахнулся я от Маленького Зла. – И без тебя тошно.
Судный день настал, и малыш появился на свет. Девочка. В этот ответственный момент я был рядом, дабы поддержать свою супругу. Мне было без разницы, кто родится – мальчик или девочка; для себя я решил, что приму любое дитя.
Но при виде окровавленного, беспомощного комочка меня бросило в дрожь. Снова моя слабость. Моей решительности и след простыл.
– Возьми его на руки, и изменишь отношение. – Слабым, но в то же время твёрдым голосом предложила Румелия, почуяв неладное.
Я выхватил и не дышал. Я боялся навредить, я боялся уронить. Девочка тянулась ко мне, а я вёл себя, как идиот и скотина. Нет бы – поцеловать жену, поздравить её, а я стоял, как истукан, как каменное изваяние. Ненавижу себя за эту минутную слабость. Да, я растерялся, но это было непростительно.
Наша семейная жизнь стала трудней. Ребёнок – не котёнок, не собачка, не Маленькое Зло; его нужно беречь и заботиться о нём. Переодевать, кормить, не спать ночами. Слишком уж больших хлопот Румелия-младшая нам не доставляла (будучи достаточно спокойной девочкой), но всё же трое – это уже не двое. Ответственность возросла. Но и тогда я не предал. Я не задерживался на своей работе и со всех ног спешил к своей семье, ибо такой семьи в моей прошлой жизни не было. Я уже сделал свой выбор, и какая-то другая женщина мне не нужна.
Мы купали своего ребёнка и купались сами. В честь рождения дочери я собственноручно посадил дикую смоковницу, и каждый день поливал, удобрял её. Сам смастерил кормушку для птиц. Я думал, что вот он – мой рай. Прямо в моих ладонях. Но…
После родов моя жена изменилась. Нет, она была почти такой же, но стала несколько мягче (но и тише, но и молчаливей, но и менее эмоциональней). Блеск в её глазах потух, и всё её внимание было сосредоточено исключительно на малыше. Я всё понимаю, но теперь я был только лишь кормильцем и добытчиком; ни доброго слова, ни ласки, ни улыбки при моём приходе… Может, это всё временно? Бог его знает. Что я делаю не так? Я стараюсь делать их обеих счастливыми, дабы они ни в чём не нуждались. Иногда мне даже казалось, что она меня разлюбила. И что она нашла во мне тогда? Привлекло, что я – из будущего? Меня ведь ни одна женщина не любила (за исключением разве что мамы), женским вниманием я не избалован; поэтому поведение моей супруги вызывало во мне тревогу и беспокойство. Я не требовал от неё исполнения супружеского долга, ибо лично для меня это не самое главное в жизни; духовная близость была мне дороже. И выговориться мне было некому, ибо у Архонта своя жизнь, свои проблемы, свои двое детей; а Маленькое Зло… Ну, оно не всегда понимает меня, а в данной ситуации ему и вовсе нечего мне подсказать.
Психологов тут нет, да я и в прошлой жизни не особо-то им верил. Эх, перестали мы с Румелией разговаривать по душам, как когда-то… Дурное у меня предчувствие. Что-то не то, реально; что-то произошло… И вина эта – извне. Не на ней и не на мне. Знаете, словно, все-все-все мои негативные мысли, всё отрицательное – будто всё это материализовалось, приобрело форму. И рай перестал быть раем.
Тем временем в Гелиополисе объявился некий Инфернон, который начал совращать и умы, и тела (точнее, я лишь к этому моменту услышал о нём, а появился он не вчера и не позавчера). Я не знаю, кто это; кто он, и откуда. Однако его «учение» начало стремительно распространяться по всему острову. Острову по имени «Атлантида».
Ещё совсем недавно всем распоряжались правители и воины, жившие отдельно от основной земледельческо-ремесленной массы на Акрополе коммунистической общиной. Но теперь Инфернон посеял зерно раздора, и всё пошло наперекосяк: демократия, условное равенство сословий рухнуло.