Страница 55 из 71
— А… — протянул он вопросительно, недоуменно глядя мне в глаза, сам удивляясь, как я мог так его осадить: и ему не обидно, и не хочется размахивать кулаками.
— Бумагу? Держи, — предугадал я его вопрос, и он, взяв протянутый для него мною лист, удалился на свое место.
Когда я оглядел класс, то неожиданно понял, что дети меня услышали, не знаю приняли ли, но определенно я не дал им слабины и одновременно дал почувствовать, что уважаю их. Девочка с задней парты очень внимательно смотрела на меня, и на её губах появилась легкая улыбка, а я продолжил:
— Мы напишем сочинение на тему: если бы я умер и оказался в небесной школе. У вас, — я взглянул на ручные часы, — полчаса земного времени.
В классе послышался смех и кто-то выкрикнул: «И там нет покоя». Я улыбнулся и пожал плечами, как бы отвечая: «Всякое может быть».
— А как это сочинение и ваш предмет связаны? — раздался вопрос от девушки на задней парте.
Я усмехнулся и подумал, что она определенно умеет задавать правильные вопросы.
— Никак, ты права… — я вопросительно глянул на неё, не зная, как обращаться.
— Ева, Ева Корнер, — ответила она, покраснев.
— Ева, — улыбнулся я, — очень приятно, но ваши сочинения нужны мне для того, чтобы понять, как вы умеете мыслить… Итак, приступайте.
Через полчаса прозвенел звонок и дети начали подтягиваться к выходу, попутно складывая передо мной листки с сочинениями. Ева чуть задержалась, и я почувствовал, что ей хочется задать мне вопрос, я в ожидании глядел на неё, собирая свой портфель.
— Почему вы выгнали Лео, а Джейсона оставили? — спросила она, собравшись духом, от природы немного застенчивая.
Я немного помолчал, формулируя мысль, затем проговорил:
— Лео оскорбил тебя, а это мною не поощряется и это я показал на его примере. А что сказал мне Джейсон — это не важно, мне все равно на то, что мне кто-то скажет про меня, — чуть остановившись и скользнув глазами по её задумчивому лицу, продолжил: — Это не важно в любом возрасте, Ева.
— Вот бы мне столько терпения, — тихо проговорила она.
— Терпение здесь не при чем, — ответил я, — просто некоторые люди вообще не думают, говоря какие-то слова или делая какие-то вещи. Не забывай об этом никогда, глупо обижаться на то, чего не существует, но ты будешь встречать таких людей снова и снова.
— А когда вы проверите сегодняшние работы? — спросила она и подбородком указала на кипу сданных учениками бумаг.
Я внимательно взглянул на неё и увидел неподдельный интерес, а еще жажду признания, жажду неравнодушного слова в её адрес, жажду понимания того, что она не пустое место, что она существует, что её видят.
— Ты хочешь, чтобы я сейчас посмотрел? — спросил, увидев, как её энергия смешалась, став пунцовой: не привыкла говорить о себе и стесняется, чтобы говорили другие. Мой внутренний хранитель возмутился тому, до какой степени можно унизить ребенка, чтобы он воспринимал себя пустым местом.
Девочка кивнула, а я перебрал листы сочинений и выудил из кипы подписанное скорым красивым чуть размашистым почерком и прочитал, коротко улыбнувшись. Ангел Фенцио бы не оценил, зато оценил я. Её мироощущение совпадало с моим, возможно наивно и не смело, но она описала упадок высшего мира и его нежелание помогать земле с проблемами, мира, который бы мог прекратить бедствия внизу, но сам увяз в жестокой борьбе за власть. Сам слог был легким, доступным.
— Как вам? –робко спросила она.
— Это отличная работа, она небольшая, но емкая и содержательная, — похвала стала ещё одним кирпичиком заполнившим пустоту в душе. — Таким ты видишь мир?
— Если бы всё это было действительно так, то я всеми правдами и неправдами хотела бы поговорить с богом, — попыталась она объяснить и, увидев одобрение в моих глазах, продолжила: — Я заглянула бы ему в глаза и спросила: стоит ли детская слеза всего того, что происходит в этом мире.
Слишком серьезно, слишком прочувствовано, слишком на своей шкуре, отразившись и на моем состоянии и ударившись о мою память и о мое состояние души, задавшись наконец-то сформулированным вопросом: «Почему эта девочка разбудила во мне чувства хранителя?». И тут же получившим ответ: «Потому что на ее месте могла быть Эмма». Я похолодел от макушки головы до пяток и выдавил из себя улыбку.
— Ты ведь пишешь? Рассказы, стихи, эссе? — спросил я, понимая, что так писать может только тот, кто упражняется постоянно. И читает она тоже беспрерывно, видимо, это природное. Я вспомнил, как приучал к этому упрямую Эмму, которая сейчас не может и дня прожить без книжки.
— Да, — произнесла она, — Вы хотите почитать? — радость, что заметили, что не прошли мимо и тут же всплеск энергии: она существует, она не пустое место.
— Конечно, со следующей недели у меня факультатив по истории, приходи, — предложил я и понял, что она туда прибежит быстрее всех.
Девочка утвердительно кивнула, чуть улыбнулась, собравшись, попрощалась и вышла из класса. Что-то в её образе было пугающе знакомым, я почувствовал энергию хранителя вырвавшуюся из меня и пытающуюся понять, что было не так с этим подростком. Внешне угловатая, чуть полная, с россыпью каштановых волос, в беспорядке лежащих на голове, и припухлым от переживаемого ею пубертатного периода лицом, на губе кровила ссадина. Внутри с сильной энергией борца, воина, не такой огненной, как у Эммы, но все же… Эмма! Меня озарило. Вот почему мой взгляд зацепила эта девчушка. Энергия одиночества и чудовищного чувства собственной неполноценности, неприкаянность и ненужность, а где-то глубоко страх, окутывающий всё внутреннее существо подростка. А еще я понял, что у неё не было ни ангела-хранителя, ни беса-искусителя. Шельма, помеченная, остро нуждающаяся в чьем-то участии, одновременно хотящая и не хотящая этого. Я задумавшись, сложил сочинения детей в портфель, и побрел в полной растерянности в другой класс на другой урок.
Первый рабочий день прошел спокойно. Уже вечерело и для того, чтобы как можно скорее войти в курс дела, а также с непривычки, мне пришлось задержаться крайне надолго. Я позвонил Эмме сказать, что уже возвращаюсь и вымотанный физически и душевно брел на школьную автостоянку. Я был голоден и мне хотелось её обнять. Однако моим планам не дано было так быстро сбыться: я услышал шум борьбы и ощутил боль. Что-что, а это было настолько знакомое чувство, что невольно я потрогал рубцы на шее. Я быстрым шагом отправился на шум и увидел, как Еву, девочку из класса, где я прошел «боевое» крещение сегодня, избивали другие дети. Заметив меня, они бросились врассыпную, и я увидел беспомощного подростка, истерзанного и рыдающего, отметив взглядом сильные кровоподтеки на внутренней стороне бедра, которые были видны из-за задравшейся юбки. Я подошел к девушке и помог ей подняться. Она дрожала и рыдала так, что сотрясалось всё вокруг — её энергия бурлила и выдавала такие клубы черноты, что даже я, привычный ко злу и ненависти, сейчас гнулся под её ударами.
— За мной, — коротко сказал я и повел девушку в класс, где всегда имелась аптечка первой помощи.
Охранника не было на месте и я, видя состояние девушки, мысленно поблагодарил вселенную. Меньше всего ей сейчас нужны были расспросы старого равнодушного ко всему мужчины, который если и спросит, то только для того, чтобы прикрыть самого себя в случае чего. Усадив девушку на стул, я вернулся к ней с аптечкой и намочив в перекиси какое-то полотенце, проговорил: