Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 71

— Спорим она не найдет меня, Джер, — детский шепот около уха, горячая маленькая ладошка в моей сухой руке.

— Особенно если ты не будешь болтать, — напоминаю ей я, сдерживая смех.

Девочка немного с обидой бросила на меня свой взгляд, но, послушавшись, промолчала, упорно продолжая сидеть в засаде. Но потом, забываясь, начала опять говорить. Я уже не сдерживаюсь, смеюсь над ней, чуть дразня. Она наконец-то разозлилась и зеленые глаза гневно сверкнули. Ничего не могу с собой поделать: я обожаю когда моя девочка такая. Моя девочка… Я одернул себя… и попытался придать своему лицу суровости. Эмма удивленно посмотрела на меня и заливисто рассмеялась.

— Джер, ты такой смешной, когда сердишься, — она продолжила хохотать.

— Тебя сейчас найдут… — улыбаясь, произнес я.

Девочка полностью разоружала меня. Раздражение — не знаю, злость — не слышал. Она спохватилась и прикрыла ладошкой ротик, сжавшись в комочек и спрятав лицо в подтянутые к себе сбитые коленки. Я мотнул головой и поморщился почти физически чувствуя её боль. Эмма умела находить себе неприятностей на пятую точку настолько умело и профессионально, что мне как демону работы не было, зато как хранитель я не знал отдыха, работая не покладая рук и не жалея «живота своего».

Подслеповатая монахиня прошла мимо так и не обнаружив сидящую в кустах Эмму. Она подняла личико и чуть высунув голову проводила женщину взглядом. Потом победоносно повернувшись ко мне, всем видом показала, что она была права. Я кивнул ей.

— Умница! — я чувствовал, знал, что она хочет услышать от меня слова ободрения.

Эмма улыбнулась мне и я увидел, что в её растущей душе снова установился мир, я оправдан, прощен, помилован и… любим?! На секунду я оторопел, вглядываясь в её чистые детские наивные, но несмотря на это, до ужаса хитрые глаза цвета изумруда. Девочка видела во мне родителя и я понимал её, потому что я — это всё то хорошее, что она знала в своей жизни. Я отдавал ей всё свое время, я всегда был рядом и в печали и в счастье, я с ней делил все моменты её жизни. Почему-то мне стало горько за неё, она точно заслуживала чего-то большего и лучшего, а не мрачного и злого черта Геральда.

Вот почему со мной нет ангела, когда он мне так нужен? Я снова почувствовал раздражение и волну возмущения, поднимающуюся из темных и даже мною не до конца изведанных недр внутри меня. Он бы объяснил, как мне надо поступать, а я вечно уступал Эмме. Но Джек окончательно терял свой ангельский образ и проваливался в алкогольное забытье, иногда не видя свою подопечную месяцами. Сейчас как раз был такой период — истекал год с момента, когда я в последний раз видел его, а Джека не было. Что это если не ангельский запой?! Я бы раньше похохотал над стариной ангелом, но сейчас мне не хотелось, только не после того, когда он поделился со мной причиной своего алкоголизма…

Может быть, стоило написать жалобу в небесную канцелярию на этого пьянчужку? Но я этого не сделал, ведь тогда Эмме дали бы нового ангела и мне пришлось бы делить внимание девочки с ним. А я этого не хотел. По сути, я был один у девочки и её хранитель и её искуситель. Моя сущность демона диктовала свои условия, но хранитель во мне подавлял естественную мою сторону, заставляя оберегать вверенную мне душу. Положа руку на сердце, не мог я причинить Эмме никакого вреда не потому, что к этому меня обязывал статус хранителя, а потому, что мне не хотелось причинять ей боль. Я не мог сам себе объяснить это чувство. Это было в новинку для меня, в диковинку, я бы сказал. Из раздумий меня вывел тонкий голосок девочки.

— Джер, ты ляпа, — захохотала Эмма и с визгом отпрянула от меня, заставив невольно улыбнуться.

Я дал ей фору и щелкнул пальцами, став для неё невидимым. Девочка недоуменно остановилась и оглянулась, хмуря лобик. Яркое солнце сделало её волосы ещё более сочными, а зеленые глаза подсветило, отразив их прозрачность. Мне хотелось запечатлеть этот момент. Я расхохотался и снова материализовался для неё. Девочка всплеснула руками и взвизгнула от восторга. Эмма любила такие фокусы, я знал, что ей понравится моё исчезновение-появление.

— Я тебя сейчас догоню, — нарочито угрожающе произнес я и состроил рожицу.

— Спорим, нет, — дерзко уверила меня девочка, показывая мне язык.





— Эмма, так делают только неприличные девочки, — произнес я строго.

Откуда я это знал? Я и сам не знал, чего должны не делать приличные девочки, просто, в моем представлении моя девочка Эмма никогда так делать не будет. Она густо покраснела.

— Не буду больше, Джер, — тихо произнесла она, потупившись.

— А вот теперь я точно тебя поймаю, — сказал я и, воспользовавшись временным замешательством Эммы, схватил её на руки и закружил вокруг себя.

Девочка в восторге визжала на всю округу и я видел мелькавшие каштановые всполохи её волос, чувствуя такой же восторг в душе и удовольствие от приятного покалывания в руках теперь распространившегося и на плечи. Я отметил про себя, что с удовольствием играл с ребенком, ловя себя на мысли, что это единственное человеческое существо, к которому я не испытывал отвращение. Моя девочка! Сделав еще круг, я высоко подбросил её к небу, отчего она крепко зажмурила глаза и громко выкрикнула мое имя. Я поймал ее и поставил на ножки, весьма вовремя, кстати. В укромном уголке сада появились три девочки — воспитанницы приюта, такие же как Эмма, правда, намного старше и крупнее моей девочки. Я почувствовал, как Эмма в страхе прижалась ко мне. Ей приходилось сталкиваться с их тяжелыми кулаками. Но они не знали, что я учу её обороняться, тот, чья сила неизмеримо больше всех кулаков на свете и чьи познания в боевых искусствах несоизмеримо больше, чем может вместить в себя весь Шаолинский монастырь во веки вечные.

Они смотрела на неё как на добычу, с которой можно легко поквитаться, ведь повод уже найден: Эмма была в их представлении странной, у неё была особенность быть одной, но не быть одинокой, она ни под кого не подстраивалась, всегда находя своё решение-выход из любого положения, у неё всегда имелась своя точка зрения на происходящее. Независимость и ум всегда раздражают, а особенно в жестоком мире детей-сирот. И здесь находились не менее жестокие меры по «усмирению» таких строптивых как Эмма.

— Эй ты, дебилка, — грубо начала самая старшая из них, обращаясь к моей девочке.

Эмма проигнорировала и с распахнутыми от ужаса глазами смотрела на меня.

— Ничего не бойся, — шепнул я. — Ты знаешь, что надо делать…

— Ты поможешь? — одними губами.

Сердце сжалось: от радости что ли? Мне как хранителю определенно нравилось, что она обращалась ко мне за помощью. А как демону? Демон довольно промурлыкал. Я кивнул на её беззвучный вопрос. Малолетние бандитки подходили к ней явно не для того, чтобы поговорить. Приблизившись, одна из них уже занесла кулак над головой Эммы. Но девчушка решила, что её больше никто, никогда и пальцем не тронет.

— У тебя твердая правая рука, девочка, — напутствовал я. — Используй хук справа.

Не успел я договорить как Эмма начала действовать: с отборным матом, от которого даже у меня, демона, завяли уши, откуда она могла знать ругательства я могу лишь предположить, что она слушала наши препирательства с ангелом, а я эпитетов для этого забулдыги обычно не жалел; и с тяжелым хуком справа она приложила взрослую девочку так, что та взвыла от боли и, покачнувшись, упала. Эмма почти рычала. Оставшиеся две девчонки не посмели даже приблизиться к зеленоглазой бестии.