Страница 35 из 71
— Ты заплатишь за это цену, Душа, — проговорил он, и его глаза опасно блеснули холодным лезвием кинжала.
========== 14. Воскресший ==========
Когда я ощутил жгучую боль от того, что меня пронзила холодная сталь широкого лезвия меча, то глядел на Эмму. Я видел, как её холодеющий изумруд в ужасе потух, а по прекрасному лицу пробежала судорога боли. Дымка втянула в себя мою девочку, а я чувствовал неимоверную боль и с каждой секундой молясь об облегчении, получал еще большее страдание для тела. Но несмотря на физическую боль мне было невероятно легко, ибо я знал, что Сатана бессилен причинить Эмме вред, будучи на земле. С облегчением вздохнув, я рухнул на холодный каменный грубо отесанный пол дворца Сатаны, с одной единственной горькой мыслью, разрывающей сознание посильнее, чем обоюдоострый нож тело, что больше не увижу желанную. Глаза закрыты, дыхания нет, сознания нет. Мир провалился в ничто. Но было нечто иное, что заставило меня начать мыслить.
Сражавшийся на полях многочисленных битв, выполняющий задания Сатаны по устранению неугодных, никогда не гнавшийся за своей выгодой, признающий силу, плюющий на статусы, отвергавший предложения Сатаны о даровании мне титула генерала-аншефа полчищ демонов, придерживавшийся тонкой грани врожденного чувства справедливости, которое восхищало даже лживого короля ада. Я долго пытался понять, почему всё еще мыслю. Мои глаза не видели, я не обонял запахов, у меня не было рук и ног, чтобы ими подвигать. Что со мной? Это и есть небытие?! Тогда почему я существую! Значит, я до конца вечной бесконечности буду вспоминать глаза Эммы: радость и боль вперемежку, разрывающие меня, ввергающие мою душу в горе и дарующие бесконечное счастье.
Обретший способность мыслить, я постепенно понимал, что ко мне возвращается и способность видеть. Я узрел темноту, не просто её ощущал, я её видел. Она обволакивала меня со всех сторон и как будто выталкивала из себя. Когда я сделал робкую попытку противостоять этому, то понял: у меня есть руки и ноги. Уже не просто бесцельно плыл в неизвестном направлении, а прочно стоял на чем-то твердом. Вдалеке я видел точку мягкого света.
— Шепфа, что здесь происходит и где я? — прошептал, пытаясь рассыпающимся от происходящего сознанием понять, что же со мной и где я.
Вопрос повис в воздухе и вдруг маленькая, висящая во тьме яркая световая точка, став шириться, разорвалась на части, выпустив из себя килотонны осязаемого света и тысячу прекрасных созданий — белокрылых ангелов. Я неожиданно вскрикнул, но мой крик был немым. Никто его не услышал, даже я. Меня озарило, я понял, что нахожусь при зарождении этого мира. Я видел, как появлялись планеты, кружась в безумном танце вокруг собственной оси, загорались звезды, взрываясь и образуя новые вселенные. А прекрасные ангелы пели, и я даже знал, что. Колыбельную, которую я вспомнил, когда впервые взял человеческое дитя, Эмму, на свои руки и пропел хриплым голосом скорее по наитию, чем твердому пониманию её значения. Это послание Шепфа о любви. Вот, что я ощутил, когда укачивал хрупкое тело моей маленькой подопечной.
Я видел также двух ангелов, которые держались всегда вместе, рука об руку. Даже тогда, когда Денница, возгордившись, отдалился от света Шепфа и стал темным Сатаной, соблазнившем часть ангелов, в хаотичном порядке падавшие на землю, крылья которых, прорываясь сквозь жгучую атмосферу земли, начинали гореть и долетевшие до поверхности с ужасом обнаруживали, что их белоснежность закоптившись стала чернотой, такой же непроглядной, как гордыня Сатаны. Я видел, что этим двум ангелам пришлось разделиться. Хрупкая Ангел и мощный Демон. Мои отец и мать. Я не ведал откуда, но я точно знал, что это так.
Перенесшийся словно потоком ветра, я оказался в другом времени, в другом месте. В отчем доме, куда пригласил однажды Эмму, я знал здесь каждый кирпичик. Я обонял запах свежего хлеба и ощущал на устах вкус теплого парного молока. И еще я знал, что был самым счастливым во всей вселенной. Любимый обоими родителями: обласканный матерью, обнятый отцом. Я ощутил влагу на своих щеках, я, который зарыдал только раз, когда понял, сидя в грязном проулке после битвы с убийцей, что Эмма может уйти и оставить меня одного в том, что когда-то считал вполне сносным: в своем жалком существовании без неё.
Я видел, что однажды в наш теплый дом пришла беда, и мой отец, который никогда не был воином, был убит вместе с матерью. Я даже ощутил острый запах крови сейчас. Отец защищал мать, но убийц было слишком много. Я видел, как его темные крылья, обагрившиеся кровью, полукуполом застыли над ней. Я, будучи ребенком, до такой степени был ошеломлен и раздавлен горем, что даже не мог заплакать, только держал голову опущенной. Послышались тяжелые шаги и перед моим взором предстали крепкие мужские ноги в грубых ботинках. Подняв взгляд выше, я в первый раз увидел Сатану. Он был молод тогда, его глаз горел ярким рубином. Гордый, бесстрашный, жаждущий власти и поклонения как Творцу, оставаясь всего лишь сотворенным.
Он схватил мое детское лицо рукой в перчатках и прогоготал.
— Чертяка, лучшее взял от своих родителей: от Клауса — челюсть и волосы, от Лолит — её прекрасные глаза и губы, — произнес Сатана, больно вертя мой подбородок из стороны в сторону.
— Он — ангел, — проговорил кто-то из стоящих рядом, — у него крылья белые.
Обернувшись назад, я изумленно заметил позади себя белоснежные красиво сложенные крылья.
— Он — единственный, кто выжил из детей от союза ангела и демона, — подхватил кто-то ещё.
— Не единственный, есть еще Мальбонте, — доказывал ему первый, тогда я впервые услышал это имя.
— Это гнусное чудовище, а этот мальчишка — ангел, — возразил ему второй.
Но все умолкли когда услышали голос Сатаны.
— Я чувствую в нем силу, — хрипло произнес Сатана и приблизил прекрасное в своей грубости лицо к моему детскому и продолжил: — Сдается мне, я знаю, как помочь ему почувствовать в себе демона.
И на мою шею была накинута веревка, которая сдавила моё горло так, что я едва смог вздохнуть. Меня вытолкнули из отчего дома и привязали к адскому скакуну, грива и копыта которого горели жарким огнем, а из пасти валил дым, толкнули наземь. Мне не дали возможности подумать и оценить ситуацию, я был лишь напуган до самой глубины детской души. Повинуясь инстинкту, я вцепился в веревку пальцами и просунул их, освобождая место для дыхания, возможно, это было тем, что спасло мне жизнь, когда меня провезли по всему ущелью, где жила когда-то моя семья. Возможно, это была потеря памяти обо всем, что было со мной до встречи с королем ада. А возможно — темная злоба, которая поселилась с тех пор в моем сердце и уважение к силе, уважение к тому, кто убил моих родителей, тому, кто сделал рабом, надев ремни на шею, так, чтобы всегда знал, кто хозяин.
Память вернулась ко мне полностью и неожиданно. Кадры из жизни мелькали перед глазами, мне оставалось только следить за ними и смотреть на дела своих рук. Но я ни за что не попрошу прощения, ибо всё что делал в своей жизни, я делал, потому что осознавал. Замелькали картинки с Эммой, заставляя сердце биться чаще, особенно та, где она кружится в танце, слишком прекрасная, слишком неземная, моя земная. И это было толчком к пониманию того, что пора выбираться отсюда, пора возвращаться к той, кто заставляет двигаться вперед, ради которой сердце стучит чаще, ради которой хочется жить.