Страница 45 из 163
Я смотрела в глаза лельдиса и понимала, что дом — там, где Рис. Независимо от наших ссор и разногласий.
Легкий ветерок ворвался в окно, принося вечернюю свежесть и запах весенней листвы. «Аувотта да!» — прокричала вдалеке какая-то птица, будто подсказывала мне правильный ответ. Я расслабилась в руках лельдиса, слабо улыбнулась. Рис облегченно выдохнул и мягко потянул к кровати.
Я повиновалась. Легла в постель, позволила укутать себя одеялом и отключилась почти сразу же.
…Широкая лента серого шоссе разделяла нас и высотку больницы. Бело-бежевая, величественная, строгая, она напоминала о том, какую важную миссию несет. Главный онкодиспансер страны. Здесь лучшее оборудование, врачи, уход.
Солнце светило, но не грело, при полном безветрии облака вытянулись на небе десятками больничных простыней.
Мама взяла меня под руку, и мы шагнули в неизвестность.
Зебра показалась бесконечной. Машины застыли ровной шеренгой, будто чувствовали важность момента. Мы двигались молча, отчаянно сдерживая потоки надежды, страха и паники. Подбадривали друг друга, насколько возможно, улыбались через силу, потому что так надо.
Мама… Такая нежная, добрая, родная. Она никогда не предлагала помочь — помогала без лишних просьб и расспросов. Никогда не корила — плакала, обижалась и… прощала.
Она не взваливала свои проблемы на плечи близких. Лишь однажды позвонила и назвала диагноз… В одиночку прошла обследование, получила смертный приговор и лишь потом сорвалась — пожаловалась, поплакалась единственной дочке.
Шаг, еще шаг. Сердце колотится, руки леденеют. Мама неспешно шагает рядом.
Черный частокол ограды, похожий на увитые проволокой древние копья, скрипучая, слегка приоткрытая калитка. Бело-красная линия шлагбаума, словно восклицательный знак посреди улицы.
Веселые желтые ковры одуванчиков на газонах, свежий запах подстриженной травы и горьковатый — нектара.
Будка охранника, прохлада каменного холла, грустные и суетливые посетители. Женщины в косынках на лысых головах, мужчины с костылями и перевязанными руками-ногами. Врачи… Спокойные, суровые, деловитые.
Запахи лекарств, хлорки словно въелись в стены. И медленно, но верно пропитывают твою собственную одежду.
Мраморная лестница с громоздкой балюстрадой перил. Широкий серый холл с колоннами, мягкие кресла. Белые круглые часы.
Здесь время течет иначе — для каждого по-своему. Для одних сжимается до коротких месяцев прощания с близкими. Для других растягивается в бесконечное ожидание — анализов, лечения, операции. Одним обещает год спокойствия после удачного обследования, подтверждения ремиссии, другим не сулит и месяца…
Я открыла маме пакетик с сухофруктами, заставила немного поесть. Самой кусок в горло не лез. Мама присела рядом, протянула бутылку воды, и мы прождали еще несколько тягостных минут.
А потом появился он…
Высокий, немного нескладный, с длинными руками, иссохшей от частого мытья кожей ладоней и печатью раздумий на усталом лице. Его называли хирургом от бога. Врачом с большой буквы этого слова.
И завертелось.
Анализы, химиотерапия, операция, снова анализы и химиотерапия… Знать бы раньше — чем все закончится… Небольшая передышка короткой ремиссии, рецидив и новый приговор. Опять химиотерапия и бесплодные надежды.
А затем пришла пустота. Поселилась в душе на долгие годы. Болезненная, сосущая. Разом накрыла мир, отрезала меня от всего, что любила, во что верила.
Оставила лишь воспоминания, от которых по щекам неизменно катились слезы. И вещи… ее вещи…
Заграничный паспорт мамы в коричневой кожаной обложке с изящным узором. Серьезное красивое лицо, короткие черные волосы и глаза — по-прежнему родные и добрые. Записная книжка. Мама пользовалась сотовым, но телефоны по старой привычке выписывала. Каллиграфический почерк — буква к букве, цифра к цифре. Аккуратные строчки объяснений — кто есть кто. Исправления.
Телефон химиотерапевта — единственный на букву Х. И три моих — рабочий, домашний, сотовый.
С тех пор больше никто не называл меня этим именем. Оно осталось в мамином блокноте навсегда. Я заламинировала записную книжку — каждую страницу. Хранила ее до сих пор…
— Дочка? — далекий звонкий голос летит из тумана. Пахнет маминой ватрушкой с ванилью, ее духами с ароматом жасмина.
И мир преображается в мгновение ока. Я вижу портал — черный туннель впереди, дорогу в неведомое. Риса — он что-то объясняет странному приземистому мужчине с изуродованным лицом. Такие шрамы оставляют только мощные боевые заклятья. Все остальное современная медицина убирает мгновенно. Правая половина лица мужчины гладкая, почти юношеская. Голубой глаз сверкает задором. Левая половина похожа на иссушенную сливу. Вся кожа искорежена складками, расчерчена розовыми рубцами. И глаз не ясно-голубой — сероватый, будто выцветший.
И все же мужчина улыбается в мою сторону, протягивает руку и произносит маминым голосом: «Спасибо, Тайна. Я вам должен».
Видение исчезает, и я бегу по васильковому полю. Колосятся высокие травы, щекочут босые ноги. Развевается по ветру флагом свободное белое платье, волнуется синее море цветов. Солнце ласковым теплом проникает сквозь кожу, заставляет щуриться и быстро моргать.