Эгрегор

Но что интересовало меня сейчас больше всего, это куда он пропал. Развоплощённый перстнем привратник говорил, что не знает. Вероятно, это правда. Вряд ли Минги докладывает своим слугам о своих планах и передвижениях. Тогда у меня есть предположение, что он в Проявленном мире. Напитался, так сказать, вдохновения и отправился в поисках хизии. Только подозреваю, от правды про рождение Чёрного Солнца, ничего хорошего не получится. Как бы мой драгоценный брат не наломал там дров.

А ведь ещё предстоит ему объяснять, как получилось, что двое его верных слуг почили по неизвестный причинам как раз в тот момент, когда я вломился в его домашний подмир. Конечно, перспектива разозлить брата меня не пугала, даже немного веселила. Но он мог настроить против меня Круг Шести, в который мы с ним входили. А это уже было не хорошо.

Но будь что будет. Сейчас важно выполнить просьбу Справедливости, а разгребать дальнейшие проблемы будем потом. И для того, чтобы решить загадку пропажи Минги, мне кое-что понадобится.

По своей сути эфир, которым было начертано солнце на стене, являлся мощнейшим источником энергии. Некоторые духи готовы попытать счастья, чтобы его добыть из моих собратьев, но чаще всего это не заканчивается для них хорошо.

Одним из свойств эфира любого существа, так же как и предметов есть память всех событий, что испытывало существо во время своей жизни. Если бы я добыл её из свежей раны Затворника, то мог проследить долгие годы его жизни, познать тайны, что он знал. Если бы выпил его эфир без остатка, то возможно смог бы достигнуть впечатляющего могущества, быть может даже сравнившись с самим Справедливостью. Но, как и в самом начале своего путешествия, я вынужден отодвигать свои планы на долгий срок. Эфир нужен мне для того, чтобы узнать, куда ушёл Минги. Я практически физически чувствовал, что скоро смогу его найти.

Вопреки возможному мнению, я не стал слизывать эфир со стен. Что за варварский метод? Правда, испачкаться всё же пришлось, проведя указательным пальцем, по заляпанной стене комнаты.

Наощупь он был липким, совсем как кровь у оболочки, но голубоватого оттенка. По крайней мере так говорила во мне память хизии. Едва мой палец окрасился в её цвет, как по телу прошла приятная дрожь. Это боль, что испытывал Минги, впоследствии приносила ему наслаждение.

А ведь Мучитель не солгал, хотя я, конечно, и не сомневался в его честности. Он калечил Затворника с согласия последнего. Эгрегор с особым удовольствием переживал, как тело резали лезвия, разрывали крюки. На лице, в перерывах между криками боли, появлялась жуткая ухмылка. Я не видел, но чувствовал её будто это со мной творили всю эту жуть. Если что-то выходило из под контроля, то мой брат восстанавливал своё тело, щедро тратя хизию. Раны затягивались, скрывая жуткие раны, будто их никогда и не было.

Но больше всего меня пугало то, что я видел, когда Минги терял сознание и проваливался в звенящую пустоту. Это была огромная, тёмная сфера, что выплывала из пугающей черноты.

Я чувствовал его мысли. Его безумие. Желание убивать оболочек. Будто это разум Чёрного Солнца нашёптывал слова, приказывая это делать.

Но разве оно может быть размумным? Это же всего лишь инструмент, что-то похожее на молоток в руках оболочки! Как оно может так влиять на эгрегора?!

Как бы то ни было, но Минги так считал. И он чувствовал, как оно пожирает его разум. Мой брат был на грани безумия и это не могло быть простым страхом перед неизбежным концом. Он что-то увидел внутри Чёрного Солнца.

Я тоже попытался это увидеть. Находясь на грани беспамятства, пытался всмотреться в тёмную сферу, что проявлялась как призрак в моём воображении. Вернее воображении Минги, ведь я видел теперь мир его глазами. Но достаточно долго ничего не появлялось.

Но потом я вдруг почувствовал.

Сначала я ощутил его голод. Бесконечно долгое ожидание, что сменялось тысячами лет. Оно ждало пробуждение, чувствуя его каждой частичкой своего инфернального тела. Неведомая тюрьма, куда было заключено чудовище, медленно истончалось. Будто его растворяло в накопленной ненависти и голоде.

Но вдруг всё изменилось. Зверь почувствовал меня. Астральное тело Минги пробил озноб и я ощутил его ужас. Во тьме помутнённого сознания моего брата вспыхнула яркая вспышка, будто огонь факела прорезал тьму. Но от него не было тепла. Скорее могильный холод сковал всё тело.

Я понял, что это было Чёрное Солнце. Воплощение его сознания, будто пылающий огнём глаз молча смотрело на меня. Я чувствовал себя песчинкой под его взором.

Солнце хотело сожрать меня. Поглотить целиком астральное тело и разум. Разодрать в клочья саму сущность меня, стерев обо мне все воспоминания. Её тело – концентрированное зло и ненависть, боль и отчаяние всех существ Двуединого мира. Чудовище вбирало их по капле, словно сомелье пробующий вина, смакуя каждый глоток. Оно лишь память чувств, что несла с собою хизия, щедро поглощённая мною и братьями.

Вдоволь испробовав саму сущность моего брата, Зверь бросился на него. В темноте можно было увидеть лишь одинокий глаз-факел, что угрожающе качнулся на меня.

Я закричал, в отчаянии закрывая руками лицо, но в мгновении ока они превратились в осыпавшуюся золу. Целые пласты мыслекожи на лице, капали на пол, словно раскалённый воск со свечи. Глаза выгорели и я знал что на их месте сейчас чернеют провалы глазных впадин. Эфир кипел внутри астрального тела перед тем как испариться.

Но ужас ближайшей гибели не только пугал, но и пьянил. Безвыходность смерти заряжала новыми ощущениями. Минги чувствовал, что это было прекрасно. Целые миры сгорят в очищающем огне, чтобы потом родить новый мир и это его вдохновляло. Крича от боли, в сознании рождались картины совершенно иных существ, более совершенных, чем те, что населяли Проявленный мир и Пустоту.

А потом всё закончилось. Я, проживающий память своего брата, вдруг перестал что-либо чувствовать. Я понял, что теперь меня просто не было. По воле Чёрного Солнца, моё тело сгорело в его огне. И теперь не осталось даже пепла.