Возможная жизнь

Ну, ничего, капкан скоро захлопнется. Это всего лишь вопрос времени.

Питер Эмброуз, который внезапно решил бороться за чистоту магической крови, — на счету сбрендившего ублюдка десять немагорожденных, тела которых удалось найти; в списке пропавших числились двадцать семь имен, включая его бывшего начальника, главу департамента магического правопорядка, — прячется где-то здесь и точно никуда не денется.

Антиаппарационный купол Стюарт и Джонсон успели развернуть до того, как Персиваль кинулся Эмброузу наперерез.

Непродолжительная схватка закончилась взаимным обменом любезностями: Персиваль попал под секущее, но не остался в долгу. Правда, следы беглеца оборвались довольно быстро. Возможно, Эмброуз попытался аппарировать.

Персиваль морщится. Для полного счастья не хватает собирать до утра ошметки этого урода по всей округе.

Он шумно выдыхает облачко пара и вглядывается в небеса. Луна и облака идут рябью, а значит, границы барьера сжимаются. И теперь он уверен, что не ветер сбивает снег.

Похоже, неправильно отцентрированный купол ведет прямиком к озеру. Вот правду говорят: хочешь сделать хорошо — делай сам. Или ребята действительно считают, что он научился ходить по воде?

Алая вспышка не застает врасплох — Персиваль успевает сгруппироваться. Он стряхивает с ладоней снег и не может сдержать улыбки: о, Питер хочет поиграть! Ну кто он такой, чтобы отказать мистеру Эмброузу в подобной мелочи? В Вулворт-билдинг их еще немного подождут.

— Экспульсо!

Клен, за которым прятался Эмброуз, вместе с корнями отбрасывает к воде, и Персиваль слышит протяжный стон.

— Экспеллиармус! Инкарцеро! — продолжает он и приближается.

Заклинания слетают с палочки и достигают цели: Эмброуза подбрасывает в воздух и окутывает путами.

Пробираясь по снегу к озеру, его не оставляет чувство глубочайшего разочарования: и это чучело похитило двадцать семь магов? Серьезно?

Нет, не может быть все так просто. Нет, здесь определенно что-то не так.

И Персиваль понимает, что именно, когда подходит к пытающемуся выбраться из пут бледному, тощему мальчишке, а не, как он думал, Питеру Эмброузу.

Черное озеро больше не спокойно: Джонсон, Стюарт и семнадцать пропавших без вести немагорожденных выходят из воды.

Комментарий к Часть 3. — Возвращение

с днем рождения меня :)

========== Часть 4. — Расходный материал ==========

Все-таки ма была более чем права, когда называла его «грязным животным». Или «никчемной тварью»? Господи, как же говорила Мэри-Лу? Ох, она бы точно не потерпела такого неуважения к ее пламенным речам, нет-нет.

Смех клубится в горле, точно дым.

Он — далеко не человек, не маг, а так. Зверушка, или клетка из плоти и крови для неуправляемого чудовища. Всего лишь. Руки безбожно дрожат, Криденс сцепляет пальцы в замок перед собой и до боли впивается ногтями в кожу.

Яркие солнечные лучи расчерчивают пол, укрытый ковром с толстым ворсом. Пылинки на свету блестят словно драгоценные камни. И да, да, Господи, да, он будет цепляться за худшие воспоминания, за любую безделицу из реальности, только бы не смотреть в глаза мистеру Грейвсу.

— Мальчишка, — теплая рука накрывает его дрожащие ладони.

Мистер Грейвс не… Нет, не так. Прежний, тот, самозванец, выведал бы причину и совершенно ничего не сделал. Только проявил бы подобие сочувствия, которому Криденс был бы несказанно рад, точно голодный пес сахарной кости.

Сравнение режет что-то внутри — смешок срывается с губ. Нет, ну правда ведь, он — животное. Причем довольно глупое и чересчур доверчивое. Вот ничему его жизнь не учит.

Но этому мистеру Грейвсу не плевать. По крайней мере, Криденсу так хочется, или кажется, или, Боже, пожалуйста, хоть раз пусть будет не наплевать тому, кто как-то может помочь.

(Может ли?..)

— Вы не сможете останавливать меня вечно, — холод тянется от рёбер вниз, крадется по бедрам к коленям, сползает к кончикам пальцев. За то, что он сделал, ему нет прощения. Криденс это прекрасно понимает. Как и знает, что теперь оставаться с ним рядом опасно. Он — чудовище. — Меня вряд ли удастся контролировать, — шепчет Криденс. — И… Я не стою всего… Я всего лишь…

— Всего лишь кто? — мистер Грейвс складывает руки на груди.

Рубашка мистера Грейвса в крови, лицо бледно, по щекам ходят желваки. Мистер Грейвс почему-то в зимнем плаще, и щеки раскраснелись точно от мороза.

Пора уже принять то, что было ясно с самого начала.

— Расходный материал.

Мистер Грейвс долго молчит, почти столько, сколько ему, Криденсу, необходимо, чтобы собраться с духом и поднять голову. Мистер Грейвс снова трет запястье, шумно выдыхает и достает из портсигара сигарету.

— Криденс…

— Заберите это у меня, — прерывает мистера Грейвса Криденс и удивляется звучанию своего голоса. Откуда взялась эта смелость? — Вытащите это из меня. Я выдержу, сэр, — решительно говорит он, поднимает голову. Сейчас, сейчас, пока сердце сжимает вина, а в тело вгрызается боль, чудовище слишком слабо.

Витиеватая струйка черного дыма лениво ползет вверх.

— Криденс, но в тебе ничего нет.

— Ч-что?

— Криденс, в тебе нет обскури, — спокойно отвечает мистер Грейвс.

Ком в горле мешает дышать. Невидимый груз тянет к земле. Криденс судорожно сглатывает и распрямляет плечи.

— Но как же… Почему бы еще я напал на вас?

Холод колет, режет, вгрызается в кожу, плоть и кости. И он отчаянно пытается согреть ладони дыханием.

— Обскуриала в тебе нет, потому что он во мне, — смеется мистер Грейвс, и Криденс чувствует, как замирает его сердце: глаза мистера Грейвса лишены зрачков.

***

Смирение никогда не было его добродетелью. В этом всегда его пытались разубедить как отец, так и мать. И не то, чтобы это хоть раз сработало, — конечно же, нет, — но они никогда не оставляли попыток. А он все время сопротивлялся — то ли из духа противоречия, то ли просто потому, что лгать даже в такой мелочи для него было немыслимо.

Сокрытые маскировочным заклинанием следы от ожогов невыносимо зудят, особенно ближе к локтям. Персиваль складывает руки на груди и впивается пальцами в предплечья: ощущение, будто что-то ползает под кожей, не захотело его покинуть.

Собрание кажется бесконечным. Семеро из десяти напавших на сестер Голдштейн задержаны. Один мертв. Двоих отследить не удалось. Веселая будет неделя у следственного комитета. Дэйн уже изменился в лице в предвкушении.

Пиквери нет-нет, да глянет на него, нахмурится и быстро отвернется. «Ну как маленькая, честное слово», — хмыкает Персиваль, когда снова пересекается с ней взглядом. Хотя ему казалось — видимо, напрасно, — что сезон робкого и не очень разглядывания воскресшего из мертвых закончился: два месяца вроде как прошло.

Два месяца с того дня, как Стивенс, Дэйн, Пиквери и Гольдштейн все же догадались зайти к нему в дом, ну и попутно извлекли из подвала то, что от него, Персиваля Грейвса, осталось.

Нытье о тяготах судьбы стоит отложить на вечер, если не найдется, чем еще себя занять. Хотя он никак не может перестать поражаться полугодичной слепоте коллег, да и, наверное, никогда не сможет. Желание уволиться растет с каждым новым днем.

Но есть одно маленькое но: Питер Эмброуз, лже-Грейвс, или даже не так, Геллерт Гриндевальд, который сейчас сидит в подконтрольном Чарверсуду Аттике и радуется жизни, действует на нервы хуже Пиквери, которая почему-то считает, что, раз Персиваль распадается на части, ему нужны поблажки и особое отношение.

Глупости все это.

Злость держит его цепко, крепко, не даст утонуть в сожалениях.

Он справится. Он должен.

А потом уже можно будет наконец смириться с тем, что его время как волшебника на исходе.

— Грейвс, Голдштейн, на пару слов, — мадам президент чем-то обеспокоена, и не может справиться с собой: все крутит и крутит кольца на левой руке. Примечательно, что его подарок — это было так давно, точно в прошлой жизни, — отсутствует.