Страница 176 из 190
Скрипнула дверь, прерывая размышления и проливая на ступени свет, и раздался неприветливый голос:
- Заходите, Ритемус.
Прозвучало, как будто врач, измотавшийся к концу дня в городской клинике, просит войти очередного пациента. Ему вусмерть не хочется видеть кого-либо, но приходится переступать себя и выполнять свой долг. Наверное, именно это испытывает Вельяас, подумалось Ритемусу.
Он поднялся по деревянным ступеням, топнул сапогами по половицам, сбивая налипший на них снежный чехол, и отворив приоткрытую дверь, вошел в сени. На проходе в комнату стоял, плечом опершись о косяк, Севьялун собственной персоной. Позади него спиной к столу на скамье сидел пока безымянный проводник Ритемуса.
- Сапоги снимите, лапти вот, - кивнул он на ноги гостя, где под табуретом притаилась пара домашних легких лаптей.
- Марья, подай гостю чаю, - сказал он в комнату, и когда минор-легионис переобулся, пригласил его к столу. – Прошу.
Ритемус сел, Вельяас – напротив него, и хозяин дома начал говорить:
- Мы обычно чужих не пускаем, разные люди приходят, с разными целями. Но тут у нас случай особый. Спрашиваете, почему сбежали? Из-за минатанцев ли или из-за вас? Из-за всех сразу. Гиблое это дело, в войну вмешиваться. Кажется это было… когда я услышал, что вы ушли с фронта, а услышал где-то через несколько недель… Почти сразу весть пришла… - голос словно споткнулся, а лицо моментально осунулось - Сына моего помните, который из Лимунара вести передавал?
Ритемус помолчал несколько секунд и сказал:
- Соболезную. Теперь все понял.
- Вот так, - с неприязнью в голосе сказал Вельяас. – Расстреляли его. Благо, не мучили, минатанцы могут такое. А потом… и сами минатанцы заявились по мою душу. Только я спрятался перед этим с семьей. Благо, никого из моей деревни не побили, не убили, но пообещали следить. А это конец войны был уже, минатанцы злые были, не поубивают, так оберут до нитки. Вернее, и раньше так было, но теперь они озверели, решили напоследок напакостить. В тот раз потому и спаслись мои сельчане, что предпоследнего быка отдали. А потом мы собрали пожитки и бросились куда подальше. Ваша армия уже наступала, но кто знал, как оно повернется? Так что вот так. Рассказываю я по-простому, а на деле страх был. А по пути сюда еще и ваши приставали…
- Наши – это республиканцы или освобожденцы? – перебил Ритемус.
- Я политическую обстановку знаю, - нахмурился собеседник. - Демы, как их возрожденцы кличут. Вот как последняя корова была, так и забрали, мол, для нужд фронта. А нам-то, простым людям, чем кормиться? Против вас лично, Ритемус, у меня ничего нет, но связываться с военными я не хочу. Слишком много мы все пережили. Особенно он, - показал Вельаяс на приведшего сюда Ритемуса валайма. – Это Севьялун.
- Да, вы про него говорили еще тогда… - Ритемус обратился к Севьялуну. – Как вы выжили на каторге?
- На каторге? – от ухмылки у валайма страшно перекосился рот. – Мне повезло, я туда не доехал. Или не повезло. Боги знают, что было бы хуже. Из одиннадцати детей вернулось пятеро, жена едва выжила. Они были в фильтрационном лагере, но там их кормили и давали какую-то одежду. Четыре сына сгнили как раз на каторге, на железорудном прииске. А я… вот я расскажу, и вы все поймете, каково оно было. Вот… нас гнали с лагеря севернее Лимунара… знаете, я летом слышал, в этом лагере пленные минатанцы бунт подняли? Вот оттуда нас должны были перебросить в каталажках… знаете, такие больших клетки на телегах, как для цирковых животных? – вот в таких всех везли. Вот… ну а нас как-то ссадили и погнали пешком, потому что транспорт нужен был на фронте. А я что-то сдал за эти дни, расхворался. Всех ведь били просто так, палками по голове били за малейшую провинность. Посмотрел не так – бьют, медленно идешь – бьют.
Шел в толпе, отстал от семьи, а потом на обочину упал в полусознании. Чувствую и слышу все, а двинуться не мог. Меня пнули сапогом, проверить, живой ли, да и оставили так лежать. Не знаю, сколько лежал так, когда очнулся, ночь была. Встал я, снега наелся - пить хотел, да и пошел. А дальше… не помню. Как во сне. Забрался подальше от дорог, чтоб не нашли, да и пошел вдоль трассы в родной край. Вместо воды снег жевал, еды не был, шишки грыз или бывало, птиц замерзших. Был в деревнях, которые мины пограбили, там еды немного находил, и одежду теплую. Отогрелся немного, а то до того лохмотьях одних ходил, одним чудом руки с ногами не отпали. И тогда подумал, что дойду спокойно. Ан нет.
Не помню где, кажется, Лимунар прошел, и в лесу набрел на каких-то людей. Военных. Сами тоже потрепанные, голодные. Вижу, не минатанцы, значит, не враги. Я подошел попросить еды, а они меня обошли, избили, все что, насобирал, отобрали и раздели. Я приготовился уже к смерти и спросил за кого они воюют, чтобы того в мире духов самому прибить. Они и сказали, что за короля воюют, а я прихвостень республиканский, шпионю за ними. Избили и бросили, думали, сам издохну. Кукиш им!
Он снова показал кукиш куда-то в сторону.
- Была неподалеку одна деревня пустая. Я там тряпок нашел, обмотался, какие старые сапоги, штаны драные, хуже, чем были мои отобранные, но что делать… Обогрелся немного, снова пошел. А потом как-то набрел до деревни, меня там приютили, подлечили, и я домой пришел. От деревни половина осталась, и людей, и домов, и добра. Помнится, скоро и республиканцы пришли, а я как военную форму увидел, меня аж в дрожь бросило…
Он внезапно обхватил голову руками, сгорбился и закачался.
- Даже не знаю, как же живой остался, как не померз… - бормотал он беспрестанно, повторяя эту фразу с вариациями. Вельяас бросился успокаивать его, а жена хозяина выбежала из соседней комнаты с каким-то пузырьком, упрашивая Севьялуна выпить несколько капель.
- Вот видишь, что с ним стало, - сказал староста. – Много тут нас таких. У всех война что-нибудь да забрала. Севьялун пришел ко мне как раз, когда весточка про сына пришла. Его рассказ на меня сильно тогда подействовал. Вот тогда и решили переселяться, от беды подальше.
- Те люди - королевские военные, - сказал Ритемус. – Их искали. Видимо, не там, где нужно. Они много плохого сделали. Одного из командиров при мне казнили.
- Да хоть всех перебей, ничего не вернешь на прежние места. Никого не вернешь. Поэтому мы хотим остаться в стороне, чтобы сохранить хоть что-то. Не просите у меня ничего, - печальным, но твердым голосом сказал он, - Я и мои сельчане никому помогать не будем, чтобы не навлечь на себя беду.
Ритемус, приметивший на улице несколько амбаров, уже расстался с мечтой попросить о ночлеге в них.
- Поэтому идите с миром. Или с войной, смотря, куда вы сейчас направляетесь, - он встал, показывая, что прием окончен. Ритемус встал и прошел обратно в сени. Вельяас быстро обошел стол и подошел к гостю.
- И все же мне вас жалко, и кое-что вам скажу, - медленно сказал он. – Неподалеку, несколько километров на север, есть монастырь. Небольшой, но вы его легко найдете. Там какой-то парень, вас ищет. Я его не видел, но говорят, что контуженый. То заикается, будто шестерни заело, то какой-то бред под нос несет. И на север по большой дороге не суйтесь.
- Почему? – переваривая слова Вельяаса, спросил Ритемус.
- А минатанцы сюда идут. Так что нечего вам теперь здесь делать.
В голове загудело. Значит, вот что Либертас имел в виду!
- Хорошо, - с пересохшим вмиг горлом ответил минор-легионис. Кармана на шинели что-то коснулось, но Ритемус сделал вид, что не обратил внимания. К своим людям он вернулся поникшим, словно впитавшим упадническое настроение Вельяаса.
- Приняли меня без всякой радости, но надежда есть. На севере монастырь есть, нам туда надо.
- А эти нам никак не помогут? – спросил Гессерис. – Мы пока по этой буре дойдем, померзнем.