Бегство(Frateria armis)

Он спустился еще ниже по холму и, пройдя сотню метров, вновь пошел наверх, оказавшись совсем близко к капищу. Здесь, за чередой небольших камней, отстреливались несколько бойцов.

- Кто у вас старший в взводе?

- Я, господин легионис! – откликнулся один из них, показав нашивку, - Минор-лейтенант…

Грохнувший залп заглушил его слова, оставив в воздухе висеть «…ир».

- Что произошло и где Тумасшат?

- Тумасшат там, - показал он пальцев на вершину капища, - наверху оборону держит. Канцы… они прямо здесь оказались, как из воздуха. Мы их ждали с юга, а они оттуда пришли. Я увидел их, там, - махнул он рукой в сторону врага, - на пару сотен метров дальше, чем они сейчас сидят. Собаками нас выследили. Я начал кричать, все попрятались за камни, а потом про раненых вспомнили, что их нужно оттащить. Я отправил людей… но там они и лежат.

Ритемус выглянул в щель и увидел несколько тел, лежащих на камнях. Они то и дело вздрагивали от ударов шальных пуль.

- Сейчас-то что? – одернул он офицера.

- Врага остановили. По моим подсчетам, их десятков с шесть-семь.

- Точно?

- Я видел точно четыре десятка. Но потом стрелять стали больше, похоже, подмога пришла. Вон они, на холме справа сидят.

- Не видел моего ординарца, Йакалана?

- Так точно, видел! Он бежал за этот… храм, - нашел он слово, - не возвращался.

- Господин легионис! – рядом упал Булевис, тяжело дыша. – Я вернулся, оставил вашего Либертаса в деревне, там еще люди пришли.

- Канцы?

- Беженцы. Из леса. Пока все хорошо. А здесь что?

- Плохо все. Иди на правый фланг, помоги Ланерису. Холм видишь? – показал он на возвышение справа.

- Так точно. Там подкрепление, возможно, взвод. Обойди и выбей их оттуда, а потом надо прижать тех, что перед нами.

- Будет сделано, - Булевис отполз назад и исчез из поля зрения. Несколько секунд спустя появился посыльный с левого фланга и доложил, что Реналура удалось остановить продвижение противника и связать его боем сразу с двух сторон.

- Ты Йакалана видел? – спросил у него Ритемус, скорее, машинально. Сколько он раз спрашивал, никто не знал. Будто провалился под землю.

- Видел, - побледнел человек. – ранили его сильно, за холмом лежит.

В голову бросилась кровь, Ритемус коротко выругался и пригнувшись, бросился вперед. Спотыкаясь, он едва не упал на пастора, перевязывающего раны.

- Как Йакалан? – скороговоркой спросил он, ища ординарца глазами среди остальных раненых, которых здесь было предостаточно. И нашел глубоко и жадно дышащее полуобнаженное тело, на голове и груди которого выделялись розовеющие бинты.

- Легкое и голова, - обреченно-спокойно сказал пастор. – Мы его не вытащим. Тумасшат наверху, держится. С холма стреляют, из-за них раненых много.

Ритемус смотрел на Йакалана и в голове царил вакуум. Ему не хотелось плакать или трясти его, как это делается во всех книгах, когда умирающего зачем-то тормошат, будто это поможет ему не уйти в страну теней или мгновенно излечиться от всех ран. Нет. Он просто чувствовал странную досаду, которую человек чувствует при расставании с дорогой ему когда-то вещью, но без которой он вполне может жить дальше. Или будто хороший друг уезжал куда-то далеко на всю жизнь, и его уже не суждено увидеть. Тоже своего рода смерть.

Война научила его относиться проще к смерти. Он никогда не тосковал по умершим товарищам по оружию. Вспоминал, жалел, что их нет сейчас, чтобы дать ему совет, но не тосковал, поддавшись мимолетному наваждению. Тосковать было некогда. Да и вспомнить, скольких он похоронил… столько тоски он бы не вынес, если бы принялся тосковать по каждому. Сердце бы разорвалось от свинцового груза, которое свалилось бы на него. А все потому, что он остается жить. И нет, в этих словах не было ни грамма оптимизма, которое в них вкладывают обыватели. Они значат, что ему придется и дальше волочить свою ношу по земной тверди, терзать себя и других, стремясь к некой призрачной цели, которая маячит на горизонте и дает о себе знать ускользающей тенью; что его всю жизнь будут одолевать сомнения и муки, от которых мертвые избавлены, и никто не разделит его ношу до конца его дней. Живые – лишь попутчики на его поезде. Одни сойдут неожиданно, даже не дождавшись остановки, другие с разбега запрыгнут на несущийся на всех парах вагон. И ни на кого нельзя положиться в полной мере, потому что в один момент, когда помощи ждать больше неоткуда, окажется, что человек, только что сидевший на скамье в вагоне, исчез. И кто знает, вышел ли он сам, устав от вечной тряски и неудобств, или же его выкинуло вместе с вагоном, отцепившимся на крутом повороте.

А что до смерти – то порой она так притягательна… Почему люди говорят, что это не выход? Статистика говорит об обратном. На той стороне наверняка уже ничего не тревожит. И иногда нет-нет, да и появляется мысль о том, что все это можно прекратить, просто пойдя на врага в полный рост, или, на худой конец, приставить дульный срез к виску. Но… не просто же так человек живет, верно?

И Ритемус смотрел на Йакалана, тихо стонущего и хватающего ртом воздух, думая о том, что, мучаясь от боли здесь и сейчас, тот заслужит полный покой там и навсегда, и потому немного завидуя. Глаза ординарца блестели и метались влево-вправо, и лишь когда минор-легионис подошел к нему, зрачки раненого остановились на нем. из дрожащих губ не донеслось слов.

- Ему точно не выжить?

- Шанс есть, но насчет выздоровления в настоящих условиях не может быть и речи. Ему нужен армейский лазарет, а не травяное ложе с настоями. Валаймская народная медицина поможет ему, только если повреждения не слишком обширны, и если мы его оставим в какой-нибудь деревне на попечение жителей. Ему необходим покой, а перехода даже в лежачем состоянии он, вероятно, не вынесет.

- Сколько у нас времени?

- Пара-тройка суток… если он очень захочет.

Ритемус подумал, что в затуманенном сознании Йакалана они с пастором, нависшие над ним, видятся как две тени-проводника в иной мир. Что же на самом деле ему чудится? Или он уже ничего не понимает от боли?

- До конца боя мы ничего сможем сделать. Помогите ему, чем можно, а я проведаю Реналура.

Ритемус обошел капище и перебежками пробрался между группками вжавшихся в камни бойцов, спрашивая, где Реналур. На само капище было не взойти – спуск был совершенно незащищен и простреливался врагом, поэтому оставалось надеяться, что Тумасшат сам заметит, что помощь уже прибыла. Вновь рядом заговорил пулемет, молчавший последние две минуты, и еще один – по правую сторону капища. Значит, канцы снова пошли на приступ. И словно в подтверждение, рядом с удвоенной силой застучал по камням град пуль.

С каждой минутой перестрелка замедляла свой темп, и с обеих сторон все реже отвечали залпами, обмениваясь одиночным выстрелами, тщательно выцеливая своих противников, чтобы ни один патрон не пропал зря. Особенно насущным это было для канцев, которые к приходу Ритемуса вовсю транжирили боеприпасы.

Наконец, он нашел Реналура. Тот растягивал линию огня, заставляя канцев отступать, и довольно успешно – те уже начинали стягиваться назад, так что вмешиваться и спрашивать о положении дел было бессмысленно. Когда минор-легионис выглянул, чтобы посмотреть на позиции канцев, то поначалу ужаснулся. Их явно было больше семи десятков, но и среди них было очень много убитых, и их силы также были разрозненны. На всем протяжении, от скопления камней, где скрылся Ритемус, до холма в полутора-двух сотнях метрах отсюда, где сидели невидимые из-за деревьев стрелки националистов, лежали тела, около четырех десятков. Некоторых убили там, где впервые увидели, некоторые немного не добежали до ритуального пруда; у одного из последних почти начисто оторвало верхнюю половину тела, видимо, он собирался пожертвовать собой и закинуть гранату наверх, но он был застрелен как раз в тот момент, когда уже выдернул чеку.