Ковен заблудших ведьм

— Гения? — переспросила я, откидываясь на спинку стула, и нервно засмеялась. — Подожди... Вы что-то вроде моего ведьмовского ангела-хранителя, верно? И покровительствует мне существо, которое почему-то повелевает... Кем? Дураками? Хм, это как-то оскорбительно.

— Я не существо! — огрызнулись все гримы одновременно. — Я высший демон!

— Имени Монтаг нет в писаниях Гоетии. Тебя вообще нигде нет. Ты не ровня высшим, не надо вешать мне лапшу на уши!

Гримы стушевались, даже Эго, самомнение которого было непомерно огромным для размеров такого щуплого кошачьего тельца.

— Гоетия — глупый перечень глупого Соломана! Да что он знает, — фыркнул тот, пристыженно отворачиваясь.

Я вздохнула, поправляя распахнувшийся халат.

— Давайте перейдем к сути, — Коты поочередно мигнули глазами. — Если вы служите мне, то где же вы шлялись пол моей жизни, а?! Почему мы встретились только в коттедже Коула?

— У нас был отпуск.

— Что?

— Наша вечная служба утомила нас, — раздражился Блуд. — Ты прыгала по миру и не планировала заниматься колдовством всерьез, поэтому...

— Мы решили, что ты обойдешься и без нас, — продолжил Спор.

— А в детстве ты в нас не нуждалась. Твоя мать бы и не подпустила к дочери Принца Дураков. Видишь ли, мы не самый выдающийся защитник...

— Ох, правда? Ни за что бы не догадалась, — не сдержалась я.

Коты презрительно сощурились.

— Раз вы мой гений, то вы должны помогать мне?

— Должны, — неохотно признали они. — Но лишь в меру своих сил. И желаний! Ты нам не хозяйка, а мы — не слуги. Мы сторожи.

— Договорились. Просто расскажите мне, что за это за пение, и я отстану.

«Вот черви снаружи, вот черви внутри, танцуют на лбу у тебя до зари».

Как никогда вовремя, оно повторилось. Коты нахохлились, а я снова выглянула в окно и вслушалась в чарующие слова, преисполненные звенящей грустью, которую никому не было дано понять.

— Это называется песней Эхоидун, бестолковая.

То ответили вовсе не гримы, а Тюльпана, стоящая в арке гостиной со слоенной булочкой в руках. Я вскочила со стула, сконфузившись от ее появления: еще неизвестно, как долго она стояла там. Отщипнув клочок сладкого теста, она положила его себе на язык и улыбнулась, уже переодетая в пижаму и с длинным ажурным подолом.

— Ты быстрее найдешь ответ в Гугле, чем выбьешь его из этих негодников, — сказала она, указывая на гримов.

Те прижались друг к другу костлявыми боками, и я не сразу поняла, что пялятся они вовсе не на Тюльпану, а на сдобу в ее руках.

— Ох, голодные бедняжки! Так и быть, я сегодня щедрая, — Она вынула из кармана еще пару булочек и кинула им, едва не попав в меня.

Коты вмиг позабыли о нашем разговоре: набросились на тесто, шипя друг на друга за право умять добрую половину. Вскоре в сливовом повидле были все их черные морды. Поморщившись от этого зрелища, я снова обратила свой взор на Тюльпану.

«Живот твой станет зеленым совсем, и гной наружу польется как крем. На хлебец намажешь соус такой – у мертвых еды не бывает другой».

— Ты слышишь?

— Мерзкую песенку из сборника «Страшных историй»? Ага, — Она тщательно прожевала, заставляя меня сгорать от нетерпения. — Все Верховные сейчас это слышат. Обычно лишь прошедшие восхождение, узаконенные, но раз я в их числе... Песнь явно звучит очень громко. Кто-то отчаянно нуждается в помощи.

— Кто? — нахмурилась я.

— Ведьма, разумеется. Юная и без ковена, которой не на кого положиться, кроме самой себя. Она попала в беду или хочет учиться... Но скорее первый вариант.

Я прислонилась к колонне, подойдя поближе, и 
потеребила пальцами пояс халата.

— Почему это называется песней Эхоидун?

— Ты не знаешь, кто такая Эхоидун? — уточнила Тюльпана насмешливо, и я осклабилась.

— Знаю, просто...

— Так звали Первую Верховную, создавшую восемь даров, которыми мы сейчас имеем счастье пользоваться. Уверена, об этом ты точно слышала. Не все знают, что Эхоидун — это имя Царицы, ставшее нарицательным. Ее магия была столь сильна, что подобный зов услышал весь мир, когда ее пленили охотники, с потомком которых ты сейчас спишь. Этим пением ведьмы зовут себе подобных, когда нуждаются в них. Иногда это случается непроизвольно, в моменты печали или опасности. Слова могут быть любыми — доносят их до тебя эмоции ведьмы, а не зазубренное заклятие. Это наш природный механизм. Мы ведь не волки-одиночки — мы рождаемся, живем и умираем в ковенах. Как ни крути, это наша врожденная потребность — быть частью чего-то большего.

Я внимательно слушала Тюльпану и впервые признала, что, невзирая на невыносимый характер, она мудрее, чем кажется. И ее мудрость ещё может сослужить мне неплохую службу.

— Значит, эта ведьма ищет ковен? И если я приглашу ее, то она пойдет?

— Если осознает, что хочет этого, то да.

— Как узнать, где ее искать? Нельзя ведь отследить ее по одному голосу... — И, судя по тому, как уничижительно посмотрела на меня Тюльпана, я поняла, что сморозила полную чепуху. — Или можно?

— Дай руку.

Я недоверчиво скосила глаза на раскрытой ладони Тюльпаны, на которой остались следы повидла. Заметив мою брезгливость, она закатила глаза и протянула другую, ту, что почище.

— Я не кусаюсь, Верховная.

Надеясь, что это действительно так, и Тюльпана не намерена проклясть меня, я приняла ее руку.

— Вслушайся. Пойми. Устремись следом. И постарайся разглядеть как можно больше деталей.

Я не успела спросить, что именно она имеет ввиду, как Тюльпана моргнула, а затем глаза ее побелели — остались только белки без зрачков.

На меня будто набросили теплое одеяло сверху — я почувствовала легкость в каждой клеточке тела, невесомость, что оторвала мой дух от пола и выбросила за пределы дома. Это напоминало ослепительный калейдоскоп: я не могла шевельнуться, а все вокруг крутилось и крутилось, как флюгер. Перед глазами словно взорвались звёзды, а затем все померкло. Тело все еще оставалось воздушным — должно быть, его теперь не было у меня вовсе. Зато картинка наконец устаканилась, и я прозрела.