Страница 29 из 60
Диего подступился к камину и, задумчиво взглянув на цветок, бросил его в огонь.
— Один — для веселья и радости. К пыли пыль, весна за зимою, — прошептал он на одном дыхании, прикрыв глаза. — Я расстаюсь с прошлым неприкаянного и Микаэллом Де'Трастом.
Мне стало любопытно, что такого сделал Диего его бывший Верховный, но сейчас было не время для расспросов. Он молча проследил за тем, как догорает его орхидея, превращаясь в прекрасное ничто, а затем вернулся в полукруг.
Следующей вышла Зои.
— Второй — прогнать печаль. К пыли пыль, весна за зимою, — Она подкинула в камин тонкую веточку вербены, рассыпающуюся как пух. Отблески искр плясали на темно-оливковой коже, пока она смотрела, как ту съедают языки пламени, такие же янтарные, как ее глаза. — Я прощаюсь с лавкой Саламандры и враждой между мной и Рафаэлем.
Сэм переступил с ноги на ногу, когда Зои, вернувшись, подтолкнула его в бок. Он бросил панический взгляд на красную астру в своей ладони, а затем на очаг, даже не представляя, что ему говорить. Зои умиленно улыбнулась и привстала на носочки, дотягиваясь до его уха и что-то шепча.
Кадык Сэма нервно дернулся, но, собравшись с духом, он неуверенно выступил вперед.
— Третий — прогнать бесполезный гнев. К пыли... Э-э... Что-то там я забыл, — пробормотал он невнятно и наотмашь швырнул астру в огонь, даже не взглянув на нее. — Я расстаюсь с самим собой. С тем, каким был раньше. И с Гвендолин Дрейк тоже.
Он просеменил до Зои и обнял ее, приняв самый мужественный и хладнокровный вид, на какой только был способен, красный до корней волос. Я хихикнула в сжатый кулак, польщенная тем, что Сэм вообще принял во всем этом участие. Отношения с Зои влияли на него поистине благотворно: всего пару месяцев, как его полюбила ведьма, а Сэм уже стал практиковать наши колдовские штучки.
Исаак, стоя по другую сторону от меня, испустил шумный вздох. В единственной руке он держал дивную белую розу — любимый цветок моей матери. Пальцы его дрожали, но уже не от диббука или болезни, а от слез.
— Четвертый — взрастить семена. К пыли пыль, весна за зимою, — прошептал он, и огонь отражался в его очках, лежащих практически на кончике носа. Скрепя сердце, он подставил нежные кремовые лепестки под жар камина, и те начали тлеть вместе с воспоминаниями, от которых его небритые щеки сделались мокрыми и солеными. — Прощай, Виктория Дефо, любовь моя.
Треск очага убаюкивал ноющее сердце, но недостаточно. Я взяла отца за руку, когда он снова встал рядом. Он не смотрел на меня, прикованный к белой розе, сгорающий у него на глазах, как когда-то сгорала от рака Виктория на глазах моих.
Коул отделился от моего плеча и шагнул к камину тоже, ведомый его жаром и треском.
— Пятый — окрепнуть надолго. К пыли пыль, весна за зимою, — Остановившись аккурат перед очагом без чей-либо помощи, Коул протянул руку и сбросил в него васильки. — Я расстаюсь со своей слабостью.
Он покачнулся, и Сэм поймал его под поясницу, чтобы помочь найти свое место возле меня. Очевидно, Исаак посвятил Коула в ритуал Остары, потому что я сделать этого не успела. Крайне довольный собой, он улыбнулся, когда я мимолетно скользнула губами по его скуле, проходя мимо к огню.
— Шестой — темные дни теперь ушли. К пыли пыль, весна за зимою, — Я смяла подсолнух, раскрошила в пальцах, и, зажмурившись, бросила туда же, где уже обратился в пепел весь букет Остары: — Прощай, мое прошлое, вся моя боль и беспомощность. Здравствуй, моя сила с весною и благодатью. Да будет так!
Все вместе мы дождались, когда листья и зелень окончательно смешаются с углями и оставят в память о себе лишь аромат тлеющих трав. А затем, улыбнувшись друг другу, все вернулись к столу.
— У меня на тебя свои планы, — промурлыкала я Коулу на ухо, придержав его за рукав сатиновой рубашке, когда он уже садился. — Нам нужно наверх. Или ты еще не наелся?
— Наелся, — выпалил Коул, едва дослушав, и тут же забыл о подносе с шоколадным тортом, который вынесла с кухни Зои. — Идем!
Его бурная реакция согрела мне сердце. Я протащила его через весь зал, а затем утянула с собою наверх до того, как кто-то успел обратить на нас внимание.
Коул то и дело спотыкался на лестнице, из-за чего подъем на третий этаж занял больше времени, чем я рассчитывала. Но здесь, кроме Тюльпаны, нас точно никто не мог потревожить: любые звуки поглощались дубовыми панелями на стенах и извилистыми коридорами. Добравшись до ванной комнаты, которая раньше предназначалась лишь для Верховных ведьм и ритуальных купаний, я закрыла за нами дверь запечатывающим заклятием, чтобы точно оградить нас от незваных гостей.
В глубине комнаты, выложенной изумрудной мозаикой с цветочной лепниной под потолком, стояла ванна из литьевого мрамора на четырех золотых ножках. Над ней распростерлось окно с витражным рисунком пестрой колибри. Здесь было холодно и темно, и я на ощупь склонилась под раковиной, вынимая из тумбы свечи. Маленьких и округлые я вставила в жирандоль, а пеньковые с двумя фетилями расставила по всей ванне. Когда свечами, пахнущими ванилью и кардамоном, были усеяны даже бортики ванны и каменный подоконник, я оглядела уютное убранство и прошептала:
— Fehu.
Они вспыхнули в то же мгновение, и ванную комнату озарило уютное желтое свечение. Все это время Коул стоял у двери, не задавая вопросов, и прислушивался к моим шагам, пока я порхала то тут, то там, подготавливая своеобразный «алтарь». Крутанув бронзовые вентили и пустив струю горячей воды, я добавила на дно ванны несколько капель сандалового масла и толченные цветки ворожеи.
— И что ты делаешь? — наконец-то подал голос Коул, склонив голову на бок.
— У Остары много традиций, — начала я, опустившись перед наполняющейся ванной на колени, и втянула в себя ароматный пар, поднимающийся от воды. — Но у всех одна цель — очищение. Сначала уборка и прощание со старым, а потом омовение. Обычно юноши моют девушек — это сулит плодотворный год...