Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 27 из 60

— Ты так и будешь здесь стоять? Я не голодна, спасибо.

Мое терпение начинало трещать по швам.

— Сегодня Остара, — напомнила я то, что твердила всем вокруг каждые полчаса, пытаясь донести всего одну простую мысль: — В Остару принято собираться вместе и чествовать начало весны. Быть дружелюбными. Делиться. То, как ты проведешь этот день, определяет, какие плоды принесет год — сладкие или горькие...

— Этому учат маленьких ведьм в ковене Шамплейн? — спросила Тюльпана с откровенной издевкой и захлопнула книгу, что, по-видимому, была ее дневником. — Если не отпразднуешь Остару как следует, то ты обречен? И язык еще небось отсохнет, да? Глупости. Какой толк в ритуалах и магии, если они не приносят ощутимого результата?

— Это называемся символизм, — ответила я, с натиском держа взгляд Тюльпаны. — Мне на самом деле плевать, для чего придумали Остару и почему ее нужно отмечать. Я просто знаю, что мы должны это сделать. Нам надо узнать друг друга лучше... Мы теперь связаны, забыла?

Я ткнула двумя пальцами себе в сердце, туда, где ощутила силу Тюльпаны впервые, когда Аврора подарила ее мне, как сломанную игрушку. Будто вспомнив то же самое тяжелое чувство в груди, похожее на удар, Тюльпана растерла пальцами ребра.

— Я выполню свою часть сделки, — сказала она. — Научу тебя тому, что знаю, и помогу одолеть Ферн. Но я не обязана притворяться, что уважаю тебя и твои абсурдные традиции. Я часть твоего ковена, но я не твоя подружка.

— И слава Богу, — театрально перекрестилась я. — Но на Остару ты спуститься обязана. Я все равно не оставлю тебя в покое, пока ты не пойдешь. Проще отмучиться один час, чем терпеть меня всю ночь, не находишь?

Тюльпана измученно застонала, но, кажется, мой довод прозвучал убедительно. Она нерасторопно слезла с постели и уже собиралась последовать за мной из спальни, как я жестом остановила ее, кивая на гардероб.

— Ты должна переодеться во что-нибудь белое...

— Нет.

— Ну ладно.

Решив, что одного спора за день с ней хватит, я отошла в сторону и молча пропустила ее.

— Ненавижу белый цвет, — поведала она, когда мы спускались. — Во многих странах это цвет траура, ты знала? В Англии его носили овдовевшие королевы, а на Экваторе охотники за головами выкрашивали лица в белый цвет, называя это «ликом ужаса». Так себе выбор палитры для Остары, в общем.

Я мельком глянула на свою тунику. Летящая и мерцающая, сотканная вручную из-за сатина, она уж точно не ассоциировалась у меня с похоронами и смертью. Дом, в котором мы жили, имел с этим куда больше общего, чем какой-то цвет.

— А какими дарами ты владеешь? — поинтересовалась я, обнаружив, что и представления не имею, чему конкретно Тюльпана намерена обучать меня.

— Всеми.





— Что значит «всеми»?

Тюльпана резко остановилась, спустившись с лестницы. Несмотря на то, что я стояла на пару ступеней выше нее, я почувствовала себя маленькой и ничтожной, когда она ответила:

— Аврора долгие годы скрывала от меня, что мне предначертано стать следующей Верховной ведьмой. Из страха, что однажды я пойму это сама и захочу отвоевать свое законное место, она почти не обучала меня. Пришлось осваивать магию самостоятельно, по книгам... Лишь когда мне удалось сотворить свое первое заклятие, я вдруг осознала, что заурядная ведьма не способна на такое. Я пришла к ней, но Аврора только рассмеялась. «И ты думаешь, освоить восемь даров достаточно, чтобы ты стала достойна меня? Расти, девочка. Еще не скоро придет тот день, когда я буду готова уйти и уступить тебе, — Тюльпана мастерски изобразила ее голос. — Так что да, я владею каждым из восьми даров, но, как видишь, проку от этого никакого, — Она растерла запястья, на которых белели шрамы от железных оков. — Я научу тебя каждому из них, если попросишь, но от Ферн тебя это не спасет.

Она направилась к гостиной, откуда доносился хор голосов, оставив меня стоять на лестнице в замешательстве: то было искреннее признание или завуалированное запугивание?

Восемь, черт возьми, даров!

— Все в порядке? — спросил шепотом Коул, когда я заняла место рядом с ним.

Накрыв его руку своей, лежащей поверх скатерти, я кивнула. Тюльпана села между Зои и Исааком на самом углу, а затем с отстраненным видом наложила себе в тарелку горсть салата и печеной картошки.

Дальше все пошло как по маслу. В конце концов, этот урок я усвоила еще в детстве — вкусная еда сплачивает. Когда все заняты угощениями и мыслями о том, как бы отщипнуть от лосося самый мясистый кусок, некогда найти время для ссоры.

— Откуда ты взял столько клубничного вина? — спросила я, заметив в углу целый ящик одинаковых бутылок, первую из которых Диего уже откупорил щелчком пальцев и разлил по бокалам.

— Купил на рынке по пути в Вермонт. Слышал, в ковене Шамплейн как раз варят клубничное вино в Остару.

Я сделала маленький глоток и замычала от удовольствия вместе с остальными. Даже Коул пригубил пол рюмки, настолько вкусным это вино оказалось — но больше не стал, еще помня свою уязвимость и к безалкогольному пиву.

— Хм, верно. Но откуда ты знаешь о наших традициях?

— Я знаю о традициях большинства ковенов мира. Верховный, под присмотром которого я рос, был помешан на истории колдовства. Каждый наш урок сводился к изучению ведьмовских культов.

— Погоди, ты рос в ковене? — Я нахмурилась, и Диего подлил еще вина мне в кубок. Увенчанный драгоценными камнями и золотом, он раньше принадлежал Виктории. Удивительно, как она выносила в пальцах такую тяжесть — из-за обилия рубинов его было сложно даже оторвать от стола. — Как же ты стал неприкаянным?

— Сбежал, — Диего сверкнул улыбкой. — Я сирота. В семь лет меня усыновила семья людей, но я был нужен им только ради того, чтобы помогал по хозяйству с еще пятерыми приемышами. То был разгар Второй мировой, я должен был быть рад и этому, но такое положение вещей меня не устроило. Я решил, что жить на улицах всяко лучше, чем в качестве бесплатного чернорабочего. Магия пробудилась во мне рано, так что я легко пережил голод и японские бомбардировки. А к концу войны меня подобрал ковен на границе с Мексиканским заливом. Микаэлл был добр ко мне, но... — Диего топнул ногой, и едва я успела застать угрюмую тень на его лицо, как то вновь разгладилось и просияло. — Что было, то прошло! Кому еще вина?