Четыре грани финала

Интересно, насколько маги вообще в курсе правой руки Камидзе Томы? Понятно, что Дамблдор знает, но вот обычные школьники? Вывешивалось ли им предупреждение «не хватать вот этого парня за руку, сами пожалеете потом»?

Задавать эти вопросы я как-то не решалась, тем более что Сатен не должна знать о… чёрт, если Сатен не должна знать о руке, то как раз должна задавать вопросы, лопаясь от любопытства! Я так скоро совсем запутаюсь…

— Здесь у нас вход в Астрономическую Башню, — Дамблдор протянул руку к небольшой стальной дверце. — Он не скрыт никаким паролем, но я всё равно прошу вас не заходить сюда без ведома учителей. Падать будет весьма больно.

Он сказал это без оттенка юмора, и мы лишь кивнули. Сюда ни-ни, ясно.

— А вот тут… так, сейчас позвольте следовать за мной, — Дамблдор отодвинул ближайший портрет и шагнул в открывшийся коридор столь уверенно, что мы не сразу сообразили кинуться следом. Портрет, однако же, подождал нас и закрылся уже когда все зашли. Дамблдор тоже ждал: в коридоре было заметно темнее, и потому на конце его палочки зажёгся небольшой огонёк. Бузинная палочка, мощнейшая из всех созданных? Наверняка.

— Попрошу быть чуточку аккуратнее, — взмахом палочки он приказал следовать за ним. Звуки школы мгновенно угасли, и в почти полной тишине, чью темноту разгонял лишь огонёк палочки, мы прошли вперёд, думаю, метров двести.

И замерли.

Пляшущие впереди тени были заметны и без палочки. Темнота словно приобрела другой оттенок, более фиолетовый, и этот оттенок дрожал стаей потревоженных мух.

— Вот здесь преграда, — Дамблдор остановился в нескольких шагах от роя. — В Хогвартсе хранится немало полезных и интересных вещей, это, фактически, новое поступление. И имеются силы, что не отказались бы заполучить эту вещь. Ради этого они могут попытаться использовать вас, Камидзе Тома, в надежде, что ваша правая рука пробьёт им путь. И строго между нами, — Дамблдор повернулся и взглянул на нас, его голос был тих и серьёзен. — Они абсолютно правы. Поэтому я рискую сразу же показать вам это и прошу никогда не приближаться сюда. Я не могу раскрыть вам, что именно здесь хранится, но просто поверьте: оно не должно попасть в чьи бы то ни было руки.

Философский камень два, понятно. И оттого можно сказать сразу — прости нас, Дамблдор, но попадёт обязательно. Оно теперь часть сюжета, и потому всплывёт наверняка.

Вряд ли в достойных руках.

Вслух я ничего не сказала — да и мысли постаралась подавить. Уж такое-то Дамблдор точно не должен прочесть. Мы просто вышли обратно (картина закрылась за нами), после чего направились в сторону лестниц.

— Скоро время обеда, думаю, вам пришла пора посетить Большой Зал, — Дамблдор вновь стал бодр и весел, будто намекая не поднимать больше тему, хотя мы это и так поняли. — Если у вас нет проблем с потреблением мяса, то рекомендую обратить внимание на сегодняшний ростбиф. Если есть, то на овощной салат с сыром, хотя я бы рекомендовал насладиться сразу обоими. Минутку, мистер Камидзе, — он поглядел вниз. — У вас шнурки развязались.

Тома посмотрел на свою обувь и со вздохом присел, высвободив руку из захвата Комое-сенсей. Я немного прошла вперёд, и Дамблдор тоже продолжил идти, одновременно тихо сказав:

— Я надеюсь, что вы также поможете мистеру Камидзе, мисс Сатен. Будет очень неприятно, если его правая рука принесёт одни неприятности в том числе и вам.

Я только и могла, что кивнуть. Ох, если Дамблдор всё-таки видит меня насквозь и намекает… и если раскроет, да ещё в присутствии Томы…

Мы вышли на лестницу, и я от расстройства даже прошла несколько ступенек, но быстро замерла, осознав, что так ещё унесусь в какую-нибудь часть замка. Дамблдор встал чуть выше меня, не говоря больше ни слова, а Тома уже подходил к нам.

— Простите, я всё… — он шагнул на лестницу и как-то неудачно подвернул ногу.

Словно ту что-то дёрнуло.

И Тома полетел вниз.

Никто не успел среагировать — и тем более я. Тело парня просто сшибло, протащило через всю оставшуюся лестницу, по пути приложив меня затылком об одну из ступенек. Боль отдалась такой жуткой нотой, что мгновенно открыла рот заорать — и не хватило воздуха.

Тома лежал на мне, практически вдавив в лестницу своим телом, своим огромным, тёплым, сильным телом, и его рука… его рука поднырнула под задравшийся свитер и схватила прямо… прямо за…

Я завизжала так, что и призрака напугала бы. Я начала лягаться, отбиваться, кусаться. Я практически скинула его с себя — и заехала кулаком в лицо так, что отчётливо услышала хруст.

Кровати больничного крыла задёрнуты ширмой, и это замечательно. Пусть никто не видит меня, не видит, что я здесь, и вообще пусть обо мне забудут.

Какой позор. Даже больше, чем позор. Я просто выставила себя истеричной дурой перед людьми, которых стоило очаровывать. Сбросила весь покров милой девочки перед Томой, перед Дамблдором, перед Комое-сенсей…

Осторожно коснулась затылка — всё, теперь уже точно не болит. Хватило пары прикосновений палочки и часа отдыха. Разбитый нос Томе, наверное, залечат ещё быстрее — наверное, как там с его правой рукой выйдет.

И чего я… чего я вообще так? Ну да, меня схватили за грудь, но она прикрыта бюстгальтером, и не на виду у всей школы, и он не специально, и… с учётом того, сколько всего он пережил и переживёт, подобное маленький праздник на его улице, так и пусть наслаждался бы этим праздником, с меня технически не убудет…

Но само ощущение… ощущение чужих рук, прикасающихся к моему телу, да ещё в таких местах…

Я села на кровати и обхватила себя, сжавшись в комочек. Мысли и образы прошлых дней всплывали в памяти, вырисовывая картину, которую до сих пор старалась не замечать.

Меня пугает всё, связанное с сексом. Практически фобия. И я стремлюсь избегать этого. Одеваться максимально закрыто, страдать от необходимости задирать юбку Уихару, дёргаться от прикосновения Куроко, выворачиваться от сцены с Ким и Роном, теперь вот это…

Этого не должно быть.

Попаданцы никогда ничего не приносят из своего прошлого.

Вся суть именно в этом — новая жизнь с нуля.

Однако же…

Там, в прошлой жизни, я видела и осознала смерть другого человека, я приобрела неконтролируемую фобию секса, я получила знания о совмещённых здесь реальностях — и всё это пришло со мной сюда. Пришло с угрозой влиять и разрушать.

Надо осознать, что же делать. Надо отходить от попыток гримироваться под Сатен — всё равно эта безобразная сцена разрушила их все. Надо… составить план, хоть сколько-то ясную картину происходящего.

Но не сейчас. Ибо сейчас я уже слышу шаги и вижу сквозь занавески подходящий к кровати силуэт.

— Как ваше здоровье? — мадам Помфри, местная целительница, на японском не говорит, и потому пытается одновременно жестикулировать. Но я понимаю английский и потому киваю, одновременно улыбаясь, и встаю с постели.

— Спасибо, хорошо, — отвечаю тоже на английском. Мадам Помфри провела палочкой рядом с моей головой и удовлетворённо махнула рукой, позволяя выйти.

Я сразу посмотрела в сторону другой занавешенной кровати, где должен быть Тома, и мадам Помфри шагнула туда. Ещё немного шевелений — языковой барьер теперь оказался сложнее, но я услышала тонкий голос Комое-сенсей, и скоро они оба вышли наружу. И даже не успели посмотреть на меня и как-то отреагировать: я сразу же подошла и наклонилась столь низко, сколь могла.

— Прости, Тома, за мой удар и за всё это. Я просто была не в себе, и я готова отплатить чем угодно, — хожу по тонкому льду, но от одной мысли о произошедшем становилось чертовски стыдно. — Простите меня, Комое-сенсей, за то безобразие, что я устроила, да ещё и перед чужими людьми. Я опозорила себя, вас, Академия-сити и мне нет прощения.

— Вы ни в чём не виноваты. Сатен-сан, — даже при официальном тоне в голосе Томы слышалось одно лишь раскаяние, слегка гундосящее от сломанного носа. — Всё произошло из-за меня и виноват только я. Любая девушка на вашем месте поступила бы так же, и здесь нет никакого позора.