Нестор

– Помогите! Хоть кто-нибудь! Помогите!

Он уже не надеялся на чудо. В голове яркой вспышкой мелькнуло – это его последний озвученный выдох в жизни. В руке светловолосого кавказца сверкнул нож. Уклоняться от него уже не было сил. Но удар не достиг цели. Вдруг и нож, и кавказец отлетели в сторону. В драку вмешался крепыш, одетый в рабочую куртку. Трое кавказцев перенесли атаку на него, одновременно пытаясь вырвать сумку у Ожилаури. Однако расстановка сил сразу изменилась, когда в драку вмешались, сначала еще двое парней, в форме студентов-железнодорожников, а потом и еще один, который начинал как бы нехотя, но разойдясь стал махать кулаками с большим энтузиазмом. Кавказцы отступили, тяжело дыша пообещали с ними еще встретиться и смешались с толпой.

Довольные одержаной победой, все четверо обступили обессилевшего Ожилаури. Тот уперся дрожащими руками в колени, никак не мог отдышаться.

– Что с тобой, братишка? Кто это были? – спросил его темноволосый студент-железнодорожник.

– Кто такие? Бандюки. Еще на улице ко мне привязались. Я сюда и они за мной. Чуть не убили. Если-б не вы! Спасибо вам!

– Ты тоже домой едешь? – спросил высокий франтоватый парень. – Я Фома Ревишвили. Надо торопиться, в поезде мест не останется.

– Вы, что в Грузию? – Ожилаури не собирался никуда ехать, но и здесь оставаться было опасно. Горцы слов на ветер не бросают и после сегодняшнего его точно прибьют.

– Да, я в Тифлис. Николай Васадзе. – представился светлый крепыш.

– Я тоже в Тифлис. Меня зовут Константин Зервас, можешь просто Котэ. – высокий студент-железнодорожник протянул руку.

Они познакомились.

– Александр Иосава, Сандро. – представился второй железнодорожник. – Я до Самтредии.

– Почти рядом, я в Ткибули. – сказал Фома Ревишвили.

– А я Федор Ожилаури. До Тифлиса я тоже с вами. – представился побитый Ожилаури.

– Тогда надо торопиться, если мы не успеем на этот поезд, следующий будет неизвестно когда. – поторопил всех Фома.

Они бросились к ближайшему вагону, но попасть внутрь было невозможно. Плотно обступив вагон,груженные люди штурмовали двери, отпихивали друг друга, толкались, не забывая при этом ругаться и кричать. Из-за этой пробки внутрь прорывались единицы.

– Маша, Маша, сюда! – закричал из открытого окна дородный мужчина, одним из первых пробравшийся в вагон. Раньше всех среагировал Зервас.

– За мной! – крикнул он и первым ринулся к наполовину открытому окну.

– Нет, нет! Здесь мест нету! Все занято! – кричал мужчина в окне. Но Зервас его не слушал, своими длинными руками оттолкнул его, забросил внутрь чемоданчик и рыбкой нырнул за ним. Встал на ноги, опять оттолкнул кричащего господина и стал помогать новым друзьям залезть в окно. Впятером они заняли купе. Где-то разбили стекло, вагон штурмовали теперь и через окна. Прорвавшиеся со всех сторон пассажиры ручейками вливались внутрь, занимая все полки и нижние и верхние, а когда мест в купе не осталось, устраивались прямо в проходе.

Наконец шум вокзала перекрыл мощный рев паровозного гудка. Поезд тронулся и все пятеро облегченно вздохнули. Как усталый вол, тянущий перегруженный воз, так и паровоз, исходя паром, с натугой тянул за собой десять набитых людьми вагонов. С одышкой он выбрался из Москвы и все больше забирая на юг, уже веселей углубился в леса Подмосковья.

Длинный полный тревог день перешел в сумерки. Уставшие ребята делились впечатлениями и довольные, что нашли попутчиков, пытались побольше узнать друг о друге, тифлисские-же даже найти общих знакомых. Оказалось, что Зервасу, который учился в третьей гимназии, историю преподавал отец Федора Георгий Ожилаури. И хотя жили они в разных районах, Зервас на Андреевской улице в Чугурети, а Ожилаури в Сололаки в церковь они ходили одну и туже, Святой Троицы, что на Графской улице. С удовольствием вспоминали сад купца Нинии Заридзе на Воронцовской площади, куда пускали бесплатно и где наливали дешевое флотское столовое вино Дмитрия Сесиашвили. Номер пятьдесят – уточнил Зервас. Вспоминали цирк братьев Никитиных на Верийском подъеме и веселый цирк Цинцадзе возле Дидубийской церкви, в саду Гришуа.

Васадзе с городом и его жителями знаком был меньше, потому что в те короткие летние каникулы, что он бывал дома, в небольшой трехкомнатной квартире на Мтацминде, отец увозил его к себе в гарнизон, расквартированный в Карсе, чтоб сын смолоду привыкал к воинской службе. А с началом войны и поступлением в училище, каникулы и вовсе отменили. Николай улыбался, новые друзья сразу вернули ему имя Нико, как это принято в Грузии. Давно его так никто не звал.

Увлеченные разговорами, мешая русскую и грузинскую речь, где кстати выяснилось, что хуже всех на родном говорил Васадзе, они не заметили загустевшей за окном темноты. Под плохим освещением вагонных ламп, ленивый, расслабляющий рокот колес, утолив первую жажду разговоров, они почувствовали голод физический. Васадзе, Иосава и Зервас выложили свои припасы, у всех одно и тоже, вареные яйца, лук, хлеб, сало и пирожки с картошкой. Ожилаури пространно, на примерах, объяснял почему нельзя покупать пирожки с мясом, потому что в основном это кошатина и собачатина. Про собачатину Ревишвили, вспомнив Кузея Климыча, подтвердил. Не смотря на бедность закусок, кушалось с аппетитом. За разговорами о последних событиях, дальняя дорога уже не пугала, все проблемы и тревоги остались позади.

Первым заснул Ревишвили, а за ним и остальные. Дольше всех продержался Ожилаури. Он еще что-то рассказывал про своего соседа, который умудрился отрубить себе палец, который тут же подхватила и утащила кошка, когда наконец заметил, что его новые знакомые уже спят. Он хотел было продолжить разговор с соседями, набившимися в их купе, но и они уже спали. Только тогда, крепко обхватив свою сумку и устроившись поудобней, он закрыл глаза.

Поезд уходил все дальше от Москвы, и еще дальше от Петрограда. Он вез в себе беды и печали, веру и надежду, прячущихся и ищущих, убегающих и догоняющих. Этакий длинный изолированный мир, пропахшая едой и потом колбасная вселенная.

5

Зервас спал. Под опущенными веками беспокойно двигались глаза. Но сон не был беспокойным. Наоборот. Он оказался в детстве, на даче, куда они выезжали семьей каждое лето. Там в лесу, среди громадных сосен, они, дети, бесконечно играли то в прятки, то в лахту, то в круглого осла. Восторг и безмятежная радость наполняли грудь, как воздух замешанный на запахе хвои и не далеких отсюда альпийских лугов. Звон колоколов Манглисского Сиона. Голос матери зовущей к обеду. Потом обязательный послеобеденный сон и снова игры, до самой темноты. Все это осталось там, в счастливых десять лет назад.

Скоро, через месяц, ему исполнится двадцать один год. Он повзрослел. Но оказалось, что и взрослые играют в те-же игры. Только называют их по другому. И заканчиваются они не всегда по доброму. Тут не скажешь, я не играю, мне домой пора. За свою игру приходится отвечать.

Да! Ну и натворили они в Петрограде. Он и его друг Сандро Иосава.

Три года, как они познакомились. Иосава был на два года старше, но учились они на одном курсе. Зервас – сын инженера-путейца из Тифлиса, Иосава – железнодорожного кондуктора из Самтредиа. Родители их служили в одном ведомстве, но находились на разных социальных и карьерных ступенях. Однако это никак не отразилось на дружбе ребят. Оба высокие. У Иосава черные, львиной гривой волосы и крупный орлиный нос. У Зерваса волосы светло каштановые, а нос, несмотря на греческое происхождение, несколько длинноват. Объединяло их не только то, что на их курсе института инженеров путей сообщения только они были из Грузии, но и, как не удивительно, несходство характеров. Иосава был сдержан в словах и поступках, тогда как Зервас – вспыльчив и азартен, всегда готовый лезть в драку. Иосава мягко огибал конфликтные ситуации, Зервас-же чаще шел на пролом и переубедить его было не легко.

В одном их пристрастия совпадали. Оба были восхищены петроградскими барышнями. Они были как те быки, у которых в корме не хватает соли, и они до нее наконец дорвались. Обоим нравились девушки у которых в глазах огонек, а на губах улыбка. Поэтому не удивительно, что увидев в Юсуповском саду дочерей профессора Макарова, среагировали они одинаково. Стройные, миниатюрные блондинка Рита и брюнетка Ася, стрельнули в студентов озорными глазками, ранили их, но познакомившись, держали на расстоянии. Нужны были жертвы. И друзья решились.