Нестор

Малхаз Цинцадзе

Нестор

Глава1 Болело все. Болела голова и сердце, подбрюшие и конечности, кровеносные сосуды и нервные узлы. Каждый день открывались новые раны. По жилам к ним неслась инфицированная ужасными вирусами кровь, которая не сворачивалась, а только приносила новые страдания. Органы не выполняли предназначенных им функций, не подчинялись присланным из головы приказам. Каждая частица огромного тела враждовала друг с другом. Сердце уставшее от инфарктов, то останавливалось, то опять начинало биться, посылая на периферию солдат-лейкоцитов, пытаясь спасти от гангрены то, что еще можно было спасти. Но теперь и периферия посылала бороться с инфекцией своих солдат. Конечности отпадали от некогда могучего тела и жили самостоятельной жизнью, производя своих воинов, и в месте, где все эти защитники сталкивались появлялся новый нарыв, который превращался в кровавую рану. В организме поселились бациллы террора, анархии и охлократии, которые безжалостно терзали его.

Империя умирала в муках.

1

Первый день лета 1918 года был не лучшим временем для путешествий и загородных поездок. Однако Казанский вокзал старой столицы нового государства кипел водоворотами людей.

Два студента-железнодорожника, в форменных темно синих костюмах, с маленькими чемоданчиками в руках, покинули здание Николаевского вокзала Москвы, пересекли площадь и с потоком людей влились в Казанский. Александр Иосава и Константин Зервас вроде-бы и не торопились, куда торопиться студентам института Инженеров Путей Сообщения, у них ни денег, ни имущества, однако оказавшись под сводами Казанского вокзала они вздохнули с явным облегчением. Узнав, что стоявший на платформе состав отправляется, кажется, на Ростов, они поспешили присоединиться к толпе, атакующей вагоны. – Не торопитесь, господа-товарищи! Это не последний поезд! Наверняка будет еще!-кондуктор отталкивал людей от двери, пытаясь хоть как-то упорядочить рвущуюся в вагон толпу и самому удержаться на месте. Вагон, действительно, брали чуть не приступом. Ни о каких билетах или приличиях разговора быть не могло. Платформа была полна людей груженных чемоданами, мешками, картонками, пытавшимися побыстрей пробраться внутрь и занести, как можно больше своего багажа. Полиции давным-давно не было и в помине, не видно было и красногвардейцев с красными повязками, ни рабочей милиции, поэтому всем руководили сила и напор. Иосава и Зервас прижали к груди свои студенческие чемоданчики и приготовились к штурму.

Вдруг невообразимый шум толпы прорезал крик.

– Помогите, помогите-же! Убивают!

Крик растворился под высокими сводами перрона. Кто-то кричал совсем рядом, но никто даже не обернулся. Не до того, каждый за себя. Отчаянный крик раздался снова и к огромному удивлению студентов, уже на грузинском.

– Помогите! Хоть кто-нибудь! Помогите!

Иосава и Зервас одновременно развернулись и не сговариваясь, работая локтями, стали проталкиваться на крик.

2

Удивительно, просыпаться и не вставать, еще понежиться, потянуться, позевать, а если хочется то и опять заснуть. Часы за стеной, у капитана Ларина, пробили один раз. Николай Васадзе точно знал, половина седьмого. В казарме в это время все вскакивали и как угорелые мчались приводить себя в порядок, чтобы через двадцать минут стоять готовыми к утренней молитве, потом физические упражнения, завтрак, а уж затем начинались каждодневные занятия и подготовка к воинской службе в звании подпоручика. Васадзе запрокинул голову к окну. Нет, неба из окна не видно. Ровно год назад их курс вывезли в летний лагерь, в Серебряный бор на Ходынке, где они расположились недалеко от летного поля Московского общества воздухоплавания. Тогда впервые он увидел, как весело подпрыгивая уносились ввысь крылатые машины. И пока они на земле, в пыли, разбегались, строились в роты и отрабатывали полевые упражнения, эти вертлявые создания парили над Путевым дворцом, падали и опять взмывали в голубую бесконечность. Как эта несуразная конструкция, больше похожая на стрекозу, чем на птицу, может так парить? И что с нее видно? Это ведь не тоже, что подняться на гору и посмотреть вниз, или даже стоять на краю пропасти и заглядывать в бездну? Все равно под ногами земля – твердо и надежно. А там снизу, сверху, кругом – пустота, ничего нет. Это как прыгнуть с обрыва в воду и не долететь, так и висеть бесконечно. А воздух там какой? Такой-же голубой, как снизу? А ветер, он как ураган? Вон как развеваются шарфы пилотов. Устоять было невозможно, небо и аэропланы покорили его. Конечно, он видел эти чудесные создания и раньше, но так близко, стоящие в ряд, отдыхающие машины и тут-же летающие ввыси их собратья, так близко никогда. Вот тогда он и решил,что будет не пехотным офицером, а авиатором.

В первый-же свободный день, когда после воскресной службы юнкерам дали увольнительные, Васадзе отправился на Ходынку. Императорское Московское общество воздухоплавания располагалось в одноэтажном здании с мансардой. Императора уже не было, но общество еще называлось по-прежнему. Видимо из-за воскресного дня, там было пусто. Только на входе, за столом сидел дежурный, молодой мужчина лет тридцати, с повязкой на левом глазу, усы, как у кавалериста загнуты кверху, в руках журнал «Техника воздухоплавания». Так как в форму он одет не был, Васадзе не смог определить кто перед ним, но посчитал, что это все-таки должностное лицо, а потому доложил о цели своего прибытия по полной форме. Дежурный откинулся на спинку стула, улыбнулся, кинул журнал на стол.

– Что, юнкер Васадзе, хотите летать? Это хорошо. Пилоты нам нужны. Я поручик Самсонов. – он встал и протянул руку. Видимо дежурство прискучило поручику и он был рад поговорить с кем-то.

– Наши…– он скривился и ткнул в журнал. -все еще недооценивают авиацию. А ведь мы только начинаем. Вот смотри. Господь где сидит? На небе. И оттуда правит миром. И получается, кто правит в небе, тот решает судьбу тех кто на земле. Так что вы правильно решили.

Поручик вывел Васадзе на веранду.

– Наших много гибнет. Первый раз меня в шестнадцатом ранили. В ногу. Только через полгода смог вернуться в отряд. Прихожу, а старых почти никого. Кто погиб, кто ранен. За год весь отряд меняется.

Они смотрели на разномастные, разнокрылые аэропланы.

– Но вы не пугайтесь. Стоит один раз подняться в небо и забываешь обо всем на свете. Вы во сне летали?-вдруг спросил он.– А это, поверьте мне, во сто крат лучше! Так что приносите разрешение от начальника вашего училища и три дня в неделю к нам. Сможете? Далековато будет, из Лефортово-то.

Начальник училища генерал-лейтенант Хамин был военным старой закалки, а потому на новомодные аэропланы смотрел с сомнением и счел своим долгом попытаться отговорить юнкера от столь неудачной затеи. – Ну, сказали-бы в кавалерию, я бы еще понял. Все-таки Кавказ, кони, кровь кипит – все ясно. Но аэропланы? Как же вы такое удумали? – Ваше превосходительство! -Васадзе тут же поправился. – Извините. Господин генерал! Аэроплан – это тот же скакун, только более быстрый. И через горы перемахнет, и через моря перелетит, и врага поразит не хуже штыка. Я уверен, господин генерал, аэропланы это будущее. Это как корабли, были парусные, а теперь – даже подводные есть.

Генерал раздвинул усы в улыбке.

– Ну, ну! С морями и горами вы, юнкер, погорячились, но, я не буду чинить препятствий. Да и военное ведомство поддерживает эту… -он неопределенно повертел руками. -идею. От утренних занятий освободить я вас не могу, а после обеда, за свой счет, идите, летайте.

Он сделал строгое лицо и добавил.

– Чтоб к семи, к вечерней поверке быть в училище. Инструктором Васадзе назначили поручика Самсонова. – Вы не смотрите, что у него один глаз. – сказал председатель общества воздухоплавания. –Для боя маловато, а чтоб учить – вполне хватает. После этого ранения его и списали. Самсонов пилот-асс, семь сбитых немцев. Действительно, поручик Самсонов любил самолеты. Как цыган знает норов каждой лошади в своем табуне, так и он, похлопывал парусиновый или фанерный бок аэроплана, ласково называл скаутом и приговаривал.