Нестор

– Справедливо, Ваня, справедливо. – проворковал Ожилаури и стал считать свой выигрыш.

Как ушел Жорик никто не заметил, вслед за ним, рассчитавшись ушел Татарин. Убирая в карман полученные от Ожилаури деньги, Одиноков сказал.

– Ты, Федя, особенно не радуйся. Видел, как тихонько ушел Жорик? Зол он на тебя страшно. Поосторожней будь. Да и Татарин очень заинтересовался твоей книгой. Сам знаешь, что это за народ. Университет закончить не дадут.

Когда Ожилаури вышел на улицу было уже раннее утро, дворники пугали воробьев своими метлами, а прохожих с каждой минутой становилось все больше. Солнечные лучи еще не заглянули в глубокие колодцы московских дворов, но чистое голубое небо, тихое утро, не потревоженное криками извозчиков, сигналами авто и гулом тысячи голосов, туго набитый карман брюк, тяжесть неизвестной книги, все говорило – жизнь прекрасна и полна чудес. Еще бы бокальчик пива и хоть кричи от счастья.

Добравшись до дома, уставший от ночных волнений, но взбодренный утренней прогулкой, Ожилаури повалился на кровать. Не смотря на бессонную ночь он никак не мог заснуть. Еще бы, такой куш он не срывал никогда. Да и книга стоит наверняка больше двухсот рублей. Конечно не две тысячи и не тысячу, но рублей пятьсот за нее дадут, это точно. Потом можно и домой съездить, на лето. И университет он закончит. В будущем году. Как только мысли касались учебы, Ожилаури неизменно тянуло в сон.

Проспал он до полудня и разбудил его голод, ведь он не ел со вчерашнего вечера, почти восемнадцать часов. Быстро встал, оделся, выскочил в коридор, умылся на кухне, за что получил замечание Герты Гансовны, хозяйки квартиры, а потом еще раз осмотрел свою маленькую комнатушку, в поисках укромного уголка. Впервые он ее осматривал с этой целью. Никогда у него не было столько денег, чтоб приходилось их прятать. Укромных уголков не обнаружилось, поэтому разделив деньги на две равные части, одну положил в карман брюк, а вторую спрятал за книгой Кони «Судебные речи». После этого присел к столу и разложив перед собой книгу стал ее внимательно изучать. С книгами Ожилаури особо не дружил, хотя студент четвертого курса юридического факультета должен был читать много, и не какого-нибудь Жаколио или Эмилио Сальгари, а книги серьезные, можно сказать заумные. Но на вещи имеющие, хоть какую-то ценность у него, как у игрока, было чутье. Он перелистывал ветхие листы и сосредоточенно вглядывался в рисунки и письмена арабской книги. Все в ней было не понятно, ни единого знакомого знака. Единственное в чем он был уверен, что книга действительно старая. И стоит не меньше пятисот рублей.

В животе отчаянно заурчало, голод напоминал о себе. Не досмотрев книгу до конца, он уложил ее в кожаную сумку, подарок отца при поступлении в университет. За прошедшие четыре года это была первая книга попавшая в нее. Постоял, посмотрел на «Судебные речи», отложил ее в сторону, а спрятанные за ней деньги положил в другой карман брюк, он заслужил хороший обед, а бумажные деньги обесцениваются с такой скоростью, что хранить их смысла нет. Одел удлиненный пиджак, прикрывавший оттопыренные карманы, перекинул через плечо сумку и выглянул в окно. С высоты приподнятого первого этажа было видно, как два лохматых чумазых мальчугана азартно катают кости. Что-то этих беспризорников становится все больше.

Пообедал Ожилаури хорошо. В ресторане Ляпунова уже не было былого шика, как впрочем и самого Ляпунова, но еще неплохо кормили, а за хорошие деньги подавали и пиво, правда неизвестного производителя, но где-ж теперь найдешь пиво Карнеева, Горшанова или Крона. Потягивая пиво, у которого даже не было названия, Ожилаури только вспоминал старые имена – мартовское, черное бархатное, золотая головка, кабинетное.

На Кузнецком мосту кипела торговля. Именно там издавна располагались антикварные и букинистические лавки. Сейчас, когда богатые москвичи нищали с невероятной скоростью, так же быстро открывались все новые и новые магазинчики, скупавшие за бесценок десятилетиями, а то и столетиями, накопленное добро. Кто не успел уехать за границу и вывезти свое имущество, вынужден был сейчас менять все это на хлеб, мясо, спички, уголь. Антикварные лавки продавали не только старинные вещи, но и вещи принесенные жуликоватыми наглыми молодыми парнями, ежедневно десятками грабивших не только московские квартиры, но и подмосковные дачи и особняки. Ожилаури стороной обходил вновь открывшиеся магазины, за прилавками которых стояли поднаторевшие в новом деле славяне. Ему нужен был старой закалки еврейский антиквар, который будет долго хитрить, никогда не скажет реальной цены, но зато по достоинству оценит принесенную вещь. Наконец он выбрал одну такую лавочку, рядом с часовым магазином Павла Буре. В большинстве такого рода магазинах давно уже продавали и одежду, и утюги, и медные тазы, любую хозяйственную утварь, но здесь еще держали марку вывески «Антикварный магазин Х.Я. Гехта. Все, от Рамзеса I до Александра III». Ожилаури улыбнулся. Три года, как евреи появились в Москве, но дела свои вели так умело и хватко, будто жили здесь столетиями. Темный извилистый коридор, уходящий куда-то в глубь здания, от пола до потолка был заставлен мраморными фигурами, часами, упакованными в разнообразные бронзовые и чугунные композиции, картины и вычурные зеркала подвешенные и приставленные к стене, полки книг, которые, наверное, никто и никогда не прочтет, красивые расписные вазы и литые канделябры, очень привлекательные фигурки обнаженных наяд и еще огромное количество ненужных, но так радующих глаз вещей. Тут-же, слева от двери, возле маленькой уличной витрины, за высоким прилавком сидел, видимо, сам хозяин. Длинноносый, седовласый мужчина в пенсне. Увидев вошедшего он встрепенулся.

– Чем могу помочь, молодой человек?

– Здравствуйте, Хаим Яковлевич! – попытался отгадать имя хозяина Ожилаури. Тот вскинул кустистые брови, снял пенсне и стал его протирать.

– Ну, молодой человек, дядя Хаим в Варшаве на Вольском бейт оламе, а Яков сейчас в Кремле новое государство строит, так что вам которого?

Ожилаури не смутился, этого не было в его натуре.

– Извините, я думал Х.Я. Гехт это вы. Но мне нужен человек разбирающийся в старинных книгах.

– Вы попали куда надо. Меня зовут Леви Борухович и я могу помочь. Покажите, что у вас.

Ожилаури достал из сумки книгу и положил на прилавок. Леви Борухович взял ее бережно, как реликвию и осмотрел со всех сторон.

– Хм, – он недовольно взглянул на студента. – вы так и носите ее в сумке? Это старая книга. Любая царапина или пятно может испортить ее. Свой завтрак вы наверное заворачиваете в бумагу? Не так ли?

Антиквар кончиками пальцев, переворачивал страницы, но не так как Ожилаури, а с другого конца, внимательно рассматривал каждый рисунок, а иной раз разглядывал его через лупу.

– Ну и что? Что это? – нетерпеливо спросил Ожилаури.

– Вы куда-то торопитесь, молодой человек? Нет? Вот так и продолжайте. – антиквар опять углубился в книгу, неторопливо изучая каждую страницу, некоторые даже понюхал, только что на вкус не попробовал. Наконец добрался до конца, по мнению Ожилаури до начала. Вдруг что-то его заинтересовало на внутренней стороне задней обложки.

– Ах, вот даже как? – он опять схватился за лупу и пробормотал. – Да, да, да.

– Что, да, да, да? – опять не удержался Ожилаури.

– Нет, нет,нет. – отмахнулся Леви Борухович, на секунду замешкался. – Книга хоть и старая, но не особо ценная. В арабском я не очень разбираюсь, но это что-то вроде свода правил поведения. На арабские манускрипты спроса нет, кому они нужны сейчас. Если бы старославянский или хотя бы греческий – это другое дело. Вот у меня первое издание Маркса. Это сейчас в моде.

– Ну что-ж, если вам не интересно, – Ожилаури взялся за книгу. – коли ничего особенного, отнесу-ка я ее в университетскую библиотеку, подарю, хоть спасибо скажут.

– Подождите, молодой человек! – остановил его Леви Борухович. – Просто – дарят цари. Вы же не царь? Немного денег вам не помешает. Рублей двести пятьдесят … ну скажем триста, я дам за нее, может кого заинтересует.