Туман гор Кайана

Но одна мысль не давала мне покоя — всякий раз, как я врезался в спину Джорджу, она мне говорила: «Без него ты можешь бежать быстрее». Это была предательская мысль. Мысль дезертира. А я не был дезертиром.

Нам всё ещё везло. В самом котле ада, в самом свидании с призраком нам везло — это наверняка был тот самый израненный, побитый самой жизнью и попытками дать ей бой косолапый. Как я это понял? Благодаря одному лишь мгновению — когда «мистер Смит» упал, а мне удалось его поднять. Это был почти рефлекс, почти столп мышления, состоящий в том, что команда — это ты сам: я увидел его, распластавшегося на коленях, и одним рывком подкинул на ноги, бросил вперёд, чтобы бежал дальше. Скорость лучших в мире бегунов — двадцать пять миль в час, скорость медведя, бегущего за среднестатистическими нами — больше нашей. Уверен, если бы тогда за моей спиной был здоровый и молодой зверь — там бы мы двое и остались, у той чёртовой мокрой травы у речки.

— Спа… Спа!.. — пытался выговорить Энтони слова благодарности, но на то не было времени.

— Заткнись и беги!

Через вечности, через самые настоящие вечности адреналина, паники и попыток сконцентрироваться посреди них, показался мост. Вернее, даже не показался — лишь Даниель оповестил нас своим истерически-радостным криком о том, что жизнь была близко.

— На мост! Быстрее, быстрее!

Сэм тоже остался на берегу, направляя нашу группу вперёд. Чёртов смельчак, а?.. Может быть, он и не служил в армии, но вот ощущение братства и единства, чувство долга и ответственности у него точно было. Наши взгляды столкнулись, и я тут же осознал, что он, как и Джордж, глядел куда-то позади меня.

Завидев, что остались только мы со Смитом, гид и мой напарник тоже взбежали на мост. Топот не отставал ни на секунду, не сбавлял, но и не нагонял ровно настолько, чтобы бояться оборачиваться на него. Меня безумно терзало любопытство — да, но ещё больше — страх того, что если я обернусь, то мой шаг станет на йоту медленнее.

Как только доски заскрипели у меня под ногами, ко мне тут же пришло ощущение, что вот оно было — спасение. Старое дряхлое дерево под моими ногами едва выдерживало меня или, что вообще чудо, мистера Форварда — медведь точно провалился и запутался бы в верёвке, отдавая себя течению. Но, к сожалению, у меня были и другие знания: медведи — отличные пловцы. И лишь то самое чудо — ранение — что не позволило ему нас догнать, могло не позволить ему плыть. Или могло бы… Но пытать удачу не хотелось.

А пока я думал, всё осматриваясь по сторонам, у меня из-под ног ушла земля.

— Чёрт! — вскрикнул я и повис в воздухе.

Наверное, это вырвалось из меня рефлекторно — точно помню, как подо мною треснула одна из досок, а дальше я уже висел над рекой, пока меня держала чья-то рука. Подняв голову, я увидел не Сэма, которого ожидал увидеть, но Смита, чьи зубы трещали от напряжения, а худощавое тело дрожало как осиновый лист.

— Один-один! — едва выдавил из себя тот. — А теперь поднимайся и давай бежать дальше!

В тот момент я и оглянулся. Сквозь мглу на той стороне моста мне открылись два жёлтых глаза животного, стоящего на двух лапах. Он был высоким. Нет — очень высоким. Выше трёх, а то — и четырёх метров. И этот рык… это дыхание — оно доносилось до меня даже там, даже тогда, когда мои уши глохли от биения моего собственного сердца, а всё остальное время по ним беспощадно била река.

— Куда ты пялишься, персонал?! Думаешь, у тебя есть время, чтобы глазеть?!

Очухавшись, я схватился за локоть Энтони, а затем, подтянувшись, и за плечо — у него явно не было сил, чтобы поднять меня. Стоило мне оказаться на ногах, как взор вновь устремился в ту же точку — на всё те же два глаза. Они завораживали своим страхом. Само животное завораживало и пугало из-за своей… сознательности. Оно не пыталось плыть, словно знало, что нельзя бежать — лишь стояло и смотрело на нас.

— Пошли, — ударил меня по плечу спелеолог. — У меня нет желания потеряться здесь из-за вашей общей паранойи… Ещё и в такой компании-то.

Когда оцепенение всё-таки прошло, я взглянул на Смита и понял, что тот выглядел совершенно спокойно — не было ни тени страха, ни какой-либо паники — он просто быстро шёл, стараясь всматриваться вперёд. Он тоже воевал? Или… Тогда… Откуда вообще такое самообладание?

Выбежав, мы застали всю нашу команду, ожидающую нас у моста. Сэм и Джордж были напуганы, а на Рональде и Даниеле вовсе не было лиц.

— Я же, блин, говорил — они выберутся!

— Мне просто почудилось, что доски треснули, Сэм. Я не спорил с вами — я лишь…

— «Они наверняка упали в воду», — мой напарник сделал более низкий голос, пародируя главного, — я так и понял, что вы не спорили со мной, Джордж, я так и понял.

— Мы можем, блядь, продолжить бежать?!

— Согласен! Товарищи исследователи, нам лучше!..

— Стоять!

Смит вскричал настолько громко, что даже лес не поглотил всё эхо. Придерживаясь за запястье руки, державшей меня, он сошёл с моста и, весь вспотевший и красный, со всей злостью и непониманием уставился на команду:

— Кто-то в этом треклятом мире вообще может мне объяснить, — он оперся на одно колено, переводя дыхание, — почему шестеро здоровых мужиков побежали как последние истерички, завидев перед собой лося?!

Мы все уставились на него, словно ошалелые. На выражении лица каждого был написан его собственный букет эмоций, но одна из них, как по методичке, была у каждого — непонимание. И так в той беззвучной и всё ещё опасной мгле время и ускользало от нас, пока наконец не заговорил Джордж:

— Значит, не показалось…

— Что?! — резко перевёл на того взгляд Уэйн. — Джордж, какого хера?!

— Рык… Крик этого животного действительно показался мне слишком высоким для медвежьего.

В какой-то момент между нами стеной встала очень странная, неясная тишина. Ни я, ни, думаю, кто-либо другой не мог понять: а что было правдой? А было ли хоть что-то?

— Вы, суки, издеваетесь, что ли?! — почти завопил Рон. — Я, блядь, на всех парах щемил от этого четыреждыблядского медведя! Я видел его почти впритык, мать вашу, и практически поседел из-за этого! А теперь вы мне говорите, что!..

— Я тоже видел, — отозвался Дэн. — Большой самец, действительно сильно израненный.

— Да вы все крышей поехали, — не сдавался «мистер Смит». — Я могу поверить в медведя, но в медведя с рогами…

— А какого хера ты сразу не сказал, если всё видел, выскочка?!

— Какого?! Да потому что!.. Потому что, — выдохнул он, — вы все стали паниковать. Я не видел его, пока был зажат в круг — это да, но вот когда мы все рванули, то я чётко увидел чёртовы рога. И бежал я не за компанию, — остановил он открывшего рот Рональда, — а чтобы не потеряться в неизвестности с опасным травоядным. Надеюсь, то, что разъярённый лось представляет ту же опасность, что и голодный медведь, достаточно очевидно, чтобы я это даже не озвучивал?

— Давайте так, — предложил я, — к мосту подойдут все те, кто видел медведя, а напротив встанут те, кто считает, что это был лось.

Даниель и Рональд тут же встали ко мне. Мистер Форвард и «мистер Смит» — напротив меня. Сэм остался посередине, оглядываясь по сторонам.

— Сэм? — окликнул я того.

Он ещё раз взглянул то на спелеологов, то на нас, а потом молча сделал шаг вбок.

— Это, блин, всё херня какая-то. Конечно, ведите мою мать в кино, если я хоть раз в жизни слышал или вообще видел медведя или лося вживую, но не кажется вам всем, что мы сейчас маемся совсем не тем, чем должны?

— Но всё-таки, Сэм? Что вы видели?

— Да ни черта я, блин, не видел. Если главный сказал встать в кольцо — на то есть причина. Это зовётся доверием в команде, знаете ли. Рык слышал. Чей — чёрт его знает.

— Тогда у нас три к двум, — подытожил я.

— Это бессмысленно, мистер Фогг.

— Знаю, мистер Форвард. Но споры лучше закрывать. В любом случае, мистер Смит прав: разъярённое травоядное таких размеров, уверен, не менее опасно, чем голодный хищник. Одно но: медведи неплохо плавают, так что…