Страница 7 из 65
Архонт сгорбился над интерактивной голографической картой и, кажется, был занят. Вокруг него возвышались шкафы с древними рукописями и книгами, языки многих из которых были утрачены и с трудом поддавались расшифровке. Частная коллекция отца была самой богатой в Амвелехе. Айзеку стало не по себе среди этих древностей, слишком еще свеж был в памяти разговор с Исмэлом.
— Отец, ты звал меня? — повторил он.
Абрахам обернулся и поманил его к себе.
— Да, Айзек. Входи.
Айзек, тряхнув курчавыми волосами, отогнал от себя призраки кошмара и подошел к отцу. Опустившись на колено, он склонил голову, чтобы принять отцовское благословение. Осенив его ритуальным жестом и приняв положенный поцелуй руки, Абрахам с неподобающей поспешностью обхватил его плечи и потянул вверх, заставляя подняться на ноги.
— Айзек, мальчик мой, — начал Абрахам, сжимая плечи сына. Он был чем-то встревожен, и Айзек, до этого избегавший смотреть на отца, все же бросил на него испуганный взгляд. — Сегодня мне открылась воля Господина. На нашу долю выпало испытание.
Айзек упер взгляд в пол. Сердце подпрыгнуло к подбородку. Ему вдруг показалось, что отцу всё известно о его встрече с Исмэлом, но Абрахам заговорил о завете.
— Господин, да пребудет с нами Его милость, слава и тайна, требует от нас жертву. Кровную жертву.
Айзек вздрогнул.
— Кровную? Это значит — настоящую? Убийство?
Абрахам поморщился от этих слов, но кивнул:
— Да, Айзек. Всесожжение, как делалось в старину, — руки архонта разжались и повисли. — Смысл и значение этого завета скрыты от меня, я могу только гадать. Однако мы должны это сделать. Возможно, это последний шанс спасти Амвелех от гибели, к которой он несется с такой бешеной скоростью. «Космос сей, не созданный ни людьми и ни богами, пребывает во веки — Огнь Присноживый, мерно вспыхивающий и мерно потухающий» — наш род и мир затухает, Айзек, эта мистерия должна вдохнуть в него жизнь. Не первый раз смерть открывает ворота жизни. Я видел Новый Эдем, — в его голосе послышалось благоговение, — он прекрасен.
— Но где мы найдем жертвенное животное? — с тревогой спросил Айзек, пытаясь отогнать сомнения и довериться воле Господина, как раньше. Но слова Исмэла уже дали всходы, и теперь ему во всем чудился скрытый смысл и пугающая аналогия. Убийство ради спасения Амвелеха, разве они оба — отец и брат — говорили не об одном и том же?
Абрахам отвернулся к карте. Нащупав рукоять трости, он крепко сжал ее.
— Господин укажет, — сказал он. — Я не могу открыть тебе всего, Айзек. Не сейчас. Этим же вечером мы отправимся в путь. Через пустыню к святилищу Хар а-Мóриа, к высохшему колодцу аргона-хюлэ. К Первому Колодцу.
Абрахам указал на изломанный хребет желтых гор на карте и повернулся к сыну.
— Там нас ждет ответ. Ответ для всего Амвелеха. Сейчас неспокойное время, но наша миссия важнее политических дрязг. Я не хочу, чтобы нам помешали совершить таинство.
Айзек молча смотрел на карту, в точку, куда указал отец. Быть может, за их отсутствие ситуация разрешится сама собой? Исмэл говорил, что только отец стоял на пути «Симулякра». В душе Айзека зародилась трусливая надежда, что ничего не придется выбирать.
— Какие бы испытания не выпали на нашу долю, Господин нам поможет, Айзек. Верь в это, — сказал Абрахам. — Ступай. Возьми только самое необходимое.
========== Глава четвёртая. Революция ==========
Руфь остановилась и сняла вирт-шлем. Пригладила ладонью длинную обесцвеченную челку и намагниченные волосы на стриженном затылке. Серьезность предстоящей операции вызывала у нее лёгкое возбуждение и нервную дрожь. Уже давно она не чувствовала подобного. По крайней мере в реальности.
В вирт-полиции Руфь была далеко не новичком. Она дослужилась до звания стратега, что было лишь на ступень ниже эгемона Терраха, но в линотаракс была закована впервые. Темный сплав тускло переливающейся полицейской брони доходил до самого подбородка, перетекая в новое состояние при каждом движении и застывая, когда она была неподвижна. Как и вирт-шлемы, линотараксы действовали сразу в двух измерениях: в Реальном городе и в Сети — и защищали не только от физических повреждений, но и от виртуальных атак. Снаружи линотаракс походил на застывающий пластик, и потому Руфь казалась себе пластиковой куклой, созданной для любовных утех, но, как ни странно, ей это даже нравилось. Приказ сменить обычный черный гоплитский костюм на броню, как ничто другое, демонстрировал насколько силен страх внутреннего круга архонтов перед виртами.
Дверь перед Руфью пришла в движение. Молодая женщина опустилась на колено, держа шлем в правой руке, как того требовал устав.
— Руфь, дочь Наоми, стратег вирт-гоплитов. Буду сопровождать вас до зала собраний по приказу эгемона Терраха, — Руфь склонила голову, и жрица, одна из Семи старейшин, осенила её благословением.
— Я принимаю твою помощь, Руфь. Встань, девочка.
Руфь поднялась. Она не любила, когда к ней обращались подобным образом, видели в ней женщину, ребёнка, а не офицера вирт-гоплитов, но та, что стояла перед ней, могла себе позволить покровительственный тон. Жрица могла позволить себе многое — даже пощечину или плевок в лицо, если сочтет нужным, а Руфь, согласно уставу и ригидной морали Амвелеха, должна была принять всё это с благодарностью. Поэтому она изобразила на лице улыбку, ведь госпожа Эстер выказывала ей расположение. Отбросив строптивым движением головы челку с лица, Руфь сверху вниз посмотрела на низенькую жрицу, которая в свою очередь рассматривала её с нескрываемым любопытством. Эстер, которая только что назвала тридцатилетнюю Руфь «девочкой», выглядела молодо, но ни для кого не было секретом, что ей уже далеко за шестьдесят. Её движения, царственная осанка не выдавали настоящего возраста. Руфь поджала губы, пытаясь сдержать презрительный смешок. Для той, кто призывал возлюбить свое тело и не вмешиваться в природный ход событий, жрица была слишком искусственной. Следствия пластической хирургии и дорогостоящего, почти неотличимого от биологического оригинала, протезирования были слишком очевидны.
— Узнаю себя в твои годы — тот же горящий взгляд. Рада, что среди нас еще есть обладательницы таких глаз, — сказала Эстер, удовлетворенная осмотром. — Ты проходила обследование на удержание плода?
— Да, госпожа, как и все, — улыбка сползла с лица Руфи. Забытое чувство, которое, как ей казалось, она давно похоронила в себе, вернулось, словно никогда её и не покидало. Стыд маленькой девочки, которая не оправдала надежд строгой матери. Жрица одним предложением свела все её достижения и успехи к бессилию бесплодной плоти. Усилием воли Руфь вернула улыбку на место.
— Как жаль, — вздохнула Эстер, — из тебя получилась бы хорошая мать. Не пришлось бы прятаться в броню вирт-гоплита.
— Я не прячусь, госпожа, — ответила Руфь и тут же пожалела о своей несдержанности.
Эстер улыбнулась.
— Разумеется. Извини, дорогая. Не подумай, что я осуждаю. Я рада, что ты нашла себе применение. Меня очень печалит судьба женщин Амвелеха. Сама природа отвернулась от нас. Немногие находят в себе силы жить достойно и служить городу и Господину. Пойдем, нам не стоит задерживаться.
На языке Руфи вертелся вопрос, что в понимании благочестивой Эстер является «достойным», но она проглотила этот вопрос, как многие другие, которые теснили грудь сильнее брони линотаракса.
— Если вы не возражаете, я надену шлем.
Руфь следовала за архонтом на расстоянии полуметра. Эстер благосклонно кивнула, бросив взгляд через плечо.
— Делай то, что от тебя требует твой долг, дорогая.
Иглы датчиков вирт-шлема привычно вошли в пазухи пластины на затылке. Ощутив их прохладное давление внутри, Руфь почувствовала себя лучше. Вирт-шлем разделял реальность надвое, позволяя быть в Сети и в Реальном городе одновременно, это давило на психику, но всё же не так, как это делала благочестивая Эстер.
— Твоя мать — выдающаяся женщина, — продолжала Эстер. — Это благодаря ей ты попала в состав гоплитов? Интересный выбор. Почему не Совет? Это больше подходит женщине. Со временем ты могла бы заменить мать.