Ex nihilo

— Кто? — в этом коротком слове не удалось скрыть визгливые нотки подступавшей истерики. — Какая сука меня сдала?

— Я не знаю. Могу только тебя уверить, что не я. Ты же мне веришь, надеюсь?

Сема рухнул на свой рюкзак и закрыл лицо руками. Он не хотел, чтобы Марина видела, как он плачет, но не мог ничего с собой поделать. Его плечи вздрагивали и опускались. Марине стало его жалко, она опустилась на колени рядом с ним и обняла его широкие дрожащие плечи.

— Я знаю, кто это был. Это тот жирный урод, да?

— Какой урод? — не поняла Марина, продолжая гладить Сёму по спине.

— Толстозадый, Яценко. Он был там, когда я уходил. Я видел. Он трепался с кем-то, я надеялся, что он, как обычно, не обратил на меня внимания. Сука!

Сёма ударил по камню и мелкое крошево и пыль полетели в разные стороны.

— Наверное, он. Я не знаю. Знаю только, что тебя ищут. Мент, который задавал мне вопросы, спрашивал про тебя. Сказал, что ему нужно задать и тебе парочку вопросов, но мы же оба знаем, что это значит.

Сёма сел прямо. Кажется он справился со слезами, но выглядел все равно неважно. Нижняя губа обвисла и мелко подрагивала, собирая слюну, из носа текло.

— Что мне делать, Марина? Я… — он шмыгнул носом и продолжил: — Я боюсь.

— Боишься? — удивилась Марина. Сёме показалось, что она насмехается над ним, но на её лице не было и тени улыбки. — Чего ты боишься?

— Меня могу посадить в тюрьму, или… Или… Ну, я не знаю, на электрический стул.

Марина улыбнулась, но глаза её остались такими же безучастными. Это выглядело как-то знакомо, но Сема не мог вспомнить, почему.

— Мы не в Америке. К тому же мы — невидимки, Сем. Мы — ничто, и звать нас никак, — он хотел возразить, что теперь уже нет, что его видели, но она его перебила. — Меня это жутко бесило, я даже думала, что именно поэтому ты стал делать все эти ужасные вещи. Чтобы все перестали обращаться с нами так, будто мы — пустое место. Но теперь я поняла, что ошибалась. Ты же не хотел выбраться, ты же просто хотел разрушать, да, Сём?

— Какая теперь разница? БОБ… Он…

— Нет, ты послушай, — глаза Марины блестели, как большие черные бусины, вроде тех, что когда-то давно носила его мать. И говорила она убедительно и ласково, как мама. Сёме было это приятно. Он чувствовал, что дрожь проходит, и раскаивался в том, что сказал о ней у Дерева. — Твой драгоценный БОБ у нас в голове. Он, как те червяки-паразиты, никуда не денется, пока не разрушит нас до конца. Так что перестань психовать и послушай, что я тебе скажу. Я всё поняла, Сём, а теперь должен понять и ты.

Марина походила на сумасшедшую, но именно поэтому Сёма поверил, что у неё есть план. Он понял, почему этот взгляд кажется ему знакомым. Так выглядели его собственные глаза, когда к нему приходил БОБ.

— Ты — ничто, Сём, — торжественно объявила она, — мы оба — ничтожества. Но это не плохо. Тебе ведь это нравится, ты не хочешь менять это ни на что другое. Единственное, чего ты хочешь, это чтобы и весь мир стал ничем. Ведь так? Именно поэтому ты не хочешь, чтобы все узнали. Мы должны оставаться невидимками! Мы должны быть недоступны для них.

Сёма подался вперед, слушая Марину, но пока не понимая, к чему она ведет.

— Мы должны сделать то, чего хочет БОБ.

— А чего ОН хочет?

— Того же, чего и всегда, Сёма. Он хочет уничтожать, убивать, рушить. Он хочет, чтобы мир стал абсолютным нулем.

Сёма кивнул, это он и сам хорошо понимал.

— Но как?

— Просто. Нам придется убить себя, Сёма. Тогда они, милиция и другие люди, тебя не получат. Ты ускользнешь от них туда, откуда пришел. В пустоту.

========== XIII ==========

Сёма молчал. Он смотрел на Марину исподлобья, будто изучая. Руки его свисали вдоль тела, голову он склонил набок так, что лицо скрыла тень, но Марина видела выражение его лица — чуть отвисшую нижнюю губу и выставленный вперед лоб — и из-за отсутствия света оно казалось ей угрожающим. Позади Сёмы горел закат, что придавало происходящему еще большую инфернальность. Марина вытащила из сумки тетрадь и протянула её Сёме.

— Мы напишем нашу историю. Будет лучше, если это сделаешь ты.

— Я? — переспросил Сёма, и Марине показалось, что она услышала издевку.

— Да, это будет признание.

Сёма не ответил. Он молчал невыносимо долго, а потом его губы раздвинулись в злой усмешке.

— Сука.

— Почему?

— Ты предала меня.

— Предала? — голос Марины повысился, она отступила назад и опустила руку с тетрадью. — Я хочу закончить, что ты начал, только и всего! Ты не сможешь сбежать, а если сможешь, то будешь вечно прятаться, как крыса. Ты этого хочешь?

— Я найду выход. Я сильный, — в Сёмином голосе прозвучала неуверенность, и Марина почувствовала облегчение.

— Какой выход, Сёма? Всё кончено, понимаешь? Кончено!

— Нет, — он отвернулся и принялся тереть ладони, словно они чесались.

— Сёма, — Марина пыталась говорить ласково. Она подошла к нему ближе, но не решалась обнять, — я же говорила, итог игр с БОБОМ всегда один. ОН уничтожает всех, с кем имеет дело.

— Но я не такой! Я сильный, я другой, Марина! Не такой, как они. Я ЕГО сын.

Марина усмехнулась.

— Именно поэтому лучше покончить со всем сейчас. Иначе они раздавят тебя. Ты хочешь в колонию, Сёма? Они будут тебя бить, насиловать, унижать — день за днем, секунда за секундой, а ты не сможешь ничего сделать, потому что они не те девчонки, с которыми ты до сих пор имел дело.

— Ты сука, Марина, — он повернулся к ней, — ты никогда меня не любила. А я делал всё это для тебя!

— Брось, Сёма, не ври хотя бы сейчас, — Марина снова отступила на шаг.

— Эту дуру Алёну я убил из-за тебя. Её должна была убить ты. Я хотел, чтобы ты перестала изводить себя и меня. Ты просто достала своим нытьем!

— Что ж, спасибо, Сёма, но убивать её в нашем подъезде было верхом тупости!

Сёма замахнулся для удара, Марина отшатнулась, но он, передумав, опустил руку.

— Сука.

— Ты не прав, Сёма, — примирительным тоном сказала Марина и, опустившись на корточки, принялась вырывать страницы из тетради. — Я люблю тебя. Каким-то ненормальным образом, но люблю. Именно поэтому я не хочу отдавать тебя им. Ты не такой силач, как думаешь, ты ничтожество, как и я, и именно поэтому я тебя люблю. В моем мире нет никого, кроме тебя, понимаешь? Ты, действительно, единственный, кто способен меня понять.

Марина говорила быстро и лихорадочно. Вырвав исписанные страницы, она прижала их ногой, чтобы не улетели, и достала из сумки зажигалку.

— Правда? Ты меня любишь?

— Да.

Марина подняла голову и посмотрела на Сёму. Он всё еще глядел на нее с подозрением, но улыбка удовлетворения уже тронула его губы.

— Хорошо. Но твой план всё равно ни черта не годится. Что ты делаешь?

Марина подожгла край вырванного листа, и через несколько секунд пламя обхватило его целиком. Она бросила его на землю и подожгла от него следующий лист.

— Уничтожаю улики.

— Ты же хотела оставить историю, — с издевкой напомнил Сёма.

— Но не такую. Тут слишком много соплей, в этом ты прав. Ну, так как? Напишешь признание?

— С меня плохой писатель, — он поднес ладони к лицу и понюхал их. — Алёна всё испортила, но подыхать из-за нее я не собираюсь. Я свалю из города с тобой или без.

— Как знаешь, — Марина смотрела на разгорающееся от новой страницы пламя. Оно осветило её лицо, но вскоре стало затухать, и её лицо тоже погрузилось во мрак.

— Но я не могу оставить тебя тут одну, — Сёма не отнимал рук от лица, вдыхая их запах.

— И что? Убьёшь меня?

— Ты же этого хотела?

Марина передернула плечами. Она вдруг поняла, что стало холодно. Солнце исчезло за горизонтом, и на лес наваливалась тьма. Она вспомнила, как сидела тут однажды, «испытывая» себя и страшась каждого шороха. Каждый куст и дерево казались монстрами, но теперь они её больше не пугали. БОБ, которого она тогда выдумала, стоял прямо перед ней. Он шумно вдыхал через ладони и глядел на неё бездумным животным взглядом.