Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 64 из 81

Работа испытателя в данный момент заключается в том, чтобы попытаться разогнать самолёт до максимально возможной скорости на прямолинейном участке над аэродромом, гоняя его взад — вперёд, провести так называемый «километраж». Подходить к искомой скорости лётчик должен постепенно, постоянно контролируя состояние машины, чтобы не допустить флаттера.

«Хотя сегодня Галлай может действовать увереннее, учитывая успех накануне»…

Вчера вечером потихоньку от всех Лавочкин м Люшиным уже провели «километраж» И-289-го… Пока после испытаний проверяли, обмеряли и взвешивали машину, вычисляли аэродинамическую поправку скорости, наступила ночь, поэтому решили порадовать меня утром.

«Пятьсот пятьдесят километров в час! Догнали „мессер“»!

На климовском двигателе, пушкой Дегтярёва в развале блока цилиндров (Шпитальный свою пушку не торопится присылать) и двумя макетами синхронных пулемётов, не считая радиостанции и кислородного оборудования…

— На ламинарном крыле? — чуть не раздавил телефонную трубку в кулаке.

— Нет-нет, на обычном, завтра с утра будем делать «километраж» с ламинарными консолями, приезжайте, Алексей Сергеевич, будем ждать.

«По теории, по самым скромным прикидкам, ещё пятьдесят километров в час можно выжать…»

— Шестьсот десять… — голос Галлая заметно дрогнул.

— Ура!! — Люда Сибиркина и другие девчонки из «девушковой бригады» бросились обнимать Наума Чернякова.

«Сколько может быть аэродинамическая поправка? — мысленно вглядываюсь в график поправок на изменение сжимаемости воздуха, — на высоте четырёх тысяч метров не больше десяти километров в час… и их надо вычесть из показаний прибора… В любом случае психологическая отметка превышена».

— Ура!! — присоединяюсь к девушкам.

— Баловство, — слышу краем уха чей-то голос, — ты видел, как они полировали эти консоли, как пылинки с них сдували? Кто этим в поле заниматься будет? Баловство.

— Техники будут, — возражает другой, — да и сами лётчики… когда поймут, что от этих километров их жизни зависят.

— Что празднуем? — из затормозившей рядом «эмки» появляются две высокие фигуры в военной форме.

— Рекорд, товарищ Голованов! — задорно отвечает скорая на язык Сибиркина.

— Слыхал, Александр Иванович, — ехидно замечает тот, повернувшись не к задравшему вверх голову спутнику, а к бойкой конструкторше, — второй день гуляют, не могут остановится.

«Как узнал? Вроде бы договорились с Лавочкиным сначала проверить ламинарное крыло, а потом уже докладывать наверх».

— Новый рекорд! — весело закричали все разом, видя что начальник не сердится, — шестьсот десять!

— Сколько-сколько? — главком и начальник НИИ ВВС недоверчиво смотрят на меня, я гордо киваю.

— Здравствуйте, товарищи, — запыхавшийся Лавочкин приветствует гостей, которые с интересом наблюдают за снижением истребителя, консоли крыльев которого были выкрашены в радикально чёрный цвет.

«Ещё одна проблема, которую надо решать: налаживание производства своей авиационной краски с микронным зерном. То, что удалось закупить в САСШ на первое время, конечно, хватит, но зелёной — совсем мало, не более чем на сто пар консолей».

А вообще, сегодняшний наш успех отнюдь не случаен: в КБ проведена большая научная работа: сняты километры профилограмм, исследована шероховатость поверхностей разных покрытий (ткань, дюраль) при разных методах окраски (кистью, пульверизатором), с грунтовкой и без. На дюралевых консолях, что сейчас стоят на ЛАГе, удалось добиться средней высоты бугорков в пять микрон, а при последующей полировке они были уменьшены до двух.

Очень помогли «нарукавники» для измерения давления на профиле крыла. С их помощью удалось экспериментально с высокой точностью построить распределение давления по контуру крыла и точку перехода (наличие отрицательного градиента давления) на крыле, когда течение в пограничном слое становится ускоренным, что способствует сохранению его ламинарности.





«Хорошо поработала „девушковая бригада“, не считаясь со временем… надо будет попытаться выбить для них премию. Хотя почему только для них… Стоп, чего-то я тороплюсь, до завершения испытаний ещё долго, одно пикирование чего стоит… А это чей ЗИС? Понятно, Хруничева».

— Всё правильно, товарищ главком, — полковник Филин отрывается от миллиметровки и бросает на маленький столик, заваленный бумагами, навигационную линейку, — шестьсот пять километров в час. Судя по барограмме при испытаниях самолёт шёл без пикирования, на одной высоте. Высота четыре тысячи метров. Приёмники воздушного давления поверены в измерительной лаборатории ГАЗ?1 (Государственный Авиационный Завод).

Все собравшиеся в тесной комнатке под аэродромной вышкой с облегчением выдохнули.

— Поздравляю, товарищ Лавочкин, — раскрасневшийся нарком с чувством жмёт руку главного конструктора, — товарищ Голованов, надо приложить все силы, чтобы завершить испытания до конца года…

«Хм, по условиям конкурса вроде как было сдать образец на испытания к первому января… впрочем, чем быстрее, тем лучше — „война уже идёт“».

— … Если всё пройдёт успешно, то буду ставить вопрос перед правительством об организации на заводе?1 производства вашего истребителя… — Хруничев старательно избегает моего взгляда.

«А затем тихой туда же и КБ, не дожидаясь истечения года, данного нам Сталиным. Прелестно, хорошо хоть не исподтишка, в открытую играет глава НКАП. Хотя с другой стороны, по сравнению с „Дуксом“ наш 289-й — кустарная мастерская, там до последнего времени ежемесячно выпускалось более сотни самолётов, сейчас в связи со снятием с производства И-15 — меньше».

Щёки Лавочкина побагровели от волнения.

«Его можно понять, получив такую базу как завод?1, ты сразу выходишь в высшую лигу… Такие предложениями делают раз в жизни… Крупнейший столичный завод на Центральном аэродроме».

Все, за исключением наркома, вопросительно смотрят на меня.

— Я не против, товарищи, — разом разряжаю создавшуюся напряжённую обстановку, — для меня дело превыше личных соображений. Вот только наш завод и аэродром «Подлипки» останутся в Спецкомитете. Это моя принципиальная позиция. Мы запланировали здесь большие работы по морской тематике.

— Это дело надо перекурить, — радостно объявляет Хруничев.

— Александр Евгеньевич, — ловлю Голованова за локоть, — не хотите задержаться ненадолго? Тут у меня запланирован показ для адмирала Петрова экспериментальной техники. Думаю вам будет интересно.

— Вот так и отдашь ему всё? — невпопад отвечает тот, глядя за отъезжающим ЗИСом Хруничева, — это же кругом твоя заслуга. Небось поехал докладывать об успехах наркомата…

— Моего вклада в этот самолёт не больше, чем его… А раздавать ценные указания может даже дрессированная шимпанзе в цирке. Так что, останетесь?

— Добренький ты, Алексей, — хмыкает он и поворачивается к начальнику НИИ ВВС, — поезжайте, товарищ Филин, я здесь задержусь…

— Доставлю вашего начальника куда попросит, — отвечаю его на немой вопрос в глазах.

— Так вот добренький ты, не боишься, что ототрут тебя от всех начинаний?… Не боишься, впрочем, я на твоём месте тоже бы не боялся…

— Нам туда, — машу рукой в сторону самого дальнего ангара, — Костя, скажешь адмиралу где мы.

— Хороший может получится аппарат, — кивает Голованов на бережно толкаемый механиками в полотняных перчатках истребитель. — быстрый… но надо ещё посмотреть каким он окажется на вертикалях. Хотя уже ясно, что не всякого лётчика посадишь за его штурвал, да и не каждого механика к нему подпустишь.

— Что верно, то верно, — легко подстраиваюсь под широкий шаг главкома, — подумал, что неплохо бы для внедрения самолёта в войска создать отряд из опытных лётчиков и механиков, хорошо бы испанцев… Чтобы не в строевые части передавать, а на первых порах только лучшим из лучших.

— И пути нащупать против германских наскоков, — горячо подхватывает Голованов, — свою тактику применения обкатать, а заодно пару вместо тройки попробовать. Я тоже подумал об особом отряде, затем, чтобы строевые части не изобретали велосипед, а по итогам боевого применения получили апробированные методики, закрепленные в уставе.