Страница 63 из 81
«Любопытное прочтение пьесы „Очная ставка“».
— А как же чертежи самолёта? — Костя резко тормозит у нашего подъезда.
— Чертежи? Чертежи были ненастоящими, — хлопает дверью Оля и берёт меня под руку, — и идеологически всё правильно: молодые кадры, приходят на смену старым, не справившимся с новыми задачами, и разоблачают коварного врага, причём предателей в картине нет, есть только совершившие ошибку…
— Ну а драки, погони и другие голливудские трюки зачем?
— Самбо и дзиу-до будем пропагандировать… война уже идёт.
20 ноября 1938 года, 14:00.
«Война уже идёт, война уже идёт», — рефреном звучат Олины слова в голове в такт стуку железных подковок на каменной лестнице.
— Алёша, прошу вас, — тревожно смотрит на меня жена академика Варвара Дмитриевна, провожая в кабинет мужа, — постарайтесь покончить с делами побыстрее, Владимиру Николаевичу нездоровится.
— Алексей Сергеевич, — радушно встречает меня хозяин, — наслышан о вашей поездке на шахматный турнир. Сами шахматами увлекаетесь? Может сыграем партию.
— В другой раз, Владимир Николаевич, — смотрю на умоляющие глаза его жены, — спешу очень, я буквально на минутку.
— Варечка, распорядись насчёт чая, пожалуйста, — кивает он на кресло напротив меня, — я так понимаю, вы с миссис Пост встречались в Амстердаме не только по поводу матча на первенство мира?
— Вы проницательны, Владимир Николаевич, — подо мной скрипит толстая кожа, — это я для неё возил образцы вашего полиэтилена. Переговоры прошли очень удачно, заказы на оборудование, что вы включили в список, она приняла, по срокам — от полугода до года. Главное, мы договорились о долгосрочном сотрудничестве, так что, надеюсь, поставки будут продолжаться. Но я здесь не за этими, прочтите, пожалуйста, вот этот научный отчёт, его нам удалось достать по своим каналам.
Варвара Дмитриевна, сама вошедшая в кабинет с подносом, бросает на меня укоризненный взгляд, заметив в руках мужа несколько отпечатанных на машинке листов.
«Как бы я персоной нон-грата у неё не стал, — добавляю в чашку молока, — говорить с академиком о смесевом ракетном топливе или отложить до следующего раза»?
Дело в том, что, пытаясь в прошлой жизни разобраться с этим вопросом, я выяснил, что одним из его компонентов, а именно горючим, является эластичный полимер с довольно хитрыми механическими и объёмными свойствами. Название полиуретаны, а особенно его циклопическая формула в справочнике, вызвали у меня тоску, и я отбросил тогда мысль о смесевом топливе, отбросил… до последнего времени.
— Любопытно, — академик отрывается от чтения, — многообещающий материал, эластичнее и прочнее шёлка, влагу не впитывает. Шлак… наверное из молодых, стариков в лаборатории профессора Байера я всех знал, работал у него в Мюнхене ещё до войны. Ну что ж, пока я вижу две основные трудности для немедленного запуска перлона в производство: первая — нужно создавать специальные машины, у нас с этим не очень, для вытягивания длинных нитей, ведь самая очевидная область применения для сего материала, что сразу приходит на ум, это — нити, верёвки, канаты. Впрочем, в первое время можно искусственную щетину производить…
«Попробовать в самом деле диски и магазины для пулемётов отливать»?
— … Вторая трудность, добыча фенола — основного сырья для перлона. Технология давно известная — из каменноугольной смолы, но тут масштабы не те. Сами посудите, сто грамм фенола на одну тонну угля, да и те уже расписаны между аспирином, эпоксидкой и салициловой кислотой.
— Что же делать, Владимир Николаевич?
— Как что, молодой человек, если нельзя добыть, то надо синтезировать. Это германцам деваться некуда у них нефти нет, придётся возиться с углём, а нас нефтью бог не обидел. Будем фенол из бензола синтезировать, правда серной кислоты понадобится много в соотношении примерно два к одному. Хотя нет, не обязательно. Я в бытность свою в Америке работал над высокооктановыми добавками к моторному топливу с низкой температурой замерзания и обнаружил, что очень хорошо для этого подходит кумол или, как они его называют, кумин. Его просто получить алкилированием бензола пропиленом, если продолжить реакцию с добавлением кислорода и небольшого количества серной кислоты, то на выходе получаем фенол и ацетон. Все процессы идут при небольших температурах и давлениях, я это проделывал в домашней лаборатории.
«Просто кладезь знаний… Спрошу, была не была».
— Владимир Николаевич, а вы слыхали о полиуретане? — отхлёбываю уже совершенно холодный чай.
— Не только слышал, но и в руках держал, — улыбается академик, глядя на моё вспотевшее от напряжения лицо, — я встречался в Чикагском университете с его создателем, тоже немцем, по просьбе моего заказчика, — он ловко обошёл патент Кэразэса на полиэстер и нейлон, но особого интереса, как волокно для тканей, полиуретан в Америке не вызвал.
— Меня интересуют пенополиуретаны, такие, которые можно получать непосредственно в в нужной конструкции: заливаешь в неё, она принимает её форму и полимеризуется в ней, термостойкие и небольшие по плотности…
Академик несколько минут задумчиво глядит на огонь в камине.
«Один глупец может задать столько вопросов»… — поглядываю на напольные часы и с опаской прислушиваюсь к шагам в коридоре.
— Действительно, тот немец из «ИГ Фарбен», его звали Отто Байер, он однофамилец профессора, показывал кусочек каучукоподобного материала, — Ипатьев поднимает на меня усталые глаза, — но мне кажется, что эта была не пена… явное литье.
«Это как раз не проблема, вспененный полиуретан в моей истории был открыт случайно, когда в реакционную смесь попала вода».
— Владимир Николаевич, я понимаю что вы очень заняты, но может быть посоветуете кого-нибудь специалиста, кто мог бы заняться этим вопросом? Очень большие перспективы открываются в области топлива для реактивных двигателей.
— Посоветую, — академик устало откидывается на спинку кресла, — и не какого-нибудь, а специалиста с большой перспективой: доктора наук Кнунянца, бывшего дипломника Алексея Евгеньевича Чичибабина…
«Почему он так испытующе смотрит на меня? Что, Чичибабин тоже просится в Союз? Всем работу найду»…
— Как здоровье академика? — задаю наводящий вопрос.
— Вот, Алексей Сергеевич, — неожиданно легко вскакивает с места Ипатьев и спешит к письменному столу, — письмо от него, я думаю его следует передать Сталину…
Дверь в кабинет открывается и на пороге появляется рассерженная жена.
— Уже ухожу, Варвара Дмитриевна, вот только письмо от Алексея Евгеньевича захвачу, — тоже поднимаюсь я, её глаза зажигаются радостным огнём.
«Кнунянц, ну как я мог сам не догадаться»?
21 ноября 1938 года, 10:30.
«Повезло, солнечный день сегодня. Идеальная погода для определения максимальной скорости самолёта на оптимальной высоте. Торопит Голованов. Его можно понять: первый И-180 разбит в дребезги Чкаловым, второй — скапотировал, когда за штурвалом был Супрун… и совершенно точно не может быть подан на испытания в НИИ ВВС до нового года. Яковлевский И-26 провалил статические испытания, поэтому тоже к первому января не поспеет. О Бартини и говорить нечего: итальянские основательность и неспешность уже вывели его из числа реальных конкурентов на победу в конкурсе».
— Высота четыре тысячи метров, — в динамиках раздаётся нарочито спокойный голос Галлая, — температура минус девятнадцать, начинаю работу.
Работники КБ, обступившие мой припаркованный у ангара ЗИС с открытыми дверями, возбуждённо заговорили, заглушая гул двигателя, несущегося с небес. Я специально включил радиостанцию в машине на приём, чтобы увести «болельщиков» от дверей радиорубки и не мешать руководителю полётов.