Страница 10 из 13
– Avanti![34] – услышал он в ответ и вошел.
Дотторе Джузеппе Патта, прекрасный образчик мужской половины населения Палермо, сидя за своим столом, поправлял платочек в нагрудном кармане пиджака. Брунетти с удовольствием отметил, что платок белого цвета (наверное, льняной) – белее кости динозавра в пустыне Гоби, туники апостола Петра и первого зубика младенца. Патта категорически не признавал современных вольностей в одежде и скорее позволил бы вывалять себя в смоле и перьях, нежели вставил бы в нагрудный карман цветной платочек. В некоторых вещах – и мода входила в их число – виче-квесторе был человеком железных принципов. Находиться с ним в одной комнате – уже большая честь…
– Buon giorno[35], виче-квесторе! – сказал Брунетти, противясь искушению пригладить волосы.
Патта последний раз ткнул пальцем в платок и перевел внимание на подчиненного.
– Что-то важное? – спросил он.
– Возможно, дотторе, – отозвался Брунетти. – Думаю, вам стоит узнать об этом раньше, чем информация попадет в прессу, а я уверен, что это произойдет.
Патта встрепенулся, словно платок в его нагрудном кармане полыхнул огнем.
– Что еще? – Легкое недовольство во взгляде мелькнуло и пропало: перед Брунетти снова был спаситель Отечества.
Комиссар подошел к столу, остановился возле стула, которых тут было несколько. Положил руку на спинку и сказал:
– Нам позвонили из библиотеки Мерула и сообщили о краже и вандализме.
– Так что же именно произошло? Кража или вандализм? – спросил Патта.
– Кто-то вырезал страницы из двадцати с лишним книг, дотторе. И еще недостает нескольких изданий. Возможно, они украдены.
– Зачем их кому-то красть? – спросил Патта.
Брунетти мысленно воззвал к покровительнице обиженных – святой Монике, этому образчику терпения и кротости. Комиссар не сомневался в том, что ему понадобятся либо ее пример, либо утешение, – нрав у его начальника был вздорный.
– И книги, и отдельные страницы из редких изданий пользуются большим спросом у коллекционеров, сэр. И ценятся довольно высоко.
– Кто это сделал?
– Все эти книги заказывал в читальный зал некий дотторе Джозеф Никерсон, предоставивший рекомендательное письмо из Университета Канзаса. Удостоверяющим личность документом, который он предъявил в Меруле, был американский паспорт.
– Подлинный?
– Я еще не связывался с американцами, виче-квесторе.
Брунетти посмотрел на часы и понял, что сегодня заниматься этим уже поздно.
Патта устремил на него долгий, испытующий взгляд и сказал:
– Сдается мне, что вы не слишком усердствовали, Брунетти.
Комиссар снова призвал на помощь святую Монику.
– Я только что из библиотеки и решил уведомить вас о случившемся – на тот случай, если вам придется общаться с прессой.
– А это еще зачем? – спросил Патта, словно шестое чувство подсказывало ему: подчиненный нарочно скрывает нечто такое, о чем ему надо знать.
– Среди патронов и патронесс библиотеки – контесса Морозини-Альбани. Это она подарила Меруле как минимум одну книгу из числа украденных. В библиотеке переживают из-за того, как контесса отреагирует на произошедшее.
– Вероятно, заберет назад все, что подарила. Так поступил бы на ее месте любой здравомыслящий человек.
«Вы бы точно так сделали», – подумал Брунетти. Правда, ему требовалось нечто большее, нежели помощь святой, чтобы поверить в то, что виче-квесторе способен подарить библиотеке книгу.
Тут Патта резко спросил:
– Вы именно это имели в виду, говоря о прессе? Что они заинтересуются контессой?
– Думаю, это вполне вероятно, сэр. Эту семью хорошо знают в городе: пасынок контессы не дает нашим СМИ скучать.
Патта смерил комиссара суровым взглядом, прокручивая в уме его ремарку по поводу критики высших слоев общества. Брунетти сделал каменное лицо и стал ждать (сама внимательность и беспристрастность!) ответа своего начальника.
– Вы имеете в виду Джанни? – спросил наконец Патта.
– Да, сэр.
Брунетти не сомневался, что Патта, с его поистине феноменальной памятью на скандалы любого рода, сейчас вспоминает фотографии и заголовки, годами не сходившие со страниц желтой прессы. У Брунетти даже был один любимый: Gia
И хотя Джанни не был замешан (по крайней мере, насколько позволяли судить имеющиеся данные) в ограблении библиотеки Мерула, упоминания его фамилии могло оказаться достаточно, чтобы с прессой случилось «чудо святого Януария» – встряхни посильнее, и кровь снова потечет[40]. Молодой граф – при том, что он уже не был молод и вел себя отнюдь не великосветски – настолько избаловал прессу, что даже случайное упоминание его имени в связи с преступлением любого рода моментально становилось сенсацией. Контессе вряд ли захочется, чтобы фамилия Морозини-Альбани упоминалась в таком контексте.
– Так вы полагаете, что… – Патта не закончил вопрос.
Брунетти подождал, но продолжения не последовало.
Начальник внезапно переменился в лице, и комиссар догадался: Патта вспомнил, что Брунетти благодаря своей женитьбе, так сказать, проник в аристократическую среду…
– Вы знакомы с ней? – спросил виче-квесторе.
– С контессой?
– А о ком еще может идти речь?
Брунетти, вместо того, чтобы сделать ему замечание, сказал только:
– Мы встречались несколько раз, но не могу утверждать, что я ее знаю.
– А кто может?
– Кто ее знает?
– Да!
– Мои жена и теща, – неохотно ответил Брунетти.
– Захочет ли кто-нибудь из них поговорить с ней, как вы считаете?
– О чем?
Патта закрыл глаза и глубоко вдохнул: тяжело общаться с тугодумами!
– О том, что отвечать репортерам, если они проведают о случившемся.
– И что же ей следует отвечать, сэр?
– Что она уверена: преступление вскоре будет раскрыто.
– Благодаря упорной работе и профессионализму местной полиции? – подсказал Брунетти.
Сарказм Брунетти был очевиден. Глаза виче-квесторе гневно сверкнули, но он сказал лишь:
– Что-то в этом роде. Не хочу, чтобы государственные институты нашего города подвергались критике.
Брунетти оставалось только кивнуть. Горожане безоговорочно доверяют своей полиции… Библиотеки, допускающие, чтобы их грабили, не следует критиковать… Интересно, Патта и вправду считает, что подобная амнистия должна распространяться на все государственные институты города? Провинции? Страны?
– Я увижусь с тещей завтра за ужином, сэр, и поговорю с ней об этом, – сказал Брунетти, напоминая виче-квесторе, кто из них двоих приглашен на ужин к конте и контессе Орацио Фальер и кто когда-нибудь поселится в Палаццо-Фальер и будет смотреть в окно на такие же старинные палаццо на другом берегу Гранд-канала.
Патта, пусть и недалекий человек, но отнюдь не дурак, моментально дал задний ход:
34
Входите! (итал.)
35
Добрый день (итал.).
36
«Джанни оплачивает убытки».
37
Курортный центр, расположенный между Венецией и Триестом. (Примеч. ред.)
38
«Неблагородная знать».
39
Нежелательное лицо (лат.).
40
Суть чуда – разжижение, а иногда и вскипание хранящейся в закрытой ампуле засохшей жидкости, которую считают кровью святого Януария.