Страница 13 из 21
Я весело попрыгал в комнату, размахивая полотенцем. Блин, как же я счастлив, что мои любимые дедуся и бабуся живы, здоровы и рядом со мной! И любят меня точно так же, как я и помнил. Не то что в тот момент… ну когда… ну-у-у, вечером, после сада… ну когда я из него убегал… то есть в день, когда я как раз и появился в этом прошлом…
Та, сказанная бабусей фраза буквально ввергла меня в ступор. Как? Где? Когда? Кто меня раскрыл? Это воспитательница? И что она рассказала обо мне бабусе? Поверит ли та, что я всё ещё её внук, просто старше. Причём, старше, чем она сейчас… И что рассказывать про будущее? Они же тут коммунизм ждут. Его наступление Хрущёв аккурат к восьмидесятому году обещал, насколько я помню. Ну и как мне им рассказывать, что Советский союз вот так возьмёт и развалиться, причём, без мировой войны, глобального голода и иных общепланетарных напастей? Да меня тут в психушку сдадут с подобными заявами… А бабуся, между тем, окинула меня суровым взглядом и продолжила весьма строгим тоном:
- Мой внук, никогда так себя ведёт! Он не кричит, не капризничает и слушает, что ему говорят взрослые, - тут она вздохнула и покачала головой: - Похоже, в садике ошиблись и выдали мне вместо моего внука – другого мальчика. Пожалуй, надо вернуться и разыскать моего Ромочку…
- Не надо! - тело снова отреагировало само. Я бросился к бабусе, обхватил её обеими руками и, крепко прижавшись, разревелся. - Я твой, я Вома, я ваш с дедусей…
Несколько мгновений я громко ревел, вцепившись в бабусю, а затем мне на макушку опустилась теплая женская рука, и мягкий голос бабуси произнёс:
- Ну, ладно, будет… Не плачь. Я уже вижу, что ты и есть мой Ромочка… Просто не веди себя больше так.
- Ибуду! - проревел я сквозь слезы.
- Ну всё, всё… заканчивай давай. Пошли уж домой, горе ты моё луковое… Я на вечер блины испекла. Да и дедуся скоро со службы вернётся – а нас нет. Вот он взволнуется! Пошли уже.
Вот так и закончилась моя первая, ну и, наверное, последняя попытка покапризничать…
Бабусина каша была, как всегда, невероятно вкусной. Так что я не только умял целую тарелку, но ещё и попросил добавки. Дед, сидевший напротив, довольно крякнул.
- Молодец! Мужиком растёшь… Знаешь как раньше в деревнях работников нанимали? Приходит мужик наниматься работником, так его хозяин за стол сажает и смотрит как работник ест. Если плохо ел – так гнали взашей. Потому как толку с такого работника никакого. А если хорошо – значит справно работать будет!
Я эту байку знал. Дед меня ей всё время попрекал, если я за столом капризничал. Так что я просто поднял голову, улыбнулся деду, буркнул: «Угум!» и продолжил активно работать ложкой… После того как я начал просыпаться по утрам на час раньше и втихаря делать комплекс у-шу, у меня резко увеличился аппетит. Что очень радовало моих дедусю и бабусю. Поскольку они исповедовали классический подход дедушек и бабушек – внук должен был быть чисто вымыт и накормлен до отвала, а остальное – от лукавого!
А вот с занятиями у меня явно вырисовывалась проблема. На то, что я сумею сохранять в тайне свои занятия ушу сколько-нибудь долго – я не надеялся. Спалят. Квартира двухкомнатная. И хоть бабуся с дедусей спят в спальне, а я ночую в гостиной на кресле-кровати, то, что я по утрам занимаюсь какой-то странной муйнёй – рано или поздно точно окажется замеченным. Я ведь деда-то засекаю только по щелчку выключателя туалета, который расположен буквально в одном шаге от дверей гостиной. Он же как кошка ходит. Абсолютно бесшумно. А как вы думали – он у меня фронтовой разведчик-диверсант. Войну начал старшиной, а закончил старшим лейтенантом. И какую войну! На которой даже в обозе выжить было очень не просто. Бомбежки, «котлы», прорывы. Немцы – вояки жёсткие. А он в тыл к ним ходил. Причём не раз, не два и, даже, не десяток… Так что вздумай он сначала зайти поцеловать внука – тут и будет мне фокус с последующим разоблачением. Потому как объяснить ему откуда его внук узнал все вот эти движения я точно не смогу. Дед ведь сразу поймёт, что это целостный комплекс. Он же у меня ещё тот волкодав. Джиу-джитсу владеет! Ему всех советских разведчиков учили пока окончательно не перешли на самбо. А мой дедуся – крутой разведчик. За войну не один десяток «языков» перетаскал. Ему командующие армиями задачи ставили. Он мосты рвал за четыреста километров от линии боевого соприкосновения и в интересах наступательной операции фронта. Его, кроме пеших разведрейдов, ещё и восемь раз в тыл немцам с парашютом забрасывали. На него дважды похоронки приходили…
Про войну дед мне рассказывал довольно много. У нас с ним это называлось «быль».
Я там, в покинутом будущем, читал заявления разных товарищей о том, мол, что «настоящие» ветераны никогда не вспоминали о войне. Херня всё это – вспоминали, но очень по-разному. Над какими-то воспоминаниями, бывало, и ржали, а над какими-то – плакали. Помню, то ли на двадцать третье февраля, то ли на майские приехали к деду друзья-сослуживцы. Сели, выпили, а потом начали песни петь. Много пели. От «Бьётся в тесной печурке огонь…» и «Выпьем за тех, кто командовал ротами, кто умирал на снегу…» до «Синенького, скромного платочка». И во время последней я заметил, что дед не поёт почти, а плачет. Вот так едва губами двигает, а по щекам слёзы… Тогда я постеснялся спросить почему, но уже много позже собрался с духом и спросил. И он рассказал.