Лес страха

Большая ворона вылетела из кустов и, подлетев к Люське, начала махать крыльями.

– Уйди! Уйди! – кричала Люська, прикрывая глаза рукой.

Ворона не отступала. Почувствовав, как когти птицы в кровь разодрали ладонь, Люська завизжала.

Агрессивная ворона собиралась пустить в ход острый клюв, и в этот момент Люська отчётливо услышала слово «Кыш».

Ворона улетела. Но поблизости никого не было. Никого, кто мог бы произнести чёткое «Кыш».

– Померещилось, – шептала Люська, осматривая раны на ладони. – И хихиканья в кустах не было, это нервы.

Рука ныла, боль разливалась по всему телу. Морщась, Люська прошла в распахнутую калитку и побежала к крыльцу.

На стук никто не отозвался, входная дверь оказалась открытой. Люська толкнула её, прислушалась и сделала шаг вперед. Она оказалась в крохотном полутемном помещении с маленьким овальным окошком под самым потолком. Люська снова постучала. Теперь по деревянной стенке.

– Дома кто-нибудь есть? К вам можно?

Приоткрыв вторую дверь, Люська несмело просунула голову внутрь, увидела большой стол. На столе лежали янтарные бусы. Нитка была разорвана, несколько крупных камней откатились в сторону. На краю стола сверкала чайная ложка, в блюдце лежало нарезанное дольками зеленое яблоко. В центре стоял графин с водой, чуть левее ножницы, напёрсток и катушка белых ниток.

На примостившейся возле стола табуретке лежала старая – вся в заплатах – безрукавка. На полу валялся клубок шерсти.

Взгляд скользнул в сторону, и Люське показалось, что на голове зашевелились волосы.

У окна на двух табуретках стоял деревянный гроб. В гробу лежала старуха. На узком подоконнике, между горшком с полузасохшей геранью и стеклянной банкой, дремала пушистая кошка.

Услышав скрип двери, кошка проснулась, зашипела и, начав разворачиваться, скинула с подоконника банку. Старуха в гробу вздрогнула, резко открыла глаза и приподняла голову.

На этом терпение Люськи иссякло. Стало жарко, потом холодно, перед глазами появилась яркая вспышка… Все кругом потемнело.

Глава пятая

Апроксинья Власовна

Люську кто-то легонько тряс за плечо. Открыв глаза, она ойкнула и, попытавшись встать, взбрыкнула ногой.

– Тише-тише, – шептала старуха. – Не шевелись, тебе надо полежать.

Обнаружив, что лежит на деревянном топчане, покрытым выцветшим коричневым пледом, Люська немного успокоилась. Спокойствие длилось не больше минуты, вспомнив, почему упала в обморок, Люська встрепенулась, отыскала глазами гроб и, ткнув в него пальцем, закричала:

– Я видела вас в гробу. Вы там лежали!

– Не лежала, а спала, – спокойно ответила старуха.

– В гробу?!

– Он удобный, и спина у меня в нем не болит. А на топчане бессонница, кости ломит.

Сглотнув, Люська тряхнула головой, надеясь, что очнется ото сна и поймет, привидевшаяся нелепица была обычным ночным кошмаром.

– Зачем головой трясешь, она у тебя разве болит?

– Мне надо встать.

– Лежи, ты ещё слаба. Хвораешь, что ли, чем? Почему в обморок упала?

– Испугалась.

– Кого?

– Вас.

– Не такая я страшная, – улыбнулась старуха, убрав морщинистой рукой локон седых волос.

– Мне показалось, вы… ну, понимаете? А когда подняли голову, перед глазами потемнело.

– Ну да, ну да, непривыкшая ты к таким вещам. Небось, городская?

– Городская, – кивнула Люська. – Откуда у вас гроб?

– Жил давно в деревне мужичек, Павлом звали – мастер на все руки. Павел гробики нам и сколотил. Лет двадцать прошло, а он все стоит, часа своего дожидается.

– Нам – это кому?

Сделав вид, что не услышала вопрос, старуха обратилась к Люське со странной просьбой:

– Пальчиками пошевели. Боль чувствуешь?

Люська уставилась на бабку.

– Чего смотришь, рука не болит?

Только сейчас Люська вспомнила про атаку вороны. Посмотрела на руку, обнаружив, что кисть правой руки перебинтована.

– Когда вы успели забинтовать мне руку?

– Ты без сознания минут двадцать лежала. Ранки я обработала, они быстро затянуться. Где тебя угораздило?

– Ворона на меня напала, кстати, прямо напротив вашего дома.

– Ворон у нас много, чувствуют себя в «Ведьмино» хозяевами.

– И все такие бешеные?

– Они добрые.

– Ага, добрые, поэтому у меня рука перебинтована.

– Детки у неё в гнезде, – сказала бабка. – Хлопочет над ними, охраняет от посторонних глаз.

Люська села на топчане, дотронулась до перебинтованной кисти, посмотрела на приоткрытую дверь.

– Как я оказалась на кровати? Только не говорите, что сами перетащили меня от двери до топчана.

Старуха почесала щёку.

– Меня зовут Апроксинья Власовна.

– А меня Люська, – машинально ответила Люська.

– У отца моего была дюжая сила. Богатырь! Силу я от него унаследовала. Ты не смотри, что я ссохлась вся, силенок не растеряла.

– Апраксинья Власовна…

– Я Апроксинья. Ты, голубка, не путай меня с Апраксиньей.

– Извините, я думала это одно и то же. А сколько вам лет?

– Много.

– Больше ста? – улыбнулась Люська.

– Сто третий пошел.

– И вашим подругам столько же?

– У меня нет подруг! – сухо сказала Апроксинья Власовна.

– Разве вы не общаетесь с соседками?

– Общаемся, но они не соседки. Родственницы мы.

– Сёстры?

– Они сёстры, я их мать.

Люська присвистнула.

– Чего так удивляешься? – нахмурилась Апроксинья Власовна. – Полю я в семнадцать родила, через год Дуся родилась, а в двадцать близняшки – Агаша и Глафира. В «Ведьмино» мы перебрались, они еще детьми были, здесь замуж вышли, здесь недалеко мужья их схоронены. Раньше деревня была большая, потом поумирали все, избы, какие сломали, а какие сгнили. Остались мы впятером.

– В самой глуши живете, – сказала Люська. – Страшно, наверное.

– Привыкли мы.

– Как же к вам врачи ходят?

– Врачи? – Апроксинья Власовна вскинула белесые брови. – Отродясь к врачам не обращались. На здоровье не жалуемся – тем и живём.

– А если плохо станет?

– В нашем возрасте, голубка, если станет плохо, врачи не помогут.

– Апроксинья Власовна, а кроме дочерей у вас совсем нет родственников?

– Ни души.

– Значит, к вам никто не приезжает?

– Кто ж приезжать будет, если нет никого.

У Люськи пересохло во рту, и сразу же Апроксинья Власовна спросила:

– Водички попьешь?

Люська поежилась.

– Вода у меня чистая, – говорила Апроксинья Власовна, протягивая Люське металлическую кружку. – Пей, не бойся.

– У меня с собой минералка, – Люська прижала к груди сумочку.

– Ну, как знаешь, – ухмыльнувшись, Апроксинья Власовна поставила кружку на подоконник и, дождавшись пока Люська сделает несколько глотков из бутылки, сказала: – Не случайно ты в деревне появилась, никак спросить у меня чего хочешь?

– Хочу! Но как вы догадались?

– По глазам вижу. Все вижу, голубка. Меня не проведешь.

– В «Ведьмино» появляются посторонние?

– Грибники по лесу плутают, иногда к нам спускаются, дорогу спрашивают.

– А кроме грибников?

Апроксинья Власовна прищурилась.

– Ты спроси прямо, голубка, я отвечу. Не юли.

– В субботу в деревне не появлялись незнакомые люди?

– Нет.

Как показалось Люське, Апроксинья Власовна дала ответ раньше, чем она успела задать вопрос.

– Вы в этом уверены?

– У меня, голубка, хорошая память. Память и зрение. В деревне чужих не было. В субботу, – добавила она после паузы.

– А в пятницу?

– Давно чужаков не было.

– Понимаете, Апроксинья Власовна, минутах в двадцати от вашей деревни есть садовое товарищество. У моей троюродной сестры там дача. В субботу мы пошли в лес за грибами…

– Знаю. Я тебя видела.

– Где?!

– Ты на обрыве стояла, на собаку нашу смотрела.

– Возле пня… Там, наверху, есть пень…

– Есть, – кивнула Апроксинья Власовна.

– Возле него я обнаружила мужчину. Он лежал на земле…