Кремлёвцы

Дежурные что-то задерживались. Давно бы уж пора доложить.

Бабайцев только собрался выйти, чтобы узнать, в чём задержка, как оба сержанта появились на пороге канцелярии роты.

Сдавал дежурство по роте сержант Анишин, несколько разбитной, самоуверенный сынок большого начальник. Не Бабайцев назначал его командиром отделения. Раньше назначили, но снимать пока веских причин не было.

Принимал наряд сержант Макаров, серьёзный, вдумчивый паренёк, требовательный и твёрдый.

– Товарищ капитан, – начал он вместо доклада о приеме дежурства. – Печать на пирамиде с гранатомётами сорвана. Принять дежурство не могу.

– Не сорвана она. На месте печать, – возразил Анишин.

– Ну, допустим, не сорвана, но видно, что её аккуратно подрезали и на место поставили, – сказал Макаров.

В ружейной комнате, в отдельной пирамиде, запертой и опечатанной, находились три новейших противотанковых гранатомёта РПГ-7, в ту пору ещё секретных. Их прислали в роту для того, чтобы курсанты во время выездов на стрельбище произвели из каждого по 50 выстрелов. Потом с гранатомётами должны были продолжить работу конструкторы. Впрочем, что там и как, роты уже не касалось. Приказано произвести выстрелы. Этим и занимались.

Бабайцев ушам своим не поверил. Только и сказал:

– Быстро в ружейную комнату.

Уже в коридоре распорядился взять с собой одного дневального новой смены и поставить у двери, и ещё одного, из старой смены, выставить в коридоре у входа в ружейную комнату, чтобы курсанты роты, если будут мимо проходить, не глазели, что там, да как.

Лишняя информация не нужна, дело могло иметь серьёзный оборот, хотя Бабайцев надеялся, что новый дежурный просто перестраховывается с этой печатью.

Подошли к пирамиде. Печать действительно была с виду странной. Вроде бы на месте, но явно как-то не так стоит.

Бабайцев снял печать, взял ключ и открыл дверцу пирамиды. Гранатомётов было два! Одного не хватало. Вот тут всё похолодело внутри. Такого за всю службу свою он не слыхивал и не видывал. Что бы вот так, в мирное время, в училище, из ружейной комнаты, которая постоянно находится под охраной дневального, да и вообще на виду, был украден гранатомёт?! В это даже не верилось.

Мысль у Бабайцева работала чётко. Главное делать всё быстро, не давая опомниться тем, кто повинен в таком преступлении. Да, именно преступлении. Это уже не шинель, где, конечно, можно было при необходимости всё повернуть на прямое вредительство, но правильнее было бы всё решить так, как и решилось. А здесь – кража оружия. Сколько там? До семи лет? Точно не помнил, но где-то около того. Ну а если учесть, что украден секретный гранатомёт, может всё вылиться и в гораздо более серьёзное обвинение и завершиться серьёзнейшим сроком.

– Так, Анишин, весь старый наряд ко мне, – приказал Бабайцев, и когда все собрались, велел: – Следуйте за мной!

Он привёл наряд в класс, сказал:

– Будете находиться здесь, пока не вспомните, куда делся гранатомёт. Ужин вам принесут, если понадобится в туалет, постучите, вас проводят. По вашей вине пропало секретное оружие. Это преступление.

И вышел из класса.

Теперь предстояло решить вопрос, который никто, кроме него самого решить не мог. По всем статьям необходимо было немедленно доложить о случившемся дежурному по училищу, а тот, в свою очередь, обязан был доложить начальнику училище генерал-майору Неелову. Пропажа оружия – не шутка. А секретного тем более. Доклад о таком происшествии должен пройти по всем инстанциям до самых высших.

Время шло, но что было делать? С каждой минутой его личная ответственность за то, что не докладывал по инстанции, возрастала. Но Бабайцев понимал причину происшествия и считал необходимым переломить её самостоятельно. Он ни на минуту не сомневался, что сделано специально, сделано против него, чтобы добиться снятия с должности. Кто затеял, другой вопрос.

Никому ничего не говорил, объявлений роте никаких не делал. Знал о тех десяти человеках, которые «ходили к особисту». Не ему было решать, правильно это или неправильно. В любом обществе и при любом строе такое явление присутствует, уж осуждай, не осуждай. А коли переменить не можешь, так принимай как необходимость и учись с этой необходимостью жить.

Понимал, что суточный наряд должен знать, не может не знать, кто это сделал.

Вызвал каждого в канцелярию. Побеседовал, разъяснил последствия. Но все – сама невиновность. Нет, не видели, не знали.

– Да как же не понимаете? – сказал дежурному Анишину. – Дело-то серьёзное. Гранатомёт секретный. Это не просто оружие, а секретное оружие, за которым охотятся разведки иностранные. Вы что его продали шпионам?

Немного напугало. По глазам увидел.

– Понимаете, что тут и отец вам помочь не сможет. Это не опоздание в строй и даже не самоволка.

Вспомнил, сколько звонков бывало, когда не отпускали Анишина в увольнение.

Но ведь не факт, что он. Если и не он, то в любом случае он причастен.

Сколько ещё можно ждать? Бабайцев шёл ва-банк. Если бы доложил немедля, уже искали бы, перетрясали всё училище, работали бы и офицеры особого отдела, и офицеры штаба, прочёсывали бы всю территорию курсанты. Конечно, было бы взыскание. Никуда не деться. Но теперь, теперь всё усложнялось из-за того, что не доложил сразу и по-прежнему не спешил делать это.

Решил:

«Оставлю до утра! Может, прояснится, может, одумаются».

Не одумались. Утром говорил со всей ротой, даже намекнул на то, что, возможно, друзья «молчи-молчи» – так звали особистов – уже сообщили о случившемся. Пояснил, что будет дознание, и в любом случае пропажу найдут, а виновникам грозит военный трибунал и приговор с немалыми сроками.

– И не надейтесь, что офицеры особого отдела не смогут вас расколоть. Тот что-то видел, этот что-то видел, а дело-то не шуточное, вот и расскажут. Любой расскажет. И ещё вопрос. Может иностранным шпионам хотели продать гранатомёт? Не завидую тем, кто это сделал. Сроки там большие, очень большие! У меня всё.

Он старался держать роту в поле зрения, чтобы никто не успел сбежать да стукануть. Тянуть более было нельзя.

План уже созрел, действенный план, но… Времени на его выполнение уже не было.

Поспешил на КПП. Знал, что начальник училища генерал Неелов обычно выходит из машины, как только она выезжает на Золотой километр, и идёт пешком до училища.

Дождался генерала. Дежурный по училищу поспешил с докладом.

Неелов сразу заметил Бабайцева, понял, что случилось неладное. Спросил:

– Бабайцев, что у вас?

Сам подошёл ближе, понял, что доклад будет какой-то такой, о котором не надо знать дежурному. Пошли по пути к главному корпусу. Дежурный остался на КПП.

– Товарищ генерал, в роте ЧП! Пропал гранатомёт, РПГ-7.

– Бабайцев, да ты что!? Ты что говоришь!? – всегда выдержанный, уравновешенный Николай Алексеевич Неелов не смог сразу прийти в себя и всё же спросил, немного успокоившись: – Когда обнаружил?

– Вчера при смене суточного наряда.

– Вчера? И не доложил? Почему сразу не доложил? – задавал вопросы Неелов.

– Товарищ генерал, вы бы тут же приехали в училище, всех подняли. Шум бы поднялся, но результата никакого. Я ведь понимаю причину. И гранатомёт найду.

– Да что ты такое говоришь!? Надо немедленно докладывать в округ. Это ж секретные образцы. Они на особом учёте. Уже, небось, по линии особого отдела информация пошла?

– Прошу вас, подождите. Не докладывайте. Гранатомёт будет на месте. А с особистом я сам поговорю, как только придёт на службу. Нужно поговорить раньше, чем его «друзья» к нему попасть смогут.

– Так особист не знает?

– Нет, не знает.

– Ну, Бабайцев, смотри! Сколько нужно времени?

– Два часа.

– Хорошо. Жду доклада!

Бабайцев сразу отправился в кабинет особиста. Тот только что прибыл на службу. Спросил:

– Что-то случилось?

Бабайцев рассказал со всеми подробностями. Реакция почти как у генерала:

– Да ты что?! Надо немедленно принимать меры.