Кремлёвцы

До вечера молчал, никому ничего не говорил. Шинель, изрезанную убрал в стенной шкаф. Так чтобы никто из посетителей не увидел её до времени.

Отпустив по домам командиров взводов, сам остался проконтролировать вечернюю проверку.

И на проверке вёл себя исключительно спокойно, словно ничего и не произошло.

Старшина прочитал список, доложил, что все на месте.

– Объявляйте, кто заступает завтра в наряд, – напомнил Бабайцев.

Старшина объявил, снова доложил. Ждал, когда ротный подаст команду разойтись и готовиться к отбою.

– Боевой расчёт забыли произвести, – снова, всё так же спокойно сказал капитан.

И вот произведён боевой расчёт. Что же дальше?

Уже всем, наверное, невмоготу было терпеть. Когда же, когда начнётся? Ну и чем всё закончится?

– Так, подождите минуту. Я сейчас, – и Бабайцев, больше ни слова не говоря, удалился в канцелярию.

Через минуту он вышел. В руках была шинель, отваливающиеся лоскуты которой тащились по полу.

– Вот! Полюбуйтесь! – сказал он. – Я не буду спрашивать, чьих это рук дело. Вы изрезали шинель, приготовленную для парада на Красной Площади! Причём изрезали шинель офицера, входящего в запасной состав парадного расчёта.

Он сделал паузу. Заметил, что курсанты стали переглядываться, на лицах некоторых появились недоумённые выражения.

«Значит, знали…, действительно, многие знали, – понял Бабайцев. – ну а кто знал, а кто участвовал? Сразу не разберёшь?»

Конечно, найти виновных можно было легко, но для этого нужно было возводить дело об испорченной шинели в разряд особый, политический.

Недоумение курсантов понятно. Все знали, что командир роты не в запасном, а основном составе парадного расчёта. Запасным был другой офицер.

На парады обязательно кроме основного состава готовится и запасной. Расчёт таков – два человека запасных на шеренгу в двадцать человек. Ведь случается всякое. Бывает, что от долгого неподвижного стояния по команде «смирно» человек теряет сознание и падает. Не удивительно, ведь тяжесть огромной ответственности приводит к волнению, приводит, даже к некоторому оцепенению в строю. Вполне естественно и у офицеров, что идут впереди коробки, перед строем, есть запасные. Так вот, основным в парадном расчёте был капитан Бабайцев. Рост у него кремлёвский, выправка, да и шаг строевой не только кремлёвский, но и роты почётного караула, в которой ему тоже довелось послужить, пока был в комендантском полку.

Ну а запасным назначили другого офицера…

Впрочем, о том теперь и речь.

Капитан Бабайцев поднял повыше шинель, чтоб всем было видно, и сказал:

– Вы изрезали шинель не мою – моя заперта в отдельном шкафу в кладовой и готова к генеральной репетиции. Вы изрезали шинель любимого вами офицера капитана Суворова. Иди Катков, принеси мою шинель. А это уже больше не шинель, – и, бросив её на пол, прибавил: – Возьмите себе на память.

Старшина роты Катков открыл кладовую, вынес шинель Бабайцева.

Бабайцев уверенно сказал о хозяине испорченной шинели, что тот является «любимым офицером». Да, действительно капитан Евгений Иванович Суворов был любим курсантами. И любим за что бы вы думали? За доброту и мягкость. Не знаю уж, на чём основывались эти качества, но и в 3 роте любили курсанты Суворова, да и в 1 роте – тоже.

Ну а, как известно, не сразу человек, ступивший на стезю воинскую, понимает, что важнее в службе, требовательность или мягкость и доброта? И кто оказывается добрее, командир не требовательный, или требовательный, но не афиширующий свою доброту. Поговорим и об этом, а пока, проследим за развитием событий в роте.

Услышав, чья шинель приведена в негодность, курсанты стали перешёптываться. Бабайцев выждал немного и кивнул старшине. Тот понял без слов и гаркнул:

– Разговорчики в строю!

Все замолчали. Рота замерла, полагая, что вот, сейчас наступит какая-то развязка. Но Бабайцев был столь же спокоен.

Он снова очень медленно прошёл вдоль строя и сказал:

– Вы прекрасно знаете, что училище у нас парадное, что нам предстоит седьмого ноября торжественным маршем пройти по Красной Площади. То, что произошло, может быть расценено, как акт политический, как попытка срыва участия училища в мероприятии государственного масштаба. Путём порчи шинели кто-то хотел вывести из строя офицера, который входит в парадный расчёт. Это уже не дисциплинарный проступок. Разбор этого дела может принять такой оборот, что им займётся особый отдел, со всеми вытекающими последствиями. Ну и в итоге виновных ждёт суд военного трибунала.

Рота затихла, как по команде «ещё смирней».

Капитан Бабайцев нисколько не преувеличивал. Особому отделу в таком училище, как Московское ВОКУ делать особенно нечего. Какие уж могли быть изменники, предатели!? Ясно, что, если свершалось что-то серьёзное, то по глупости, недомыслию. Но как-то надо было вразумить вот этих глупых чудаков, которые, скорее всего, и не сами придумали такую пакость, но уж вовсе и не по наущению иностранных разведок.

Но итог-то каков? Генеральная репетиция на носу, а капитану Суворову не в чем ехать на Центральный аэродром. Осталось всего несколько дней. Как он успеет выправить новую шинель? Ну а с другой стороны, тоже закавыка. Как можно объяснить командованию, что он лишился шинели?

То есть курсанты не могли не оценить положения, в котором оказались. Тут уж не важно, чью шинель они испортили. Куда не кинь, всё клин.

А капитан Бабайцев продолжал:

– Об этом происшествии, быть может, уже завтра будет известно особисту. В роте десять человек к нему ходит, а кто они, ни вы, ни я не знаем. Наряд будет отвечать. Три дневальных и дежурный по роте. Ключ от канцелярии у дневального. Значит, один из дневальных точно знает, кто его брал. А я не хочу знать. Вопрос выходит за пределы моей компетенции. Кого-то ждёт военный трибунал. Ну а теперь, старшина, командуйте. Подходит время отбоя, не будем нарушать распорядок дня.

Бабайцев проследил, чтобы его шинель повесили в кладовую на прежнее место и ушёл в канцелярию. Надо было собираться домой.

Больше он к этому вопросу не возвращался, но и никому о происшествии не докладывал.

Приближался день генеральной репетиции, но в роте всё было спокойно, никто не суетился, никто не нервничал. Удивительно то, что даже осведомители, их было действительно в каждой роте по 10 человек – такова установка – так вот никто из тех, что «ходили к особисту», видимо, ничего не доложили.

Спокойным был и капитан Евгений Суворов.

Утром, в день генеральной репетиции, перед выездом на центральный аэродром он встал в строй в новенькой шинели. Потом уже Бабайцев узнал, что курсанты – кто конкретно, он не интересовался – собрали деньги, видимо, с инициаторов, приобрели материал для шинели, а материал был особый, тот из которого шинели шьют полковникам – ну и каким-то образом договорились с военным ателье, которое обслуживало училище и было в жилом городке за тыльным КПП. Шинель пошили в срок.

Ну что ж, наверное, это стало хорошим уроком для тех, кто хотел досадить ротному, да только уроком-то стало не для всех, а потому, как оказалось в скором времени, случившееся напоминало цветочки перед теми ягодками, которые ожидали впереди, ягодками, связанными с пропажей из ружейной комнаты роты секретного оружия…

Глава седьмая

«Печать сорвана… Секретный гранатомёт исчез!»

День клонился к вечеру, уже вернулись со строевого плаца после развода караула и суточного наряда дежурный по роте и дневальные. Личный состав роты находился на самоподготовке.

Капитан Бабайцев задержался в канцелярии, чтобы дождаться доклада дежурных о приёме и сдаче, ну а потом собирался сходить домой поужинать, чтобы вернуться к личному времени курсантов.

Наметил побеседовать с отстающими в учёбе, ну и, отпустив командиров взводов по домам, лично проконтролировать остальные мероприятия по распорядку дня.

День как день. Ничего особенного. После происшествия с шинелью рота несколько притихла, и казалось даже, что дела пошли на лад.