Страница 22 из 54
У ограды стоял Дэн. Когда лошади поскакали на старт, он обернулся и увидел меня.
– Привет, Линк. Я вас искал. Может быть, выпьем пивка?
– Квентин, – сказал я (не через два часа, а через десять минут!), – это Дэн Кейсвел, племянник Нериссы. Дэн, представляю вам мистера Квентина ван Хурена. Его невестка, Порция ван Хурен, была сестрой Нериссы.
– Не может быть! – воскликнул Дэн и вытаращил глаза. Он был совершенно растерян.
– Боже мой! – удивился ван Хурен. – А я и не знал, что у Нериссы есть племянник.
– Ну, честно говоря, она не видела меня с шести лет, – объяснил Дэн, – я встретился с ней этим летом, когда приехал из Штатов в Англию.
Ван Хурен сказал, что он всего два раза в жизни встречался с мужем Нериссы, а его брата, то есть отца Дэна, совсем не знал. Дэн, в свою очередь, объяснил, что не был знаком с Порцией.
– Вот так совпадение, – радовался Дэн, – просто не верится!
После окончания заезда к нам присоединились Виви, Салли и Джонатан. Они что-то оживленно обсуждали, смеясь и жестикулируя.
– Получается, что вы наш двоюродный брат, с восторгом заявила Салли. – Это просто замечательно!
Даже Джонатан немного повеселел, познакомившись с симпатичным новым родственником. Дэн казался мне странно взрослым для своего возраста и уж, по крайней мере, гораздо более серьезным, чем Салли и Джонатан.
– Какой симпатичный юноша, – заметила Виви.
– Нерисса очень любит его, – сказал я.
– Надо будет пригласить его к нам, Квентин... Посмотри, кто там стоит! Это же Дженет Френкенлотс! Я ее сто лет не видела! Извините, Линк, я на минутку, – шляпа Виви полетела навстречу приятельнице.
Ван Хурен, к сожалению, сказал правду. Я бы солгал, если бы сказал, что шеф отдела проката подошел к нам так же просто и естественно, как Дэн: он, будто краб, описал полукруг и, путаясь в собственных ногах, наконец, оказался рядом с нами.
– Ах, это мистер... Линк, я очень рад... э-э... Мистер ван Хурен?.. Весьма польщен...
Он подал руку ван Хурену, и тот, продемонстрировав недюжинную выдержку, не вытер после этого свою о брюки.
– Так вот... Линк... собственно, я несколько раз пытался, но не поймал... и решил, что может быть, здесь... то есть, что застану вас.
Я слушал его, теряя терпение.
– Значит, мы устроили... то есть наша фирма... раз уж вы согласились на пресс-конференцию... понимаете, мы хотели бы, чтобы вы... как бы сказать... на следующей неделе состоится конкурс красоты... Мисс Иоганнесбург, в среду... а в четверг вас приглашают на встречу в женский клуб, а в пятницу будет благотворительный прием, его устраивает организация, которая ведет премьеру вашего фильма... собачьи консервы... в рамках рекламной компании...
– Отпадает, – ответил я коротко. «Держись, старина, – думал я, – не давай себе воли».
– Видите ли, – сказал Уэнкинс, обманутый моей сдержанной реакцией, – мы думаем... то есть «Уорлдис»... мы надеемся, что вы согласитесь...
– Правда? – я с трудом держал себя в руках. – Как вы думаете, почему я не согласился, чтобы «Уорлдис» платила за мое пребывание здесь?
Уэнкинс помрачнел. Фирма давила на него с одной стороны, а я с другой. Он в самом деле был несчастен. На лбу его выступили капли пота.
– Я понимаю, но, – он растерялся не на шутку, – видите ли... все они... эти организации... они согласны оплатить.
Я сосчитал до пяти. Когда мне показалось, что голос меня слушается, я сказал:
– Мистер Уэнкинс, будьте любезны передать руководству «Уорлдис», что я не могу. Я буду присутствовать на премьере и на небольшом приеме до или после нее. Как мы договаривались, так оно и будет.
– Да, но... мы обещали этим людям, они рассчитывают...
– Мой агент предупреждал вас.
– Но наша фирма...
«Чтоб она провалилась, ваша фирма!» – подумал я, а вслух сказал:
– Одним словом, я отказываюсь.
– Но, извините, они будут бойкотировать ваши фильмы, если вы откажете... ведь мы... э-э... взяли на себя обязательства...
– Вы должны признать, что сделали это без моего согласия.
– "Уорлдис"... дирекция будет огорчена...
– Разумеется, но в основном тем, что это повлияет на прибыль. Вы сами виноваты. Если вы думаете, что ангажировали меня, то ошибаетесь.
Клиффорд Уэнкинс смотрел на меня со скорбью, ван Хурен с интересом, а я сознавал, что сорвался. Мне стало жаль Уэнкинса, и это помогло собраться.
– Скажите дирекции, что я все равно на всю следующую неделю уезжаю из Иоганнесбурга. Можете добавить, что будь я предупрежден заранее, я, может быть, согласился бы.
Уэнкинс сглотнул слюну.
– Мне приказали уговорить вас...
– Мистер Уэнкинс, даже ради вас я не могу этого сделать, меня здесь не будет.
Он смотрел на меня глазами побитой собаки.
Ван Хурен глядел на меня с любопытством.
– Почему вы ему отказали? – спросил он.
Я усмехнулся. Злость, которую вызывал Уэнкинс, была как аллергия. Исчез он, ушла и злость.
– Принципиально не участвую в конкурсах красоты, благотворительных обедах, премьерах... Это не мой стиль.
– Понимаю. Но почему?
– Потому что у меня не хватает на это ни сил, ни терпения.
– А мне показалось, что вы умеете владеть собой.
Я вновь улыбнулся и покачал головой. Мне не хотелось выглядеть капризным, поэтому я не стал говорить, что публичные выступления меня убивают, что я чувствую себя раздавленным, уничтоженным, лишенным индивидуальности, а тосты в мою честь вызывают во мне острое чувство стыда. Единственный знак признания, который мне нравится, – это аншлаг в кассе кинотеатра, где идет мой фильм.
– А куда вы собираетесь на будущей неделе? – спросил он.
– В дебри Африки, – ответил я и рассмеялся.
Мы пошли взглянуть на лошадей перед заездом.
Я узнал одну из кобыл Нериссы; Лебона шла под восьмым номером.
– Выглядит неплохо, – заметил ван Хурен.
– Да, – согласился я, – три четверти дистанции пробежит отлично, а потом вдруг устанет, начнет отставать и придет к финишу мокрой, обессиленной и задыхающейся.
– Откуда вы знаете? – удивился ван Хурен.
– Догадываюсь. В среду именно так бежал Ченк.
– И это происходит со всеми лошадьми Нериссы?
– Судя по отчетам, да.