Страница 44 из 86
Коул
Сцепив руки в замке, восседаю в кресле, и, закрыв глаза, прислушиваюсь к тихим шипящим звукам. Со стороны может показаться, что я сплю, но это не так — мне просто необходимо прийти в себя после всего, что произошло этим вечером.
После того, как я позволил себе такую оплошность — дал слабину. Пусть момент длился лишь долю секунды, но я допустил это.
Я вдруг чувствую что-то тяжелое и родное — Конда движется по моей ноге вверх, и, приоткрыв глаза, я наблюдаю за тем, как змея карабкается по моему телу. Анубис закрыт в своем террариуме, и, очевидно, чтобы скрасить скуку, она решила подонимать меня.
— Конда, — шепчу я, заглядывая ей прямо в глаза, не чувствуя ни капли страха. — Не ревнуй.
Змея ползет по мне. Я вижу ее светлую чешуйчатую кожу с желтыми пятнами и поражаюсь тому, насколько прекрасно это животное. — Я тебя только что кормил, — вздыхаю я, и на секунду мне кажется, что она помотала головой из стороны в сторону, выказывая свое недовольство.
Члены братства уже не раз задавали мне вопросы о том, зачем к нам в дом стаями носят различных птиц и прочую любимую живность Конды и Анубиса. Знаю, что некоторые уже догадываются о моем террариуме, и это пугает их.
Они считают меня психом, но это только поможет мне держать их в страхе.
Что ж, они правы — я псих, но это заключается вовсе не в пристрастии к змеям, паукообразным и ящерам, которых я коллекционировал, а в кое—чем похуже.
У меня были свои причины для симпатии к животным из своей коллекции. На свете так много людей, которые боятся змей, и за это ненавидят их. Они не замечают их грации, не ощущают их могущественную энергетику — люди могут только радоваться новым перчаткам из змеиной кожи, забывая о том, что этот кусок ткани когда-то тоже был живым существом.
Это несправедливо — ненавидеть кого—то просто за то, что испытываешь к нему страх. Это чувство рождается в их головах, но никак не в сознании несчастного животного.
Они были созданиями, которых я действительно мог бы любить, если бы определял это слово, как чувство глубокой связи.
Мне нравились вещи со слишком выраженным двояким смыслом, которому никто из обычных людей не придавал значения. Скорпион — для всех это смертоносное животное, которого стоит остерегаться, и мало кто знает, что яд этого существа одновременно применяют и в лечебных целях.
Сейчас в моей коллекции насчитывалось две змеи, один скорпион, три ящера и несколько видов пауков — мое увлечение началось с тех пор, как мой отец начал терять сознание.
В буквальном смысле — сходить с ума.
Я медленно провожу по затянувшемуся шраму под своей губой. Сколько проблем он доставлял мне в школе. Сколько людей отворачивали от меня взгляд, когда я просто шел по коридору. Особенно первое время, с тех пор как он появился. Сейчас от него остался лишь рубец длиной в указательный палец, и девочки только текли при взгляде на этот «символ мужества», как они говорили.
Для меня же это был символ того, что меня может ожидать та же участь, что настигла моего отца. Я даже не хочу уже ходить к врачам, которые только нагнетают обстановку. Бесконечные тесты, капельницы, сдачи анализов… Все это было забавно лет в пятнадцать, но не сейчас.
Теперь я сделал себя сам — искоренив страх из своего сердца, попрощался со всеми хорошими чувствами, которые, наверняка, испытывает среднестатистический человек.
Мне же они всегда были чужды.
Любовь, дружба, уважение — эти слова напрочь отсутствуют в моем словаре, и, глядя на Бекку, я понимаю, что она такая же.
Даже не знаю, чем оправдать этот необъяснимый порыв желания поцеловать ее. Похоть, которую я жажду удовлетворить, поимев ее, — всего лишь потребность, но поцелуи… Это слишком.
Для меня поцелуй был проявлением нежности, что была мне незнакома. Каким—то священным признаком доверия. Трахая девиц, я всегда думал только о том, как бы поскорее кончить. А для этого совсем не обязательно целоваться.
Тут же я впервые захотел узнать ее вкус везде. Эта девушка была мне по абсолютному кайфу — каждый раз, когда она тряслась передо мной от страха, и каждый раз, когда бросала мне вызов.
Я не представлял, где найду себе подобную для своих утех — обычно уже через несколько минут девушки реально стояли передо мной на коленях и выполняли все желания. Они даже не боролись. Я вертел ими, как хотел, и это было так скучно.
Мне же были нужны эмоции. А поскольку хорошие эмоции были давно забыты (а были ли они вообще?), я питался лишь негативом, который разбудил во мне второе «я».
Я вспоминаю дикие глаза отца, и то, как он хотел напасть на меня во время нашей последней встречи. Интересно, он вообще соображал, что я его сын? Сколько лет пройдет, прежде чем я стану таким же?