Явление прекрасной N

Гордей проснулся около двух часов ночи от головной боли. Снился отец, и там, во сне, они повторяли этот разговор, случившийся между ними много лет назад. Всё было, как тогда — ночь, костёр, друзья… Гордей даже вспомнил запах — клейкая листва, окутанная ночной свежестью и дымом.

Только там, в этом сне, отец вдруг выхватил из костра огромную горящую щепку и кинулся с ней к Нире. Гордей машинально бросился наперерез, подставившись под пылающий факел. Голову обожгло огнём, он чувствовал, как моментально вспыхнули волосы, затрещала кожа.

— Станешь между — погибнешь, — выкрикнул отец страшным, не своим голосом, больше похожим на воронье карканье. — Выбор делай!

И Гордей вылетел в другое измерение, так и не успев ничего ни ответить, ни даже понять.

Затылок жгло огнём, ломило челюсть и ныл реплантированный зуб. Он невольно застонал, открывая глаза, и наткнулся на пронзительный взгляд Ниры. Она смотрела на него в упор, чуть приподнявшись на локте. Гордей даже не удивился, словно так и должно быть: Нира ночью, раздетая, в его постели.

А потом вздрогнул.

Конечно, померещилось. От ночного кошмара и резкого пробуждения. Перед глазами всё плыло.

— Ты чего не спишь? — тихо спросил Гордей Кайсу, стараясь не застонать от нового приступа мигрени.

— Смотрю, — ответила она. — Соскучилась. Давно не виделись.

— Извини, — буркнул Гордей, вспоминая, осталось ли что-то из сильного болеутоляющего в аптечке на кухне. — Я был очень занят эти дни. И ты знаешь…

— Знаю, — кивнула Кайса. — Оказалось, что Нира не умерла. Она вернулась. И опять умерла.

— Прости, — Гордей сполз с кровати.

Он отправился на кухню, нашёл аптечку, где, на его счастье, осталось несколько таблеток. Выпил сразу две, присел на кухонный диванчик, пережидая, пока подействуют. В тёмном окне за кружевом занавески плясали городские ночные огни. Город — даже небольшой и провинциальный, как Яруга, в отличие от деревни, никогда не спит.

Видимо, поднялась температура, потому что снова начало трясти, вернулись и резкая боль, и противный зуд обожжённой кожи из сна. Наверное, подхватил вирус от Кайсы.

Она возникла неясным силуэтом в проёме кухонной двери. Просто стояла и молчала. В темноте Гордей чувствовал: она смотрит на него, кажется, даже не моргая.

— Мне плохо, — сказал Гордей. — Наверное, тот же вирус, что и у тебя. Ты кстати — как?

— Хорошо, — кивнула Кайса. — Только всё ещё чешется. Но это всегда так.

— Что — всегда так?

— Кожа трескается, пока приспособишься.

— К чему?

— К новому состоянию, — расплывчато ответила она.

— Кайса, — устало сказал Гордей. — Не неси чушь, ладно? Мне и в самом деле хреново, разговоров о рептилоидах, порабощающих Землю, я не выдержу. Ты, кстати, Облако вчера нормально проводила?

Она развернулась и пошла прочь. Уже из спальни раздался ей смех, дико прозвучавший в темноте, и голос:

— Идеально. Сейчас она точно там, где должна быть.

И Гордею как-то не понравился её тон, хотя смех был вполне искренний и звонкий. Слишком искренний и звонкий для Кайсы.

Но тут зазнобило так, что застучали зубы. Гордей короткими передышками вернулся в комнату и со стоном откинулся на подушку. Какого чёрта!

Он пришёл в себя через сутки, но это не удивительно. Всегда так болел. Валился с резкой и огромной температурой, сутки метался в полубреду, сжигая в себе как в раскалённой печи все вирусы, и на следующее утро поднимался уже бодрым огурчиком.

Из кухни тянуло кофе. Не растворимым, именно свежесваренным. Кайса не любила кофе, он дома тоже пил только чай.

Но сейчас явно пахло горькой, мягкой арабикой.

Гордей, удивлённый, прошлёпал на кухню. Кайса уже разложила в плетёной корзинке свежие булочки, а сейчас, не отрываясь, смотрела на турку, над которой поднимались коричневые пузыри. Гордей проснулся очень голодным, поэтому, только буркнув: «Доброе», тут же схватил булочку. Ещё тёплую и свежую, но Гордей удивился: выпечка явно из какой-то пекарни. Кайса всегда стряпала сама.

— Проснулся? — она улыбнулась, одновременно поворачиваясь к нему и снимая турку с конфорки.

— Булочки… — сказал Гордей с набитым ртом.

— А что с ними не так? Кофе будешь?

— И кофе… Я буду, только с чего вдруг у нас вместо обычного чая — кофе, а ещё — булочки из магазина?

— Не вкусные?

Кайса разлила густую горечь в чайные чашки. Кофейных у них так и не завелось.

— Вкусные, но ты всегда…

— Гордеев, главное, что — вкусные. А почему у нас нет кофейных чашек?

Она села напротив и осторожно пригубила.

— Чего ты так смотришь? — заметила удивлённый взгляд Гордея.

— Сахар, — ответил он. — И кофе.

— Чего ты опять про кофе?