Явление прекрасной N

— Ты сильно потерял в весе, прелесть, — сказал Виссарион.

Он снял очки, протёр их салфеткой и снова водрузил на нос. Словно не был уверен в своих словах и решил внимательнее рассмотреть Гордея. Покачал головой:

— На тебе одежда висит мешком. Ты разве не должен отдыхать в отпуске? Розоветь и округляться?

Гордей пожал плечами, на которых и в самом деле привычный свитер незнакомо висел, как на вешалке. Он сам только сейчас заметил.

— Эта твоя Вера Петровна… Я хотел спросить, кто она на самом деле?

— Умная женщина, — сразу ответил Виссарион. — И знает, что делать, когда вдруг происходит какая-то чертовщина. Но раз уж ты вытащил меня в это кафе, давай что-нибудь закажем. Подпитаем тебя, прелесть, скажем…

Он углубился в меню.

— Вот — свиные рёбрышки. Они здесь хороши? Не знаешь?

При упоминании о рёбрышках Гордея затошнило. Невыносимо думать обо всём, связанном с костями.

— Я, наверное, салатик какой-нибудь, — пробормотал он, понимая, что звучит нарочито и жалко.

Взрослый мужик, много работающий, всегда предпочитает то, что может быстро наполнить тело необходимой энергией. И вдруг — пустые овощи. Но его тошнило от мясного вот уже несколько недель. Казалось, что пахнет протухшим. Отвратительный запах разложения преследовал Гордея, и сначала он старался его не замечать, но теперь уже совершенно не мог игнорировать.

— Угу, — сказал Виссарион. — Может, коньяка? Я сам, знаешь, в завязке, но мысленно поддержу. Что мы сегодня, кстати, отмечаем?

Он не был любителем кафе и ресторанов и несколько удивился, когда Гордей попросил встретится на нейтральной территории. Он всегда либо приходил к Виссариону на работу, либо приглашал к себе домой. Но Виссарион не стал задавать лишних вопросов. Просто приехал.

Коньяк как раз у Гордея последнее время не переводился и дома. Пакеты с кофейными зёрнами и бутылки хорошего коньяка заполонили кухонные шкафы. Какой бы мужик оказался недоволен подобным обстоятельством? Только не Гордей.

Он покачал головой.

— Возьму водки. И сырную тарелку.

Сыр казался ему безопасным, хотя и не лучшая закуска под водку.

— Из тебя будто вытягивают жизненные силы, — сказал Виссарион, когда официант, принявший заказ, отошёл от их столика. — Осматривал своё тело? Следов от зубов не наблюдается?

Наверное, это он так пошутил, но Гордей поёжился, будто от слов Виссариона на него резко упала холодная тень.

— Нет, — ответил он серьёзно. — Это не вампир. Нечто другое. Круги от столкновения нави и яви.

— Ты точно был у Веры, — довольно констатировал Виссарион. — И что она говорит? Про круги?

— Сейчас плохо, а будет ещё хуже, — честно ответил Гордей.

Официант поставил перед ним тарелку с жёлтыми — светлыми и потемнее — ломтиками сыра. В центре возлежали блестящие чёрные оливки.

— Я совсем запутался, — сказал Гордей то ли Виссариону, то ли кучке этих круглых оливок.

Он не мог выкинуть из головы ни визит к Вере, ни разговор с психиатром. Илья Семёнович согласился понаблюдать Кайсу в отделении пограничных состояний больше по дружбе.

— Знаешь, — сказал он Гордею вчера, — по её тестам… Я за всю свою практику почти не встречал таких идеальных результатов. Как по учебнику: абсолютно здоровый психически человек. Без намёка на депрессию или даже романтическую меланхолию. О каком раздвоении ты говоришь?

— Она считает себя другим человеком, — пробормотал Гордей. — А именно —Нирой Эльман.

— Я спрашивал и так, и эдак. Несколько раз. Она считает себя Кайсой Васнецовой. Никем более. А, кстати…

Илья Семёнович внимательно посмотрел на Гордея поверх очков.

— Кто такая — Нира Эльман?

— Одноклассница, её и моя.

Гордей решил быть предельно честным, поэтому тут же добавил:

— Моя первая любовь. Она… В общем, её больше нет на этом свете.

— О, — сказал Илья Семёнович. — А, может, мы не с того конца заходим? Гордей… А это не ты ли видишь в ней то, чего нет на самом деле?

Так получилось, что сейчас Гордей мог рассказать обо всём только одному человеку — Виссариону. Который прикоснулся вместе с ним к тайне и остался единственным участником этих событий, сохранившим способность трезво мыслить и здоровый пофигизм. Ну, и про мертвецов Виссарион знал, наверное, столько, как никто другой в их городе.

Гордей, всё так же упёрто глядя в тарелку с сыром, рассказывал Виссариону теперь всё. Начиная с того давнего вечера накануне исчезновения Ниры и до кладбища талисманов под кроватью. Как на исповеди.

— Если предположить, что Нира — это та самая навь, о которой говорила Вера, — закончил Гордей свой безумный монолог, — я чувствую, она не хочет никому вредить на самом деле. Искренне не понимает, что плохого в том, если она вернёт себе своё.

Виссарион, который молчал всё это время, наконец-то пошевелился. С сожалением посмотрел на жаркое в горшочке, стоящее перед ним. Всё, конечно, остыло — и хорошо пропаренное мясо, и румяная картошечка, и брызги мелких грибочков, затесавшиеся между ними.