Страница 116 из 140
Журналист утверждал, что в 1985 году было три таких случая. Но Гордей вдруг понял: нет, по меньшей мере, четыре. Ещё Лара Эльман, мать Ниры.
Он не мог поверить в сладкоголосого утопленника, и даже если на секунду допускал нечто подобное, то точно знал: от призраков не могут рождаться дети. Если духи и существовали, то в какой-то иной плоскости, может, там и имелись возможности для сладострастного слияния с девушками, но зачатие — увольте — вопрос сугубо земной и материальный.
Для рацио Гордея оставалась лазейка. А если какой-нибудь псих накачивал девушек психотропными веществами и насиловал при взаимном удовольствии? А после девушки, подсевшие как наркоманы на волшебные ощущения, искали испытанное наслаждение до полной потери самих себя. Это могло быть что-то вроде веселящего газа, например. Надо поискать заметки по теме, отметил про себя Гордей.
Оставался один вопрос: а как же Лара? Почему не сошла с ума после той выпускной ночи? Веди она себя странно, Кэри точно это бы заметила. Кэри… Конечно. То, что отличало Лару от подавляющего числа женщин, живущих на планете Земля: она не имела никакой зависимости от мужчин. Ни физической, ни моральной, ни материальной. Она любила отнюдь не платонической любовью свою подругу Кэри, и, поддавшись один раз действию неизвестного вещества, вернулась к ней. Суть Лары не впала в зависимость от сексуального мужского голоса, и всего того, что следовало далее.
Гордей аккуратно отложил газетные вырезки в сторону и взялся за рукописи Сергея Викторовича.
Половину из них составлял уже знакомый Гордею рассказ — грубая, почти дословная расшифровка диктофонной записи, а затем следовало всего два хаотичных наброска. Очевидно, дед пытался сформулировать свои мысли по поводу легенды о «сладкоголосом певце». Получилось у него довольно смутно.
«Если бы существовал на самом деле такой феномен, он должен был пользоваться телом материального человека. Иного объяснения я не вижу. Стень находит червоточину в душе намеченного носителя и с помощью своей «песни» просачивается в него. Несчастный утрачивает способность сопротивляться, и стень окончательно пробирается в его душу и тело. Они сливаются, становятся единым целым»
«Это то, что может переместиться из одного физического состояния в другое с лёгкостью, которая нам кажется нереальной. Голос становится телом, камнем, водой или огнём: будто человек переходит из одного дома в другой. Музыка, запах, кожа и кости — ничто не имеет преград для стени. Наверное, как и время. Стень не может быть до или после. Время для неё и течёт, и стоит одновременно»
«Заводская столовая, утопленник пел в хоре, который собирался там вечерами. Кажется, здание столовой гораздо старше, чем сам завод. Узнать, что раньше находилось в ней…»
Недописанное предложение Сергей Викторович несколько раз жирно подчеркнул.
Это был последний листок в папке с надписью «Стень».
Гордей вспомнил свои ощущения, когда он смотрел на новую Кайсу. Как будто её тело стало домом, а из глаз-окон его смотрел кто-то другой. То ли гость, то ли квартирант, то ли новый владелец этого жилья.
«Приходила то ли Нира, то ли Кайса», — сказал Мика. «Она спросила: «Кто ты?», — сказала Полина. «Перстень мне подарила Нира», — сказала Кайса.
Он боится её. Эту новую Кайсу. До мистической, необъяснимой жути боится. Хотя она стала лёгкой, весёлой, страстной… Но слишком.
За долгие годы на скорой он научился отстраняться от чужих страданий, не теряя при этом дозированного вежливого сочувствия. Это необходимо, чтобы не тащить чужое горе в собственный дом. Он думал, что, если будет следовать этому правилу, его пространство останется чистым. Маленький островок безмятежности и отдыха среди бушующих вокруг волн страстей, боли и безнадёги.
Но случилось страшное. Ужас появился не извне, а образовался в самом доме. Доме Гордея.