Страница 102 из 140
В комнате было темно и душно. Наглухо закрытые портьеры не пропускали ни единого луча весеннего солнца, буйствовавшего на улице. Из-за резкого перехода во тьму в глазах заплясали зелёные зигзаги: зачем-то по углам комнаты Мика расставил свечи и зажёг их все сразу. Запах расплавленного воска мешался с сухим, травяным, тут же запершило в горле и захотелось откашляться. Пучки знакомого сухостоя, что заполонили и его дом, свисали в нитяных коконах над пламенем свечей.
И запах этот, и обстановка… Он не сразу заметил довольно большого Мику, лежащего на полу в самом центре свече-травяной пентаграммы. Сначала Гордею показалось, что друг уже мёртв, но, когда он приложил пальцы к ключице, оказалось, что тот дышит. Причём редко и спокойно. Как в ненормально глубоком сне.
За спиной сидящего у Мики Гордея раздался какой-то невнятный шорох. Что-то стремительное и еле уловимое промелькнуло светлым пятном в прихожую. Не отбрасывая тени. Гордей вскочил, чтобы догнать то ли вора, то ли ещё кого, непонятного, но точно находящегося в доме Мики несанкционированно. Схватил один из подсвечников потяжелее, из тех, что попались под руку.
По ногам прошлось ветерком, скрипнула входная дверь, а затем с треском захлопнулась. То ли прокатился по полу шорох шагов, то ли сквозняком прошуршало.
Гордей задвинул защёлку, прошёлся с разведкой в кухню и ванную — на случай, если невнятный посетитель шарился по чужой квартире не один. Никого больше не нашёл.
Он распахнул тяжёлые портьеры и настежь открыл окно, задул все свечи и, сбросив со стен, со злостью потоптал связки сухостоя. Постепенно душный запах рассасывался, уступая место вполне бодрой апрельской прохладе.
Потом Гордей принялся хлестать Мику по щекам, чтобы вывести из этого странного… Не сна, не обморока. Дурмана. И в глазах друга, которые он открыл спустя долгих минут двадцать, стояла наркоманская муть.
— Дебил! — в сердцах прорычал Гордей, скорее самому себе.
Он не был уверен, что Мика его вообще слышит, а не то, что понимает смысл слов.
— Ты чего устроил? Свечки, травки… Благородная девица на смертельном одре… Мудак!
Это не укладывалось в голове. Непробиваемый, самый твердолобый и толстошкурый в их компании Мика впал в пошлую, истеричную трагедию. «На тот свет». Ну надо же…
— Тебе только букетика в руках не хватает, — сказал уже спокойнее Гордей, когда увидел, что взгляд Мики становится осмысленным. — И красного платья…
— Чего? — Мика попытался привстать, но тут же откинулся обратно. — Голова кружится… И в ней словно молотком бьёт.
Пожаловался.
— Зачем платье? И красное…
— Голова кружится, потому что надышался какой-то гадости. А красное платье…
Гордей задумался. И в самом деле, причём тут красное платье? Наверное, видел в кино. Перед глазами стояла картинка: девушка в длинном балахоне цвета крови лежит на ложе, окружённом свечами, а в руках у неё — такой же ярко алый букет.
— Впрочем, неважно. Я сейчас воды принесу, нужно пить больше. А лучше — сладкого, горячего чая…
Он вскипятил чайник воды, с трудом нашёл на кухне пакетики «Эл грей» и сахар.
Когда Гордей вернулся с большой кружкой горячего чая, Мика уже пришёл в себя. Не совсем, конечно, вид у него оставался всё ещё более дурацкий, чем обычно. Но, по крайней мере, он встал с пола и переполз на диван.
— Что случилось? — спросил Гордей, наблюдая, как Мика морщится, мелкими глотками проталкивая в себя кипяток. — Чего это ты?
— Я?
— Именно ты! Сказал, что собираешься на тот свет, я подорвался, сразу приехал, а тут такое… Кто-то ещё шарился по квартире, помнишь?
— А кто его знает? — непонятно ответил Мика. — Что-то случилось, наверное…
Он задумался. Обвёл непонимающими глазами комнату с опрокинутыми свечками и засыпанную сухостоем.
— Вспомнил! Они пришли… Она и парень. Я его точно в «Лаки» видел!
— Кто она? — разговор получался трудный.
— Так Кайса же твоя. Или Нира. Кто-то из них.
Гордей глубоко вздохнул. Спокойствие, только спокойствие.
— Кайса в больнице со вчерашнего дня, — пояснил он. — А Нира умерла. Теперь уже точно. Так кто к тебе пришёл?
— Прямо с утра, — пояснил Мика. — Не совсем с утра, я после вчерашнего… В общем, не знаю, сколько времени, когда проснулся. Нет, не сам, они разбудили. Тарабанили, пока не встал. Думал, дверь вынесут. Открываю, а там, на пороге. Она и этот… Бармен из «Лаки».
— Булен? — выдохнул Гордей.
Не зря ему показался знакомым глаз, светящийся в дверной щели. Вернее, даже не глаз, а ощущение. Тогда повеяло этим самым кофе, который, как теперь явно понял Гордей, всегда сопровождал бармена-охранника. Именно ощущение. Гордей почувствовал, как скрежещет высохшая осока, пробивая путь тополям сквозь каменные стены «Лаки». Вот это вот всё. Острота, душный сухостой, пыльная горечь, колышущийся студень…
— Сделай ещё глоток, — предложил он Мике. — Передохни, а потом скажи внятно: что бармен из «Лаки» от тебя хотел. И с кем он всё-таки пришёл, если не один.