Страница 3 из 4
– Какая?
– Переживаете из-за того, что еще не случилось.
Мэй захотелось сказать ему:
– Боюсь, что это уже случилось.
– Не бойтесь!
Вновь улыбка, настойчивый взгляд.
– Если что-то уже случилось, Мэй, так даже лучше – вы знаете, что вам делать, вы знаете, если не как, то, от чего вам защищаться!
Да, он прав…
– Сильвия сейчас в Риме со своими друзьями, – Сказал ей Океанос. – Она приедет к ужину.
Он словно попросил ее об этом, приехать к ужину… Мэй это почувствовала, или то ее извечная неуверенность???
– Отдохните, – Сказал ей Океанос, мягко, но безапелляционно. – Распакуйте свои вещи, развесьте платья… обыденные дела успокаивают!
Она подумала, ты все понимаешь…
– В одном хорошем фильме звучат такие слова: «Когда я прихожу в этот сад, созданный моими предками, я вспоминаю: как и эти цветы, все мы умираем. Чувствовать жизнь в каждом вздохе, в каждой чашке чая, в каждой жизни, которую мы отнимаем это и есть путь Воина; это и есть Бусидо»… – Сказал ей он.
Чувствуйте жизнь, Мэй, в том, что вы потеряли и в том, что вы обретаете, во всем есть жизнь!
Это была комната в греческом стиле, светлая, воздушная, и элегантная. В ней было уютно. В ней было тепло.
Мэй нерешительно села на диван темно-синего цвета, посмотрела на столик и кресло в стиле Модерн, серебристого цвета. Очень красиво… Она живет в трейлере, чистом, но бедном. Беднота всегда стремится к чистоте, и выглядит еще беднее!
Мэй подумала, я сломалась, после смерти Астона, я сломалась…
С годами она поняла, что позволила себе слабость слабого – умирать от горя, сила сильного жить с горем, а слабость слабого, умирать от горя.
Жалеет ли она об этом? Иногда. Из-за дочери. Но только иногда!
Глава 4
Через час к ней пришла Палома.
– Океанос приглашает вас выпить с ним аперитив.
– Спасибо.
Мэй немного растерялась, для нее это слишком необычно.
– Вы не похожи на дочь.
Женщина посмотрела на нее внимательно и задумчиво.
– Да, – Согласилась с ней она. – Мы живем на одной планете, но в разных мирах.
Палома посмотрела на нее со смятением.
– Вы жалеете?
Мэй печально улыбнулась.
– В итоге каждый оказывается на своем месте, там где должен был быть. Мне нет места в ее мире, так же как ей в моем.
Она была красива, Палома… даже очень красива! Черные волосы и карие глаза, фарфоровая кожа…
– Как странно, – Сказала ей Палома. – Вы напомнили о книге, которую я читала в тюрьме.
Мэй удивилась, улыбнулась, развеселилась.
– В тюрьме?
– Да, – Красавица брюнетка заглянула ей в глаза. – «Когда я вижу человека, мне хочется ударить его по морде. Так приятно бить по морде человека!
Я сижу у себя в комнате и ничего не делаю.
Вот кто-то пришел ко мне в гости, он стучится в мою дверь. Я говорю: «Войдите!» Он входит и говорит: «Здравствуйте! Как хорошо, что я застал вас дома!» А я его стук по морде, а потом еще сапогом в промежность. Мой гость падает навзничь от страшной боли. А я ему каблуком по глазам! Дескать, нечего шляться, когда не звали!
А то еще так. Я предлагаю гостю выпить чашку чая. Гость соглашается, садится к столу, пьет чай и что-то рассказывает. Я делаю вид, что слушаю его с большим интересом, киваю головой, ахаю, делаю удивленные глаза и смеюсь. Гость, польщенный моим вниманием, расходится все больше и больше. Я спокойно наливаю полную чашку кипятка и плещу кипятком гостю в морду. Гость вскакивает и хватается за лицо. А я ему говорю: «Больше нет в душе моей добродетели. Убирайтесь вон!» И я выталкиваю гостя»…
Она поняла.
– Сначала заканчиваются слезы, а потом добродетель.
Когда Мэй вошла в гостиную в сопровождении Паломы, Океанос сидел в кресле, а у его ног лежала немецкая овчарка.
Молодой человек вежливо встал, собака не пошевелилась.
– Это невоспитанное существо зовут Шоколад, – Сказал ей он, посмотрев на собаку. – Мы давно дружим. Очень давно. И уже не пытаемся перевоспитать друг друга.
Океанос перевел взгляд на нее.
– Друзья это те, кто не пытается перевоспитать друг друга.
Он посмотрел на Палому, кивнул ей, и она вышла.
– Что вы желаете в качестве аперитива? – Спросил ее Океанос. – Ракия? Бехеровка? Узо?
Мэй улыбнулась.
– Я бы хотела попробовать все, но боюсь опьянеть, и наговорить глупостей или гадостей.
Он посмотрел на нее очень весело.
– Опьянеть это прекрасно, я уже давно не был пьян.
– У вас все впереди.
– У меня настолько все впереди, что уже позади.
Она рассмеялась.
Шоколад облизнулся и лег на бок.
Океанос подошел к ней.
– Давайте выпьем! Когда все позади, остается только пить!
Мэй посмотрела на него – ей пришлось запрокинуть голову, чтобы посмотреть на него.
– Вы сказали мне, что Сильвия сейчас в Риме со своими друзьями… А вы… почему? Не в Риме…
Улыбка на его губах. Или усмешка?
– Мне там не рады.
Она удивилась.
– Мне нигде не рады, Мэй!
Океанос заглянул ей в глаза.
– Я убийца, я не говорил вам об этом? Я убил двух человек!
Глава 5
Она увидела его только через два дня, и когда она увидела его, она почувствовала, что ей не хватало его.
Он вошел в обеденную, высокий и изящный, одетый в белую рубашку поло и темно синие брюки, он сказал ей:
– Доброе утро, Мэй!
– Здравствуйте, Океанос. – Улыбнулась она.
– Вы не против… позавтракать со мной?
Он спросил ее об этом так тихо.
Мэй почувствовала, что ему было не просто прийти.
– Я всегда «за», – Улыбнулась ему она. – Я как Полианна: «Я считаю, что надо есть торт и получать удовольствия тогда, когда их тебе предлагают; так что я хочу посмотреть все, что могу сейчас, пока я здесь»2…
Океанос посмотрел на нее задумчиво.
– Вы так говорите… словно прощаетесь – с жизнью!
– Каждый день это прощание с жизнью, но это не значит, что мы умрем!
В его тигриных глазах отразилось смятение.
Он сел за стол, заглянул ей в глаза.
– Ваше отношение ко мне не изменилось?
– Честно?
Мэй тоже заглянула ему в глаза.
– Лично мне вы ничего не сделали.
Она подумала, как трудно посмотреть в глаза…
Мэй сказала Океаносу:
– Не мне осуждать вас, не мне!
– Perché3?
– Мы все настолько не правы в чем то, что правы во всем.
Его желтые глаза потемнели.
– Тот, кто живет и ни о чем не жалеет, либо дурак, либо святой.
– А может, сумасшедший?
Угасающее солнце, там, в его глазах.
– Сумасшедшие так счастливо несчастливы.
Он улыбнулся.
– Счастливое несчастье?
Она тоже улыбнулась.
– Да, они все забыли! Нет страшнее потери, чем все забыть!
– Но ведь это такое облегчение, все забыть!
– Облегчение, Океанос, это вспоминать, и радоваться что это было!
– А если ты убил?!
Океанос нахмурился.
– Живи – вставай утром, ешь, пей, ходи на работу, люби, гуляй, смотри кино и… чувствуй, как прекрасно было то, что ты отнял!
Он вдруг сказал ей:
– Составьте мне компанию, Мэй.
Нота в его голосе, самоуглубление – Мэй показалось, что этот человек «вещь в себе», что он не одинок, у него есть он сам.
– Компанию?
Рассвет в его глазах.
– Мне нужно съездить в одно место. Меня ждет один человек.
Она почувствовала, что эти глаза завораживают ее, то темно, то светло.
– Разве я не помешаю вам?
– Вы – нет.
Мэй услышала музыку, прислушалась.
– Зеркало, зеркало… – Сказал Океанос с улыбкой. – Рена Джонс «Зеркало мне»…
Его глаза загорелись как солнце.
2
«Поллианна» (англ. Pollya
3
Почему?