Первый закон

Выжившие

Плеск воды. Это было первое, что он услышал. Плеск воды, шелест деревьев, какой-то щелчок и щебет птицы.

Логен чуть приоткрыл глаза. Свет сквозь листву, яркий и расплывчатый. Это и есть смерть? Тогда почему так больно? Весь левый бок пульсировал. Логен попытался хорошенько вздохнуть, поперхнулся, прокашлялся водой, сплюнул грязь. Застонал, перекатился на четвереньки, выполз из реки, охая сквозь стиснутые зубы, и упал на спину, в ил, мох и трухлявые ветки на берегу.

Немного полежал, глядя в серое небо над чёрными ветвями. Дыхание свистело в воспалённой глотке.

— Я всё ещё жив, — прохрипел он сам себе. Всё ещё жив, несмотря на все старания природы, шанка, людей и зверей. Промокший насквозь, распластавшийся на спине, он тихо рассмеялся. Слабым, булькающим смехом. Хочешь сказать что-то одно про Логена Девятипалого — говори, что он умеет выживать.

Над болотистым берегом реки подул холодный ветер, и смех Логена медленно стих. Одно дело выжить, и другое — оставаться в живых и дальше. Он сел и поморщился от боли. Пошатываясь, поднялся на ноги и прислонился к ближайшему дереву. Соскрёб грязь с носа, с глаз, с ушей. Стащил мокрую рубаху, чтобы осмотреть повреждения.

От падения весь бок покрывали синяки. Все рёбра были в синих и фиолетовых пятнах. Прикасаться больно, ничего не скажешь, но по ощущениям вроде ничего не сломано. Нога превратилась в месиво. Вся в крови, изодранная зубами шанка. Болело сильно, но ступня неплохо двигалась, а это главное. Ступня ему понадобится, если он собирается отсюда выбраться.

У него всё ещё висел нож в ножнах на поясе, и Логен был очень этому рад. По его опыту, не бывает слишком много ножей, а этот нож был хорошим. Но всё-таки перспективы были неважными. Он остался сам по себе, в лесах, кишащих плоскоголовыми. Он понятия не имел, где находится, но мог идти вдоль реки. Все реки текли на север, с гор в холодное море. Надо идти вдоль реки на юг, против течения. Идти на юг и взбираться вверх, в Высокогорье, где шанка не смогут его отыскать. Это единственная возможность.

В это время года там будет холодно. Смертельно холодно. Логен посмотрел на свои босые ноги. Такая уж его удача: шанка напали, когда он снял сапоги, чтобы срезать мозоли. Плаща тоже нет — Логен ведь сидел у костра. В таком виде он в горах и дня не протянет. Руки и ноги почернеют ночью, и он постепенно умрёт, не дойдя до перевалов. Если раньше не помрёт с голоду.

— Бля, — пробормотал он. Надо вернуться к лагерю. Надо надеяться, что плоскоголовые ушли дальше. Надеяться, что они хоть что-то после себя оставили. Что-то, что поможет ему выжить. Получалось ужасно много надежд, но выбора у не было. Выбора у него никогда не было.

К тому времени, как Логен нашёл нужное место, пошёл дождь. Мелкие капли прилепили волосы к черепу и насквозь промочили одежду. Он прижался к заросшему мхом стволу дерева и посмотрел в сторону лагеря. Его сердце стучало, пальцы правой руки крепко, до боли, сжимали скользкую рукоять ножа.

Логен увидел почерневший круг на месте костра, недогоревшие ветки и утоптанный пепел вокруг. Увидел большое бревно, на котором сидели Тридуба и Доу, когда напали плоскоголовые. Увидел разбросанные по поляне остатки изорванных и сломанных вещей. Он насчитал трёх мертвых шанка, скрючившихся на земле. У одного из груди торчала стрела. Три мёртвых, но живых не видать. Это удачно. Удачно как раз настолько, чтобы выжить. Как обычно. И всё же, они могли вернуться в любой момент. Надо поспешить.

Логен выскочил из-за деревьев, осматривая землю. Сапоги лежали там, где он их оставил. Логен схватил их и, подпрыгивая, натянул на замёрзшие ноги, в спешке едва не поскользнувшись. Плащ тоже валялся тут, под бревном. Потёртый и исцарапанный за десять лет войны и непогоды, порванный и заштопанный, без половины рукава. Неподалеку в кустах бесформенной кучей валялась сумка Логена, а её содержимое рассыпалось по склону. Он пригнулся, затаив дыхание, и начал собирать всё обратно. Кусок верёвки, старая глиняная трубка, несколько полосок сушёного мяса, иголка и нитка, помятая фляжка, в которой всё ещё плескалось немного спиртного. Всё хорошее. Всё полезное.

На ветке висело потёртое одеяло, мокрое и задубевшее от въевшейся грязи. Логен стащил его и ухмыльнулся. Под одеялом валялся старый потрёпанный котелок. Лежал на боку — может, кто-то пнул во время драки. Логен схватил его обеими руками. Котелок казался таким надёжным и знакомым — помятый и почерневший после многих лет безжалостного использования. Этот котелок был у Логена уже давно. Он прошёл с ним множество войн, через весь Север и обратно. В походах все вместе в нём готовили, и все из него ели. Форли, Молчун, Ищейка, все.

Логен снова окинул взглядом лагерь. Три мёртвых шанка, но никого из его людей. Может, они всё ещё там. Может, если он рискнёт и попробует поискать…

— Нет. — Он сказал это тихо, себе под нос. Ему было отлично известно. Там полно плоскоголовых. Чертовски много. Он понятия не имел, сколько провалялся на берегу реки. Даже если кому-то из парней удалось удрать, шанка будут на них охотиться, выслеживать по лесам. Наверняка теперь уже остались только трупы, разбросанные по горным долинам. Логену не оставалось ничего, кроме как добраться до гор и постараться спасти свою жалкую жизнь. Надо быть реалистом[6]. Надо, как бы больно это ни было.

— Теперь только ты и я, — сказал Логен, убирая котелок в сумку и закидывая её за плечо. Он похромал вперёд, так быстро, как только мог. Вверх по холму, в сторону реки, в сторону гор.

Их осталось только двое. Он и котелок.

Единственные выжившие.