Первый закон

Тишина. В комнату вошёл Барнам и убрал тарелку.

— Сэр, вам нужно что-нибудь еще?

— Безусловно. Большой кусок мяса с кровью и прекрасное хрустящее яблоко. — Он посмотрел на практика Инея. — В детстве я любил яблоки.

Сколько раз я говорил эту шутку? Иней неподвижно смотрел в ответ и даже не улыбался. Глокта повернулся к Барнаму, и старик устало улыбнулся.

— Да ладно, — вздохнул Глокта. — Должна же у человека оставаться надежда?

— Конечно, сэр, — пробормотал слуга, направляясь к двери.

Должна?

Кабинет архилектора находился на верхнем этаже Дома Вопросов, и это означало долгий путь. Хуже всего, что в коридорах было полно народу. Практики, писцы, инквизиторы кишели в этой ветхой навозной куче, как муравьи. Когда Глокта чувствовал на себе их взгляды, он продолжал хромать вперёд, улыбаясь и подняв голову. Почувствовав, что он один, останавливался и охал, потел и ругался, потирал и шлёпал свою ногу, пытаясь вернуть в неё слабую жизнь.

Почему ему надо сидеть так высоко? спрашивал он себя, волоча ноги по тусклым коридорам и изогнутым лестницам в лабиринте здания. К тому времени, как Глокта добрался до приёмной, он уже обессилел, тяжело дышал, и натёр левую руку рукоятью трости.

Секретарь архилектора подозрительно осматривал его из-за большого тёмного стола, занимавшего половину комнаты. Напротив него стояла пара стульев, в которых посетители в ожидании начинали нервничать, а по бокам огромной двойной двери стояли два громадных практика, которые были такими неподвижными и молчаливыми, что казались частью меблировки.

— Вам назначено? — пронзительным голосом осведомился секретарь. Ты знаешь, кто я, мелкое самовлюбленное говно.

— Конечно, — отрезал Глокта, — неужели вы думаете, что я хромал бы на такую высоту только чтобы полюбоваться на ваш стол?

Секретарь надменно посмотрел на него. Это был бледный симпатичный юноша с копной светлых волос. Напыщенный пятый сынок мелкого дворянина с чрезмерно активными чреслами. И он думает, что может относиться ко мне свысока?

— А ваше имя?.. — насмешливо спросил он.

Терпение Глокты было истощено долгим подъёмом. Он грохнул тростью по столу, и секретарь едва не выпрыгнул из стула.

— Ты что? Идиот, блядь? Сколько тут изувеченных инквизиторов?

— Ээ… — сказал секретарь, нервно шевеля губами.

— Ээ? Ээ? Это число? Говори!

— Ну я…

— Я Глокта, болван! Инквизитор Глокта!

— Да, сэр, я…

— Вытаскивай свою толстую жопу из кресла, тупица! Не заставляй меня ждать! — Секретарь вскочил, бросился к дверям, открыл одну створку и почтительно встал рядом.

— Так-то лучше, — проворчал Глокта, шаркая следом. Хромая мимо практиков, он взглянул на них. Он был почти уверен, что у одного из них на лице играла лёгкая улыбка.

За шесть лет, прошедших с тех пор, как он был здесь в последний раз, комната почти не изменилась. Это было круглое помещение, похожее на пещеру. На куполообразном потолке были вырезаны лица горгулий. Единственное огромное окно открывало впечатляющий вид на шпили Университета, бо́льшую часть внешней стены Агрионта и высоченные очертания Дома Делателя вдали.

Стены комнаты в основном скрывались за полками и шкафами, на которых лежали высокие аккуратные стопки папок и документов. С редких открытых участков белых стен глядели несколько тёмных портретов, включая один огромный с нынешним королём Союза в юности, взгляд которого был мудрым и строгим. Несомненно, нарисован до того, как он превратился в дряхлое посмешище. Нынче в нём обычно немного меньше властности и намного больше капающих слюней. В центре комнаты стоял тяжёлый круглый стол, на котором была изображена карта Союза в мельчайших деталях. Каждый город, в котором имелось отделение Инквизиции, был отмечен драгоценным камнем, а в самом центре возвышалась маленькая серебряная копия Адуи.

Архилектор сидел за столом на древнем высоком стуле, погружённый в беседу с другим человеком: сухопарым, лысеющим стариком с кислым лицом, в тёмной мантии. Сульт просиял, когда Глокта дошаркал до них. Выражение лица другого человека почти не изменилось.

— О, инквизитор Глокта, как я рад, что вы смогли к нам присоединиться. Вы знакомы с генеральным инспектором Халлеком?

— Не имел такого удовольствия, — сказал Глокта. Впрочем, это не очень-то похоже на удовольствие. Старый бюрократ встал и без энтузиазма пожал руку Глокты.

— А это один из моих инквизиторов, Занд дан Глокта.

— Точно, — проговорил Халлек. — Кажется, вы были в армии. Однажды я видел, как вы фехтуете.

Глокта постукал тростью по ноге.

— Вряд ли это было недавно.

— Да. — Последовала тишина.

— Генеральный инспектор, вероятно, скоро получит весьма значительное повышение, — сказал Сульт. — Место в само́м Закрытом Совете. В Закрытом Совете? Неужели? И впрямь, весьма значительное повышение.

Впрочем, Халлек не казался довольным.

— Я буду считать, что этот вопрос решён, когда его величество изволит пригласить меня, — бросил он, — и не раньше.

Сульт плавно обошёл этот острый вопрос:

— Теперь, когда Сепп дан Тойфель вне рассмотрения, я уверен, Совет решит, что вы единственный кандидат, которого стоит рекомендовать. — Наш старый друг Тойфель? Вне рассмотрения для чего? Халлек нахмурился и покачал головой.

— Тойфель. Я работал с ним десять лет. Он мне никогда не нравился, — как и вообще никто, судя по твоему виду, — но я никогда бы не подумал, что он государственный изменник.

Сульт печально покачал головой.

— Мы все остро это переживаем, но вот его признание, чёрным по белому. — Скорбно нахмурившись, он поднял сложенную бумагу. — Боюсь, корни коррупции могут идти очень глубоко. Кому знать это лучше меня, ведь моя печальная участь — вырвать сорняки из сада?

— Верно, верно, — пробормотал Халлек, мрачно кивая. — За это вы заслуживаете наших благодарностей. И вы тоже, инквизитор.

— О нет, только не я, — смиренно сказал Глокта. Трое мужчин посмотрели друг на друга с притворным взаимоуважением.

Халлек отодвинул свой стул.

— Что ж, налоги сами себя не соберут. Я должен возвращаться к работе.

— Наслаждайтесь последними днями на этой работе, — сказал Сульт. — Даю вам слово, что скоро король пошлёт за вами!

Халлек позволил себе легчайшую улыбку, потом сухо кивнул им и вышел прочь. Секретарь проводил его и закрыл тяжёлую дверь.

Опустилась тишина. Но будь я проклят, если нарушу её.

— Полагаю, Глокта, вы раздумываете, что всё это значит?

— Эта мысль приходила мне на ум, ваше преосвященство.

— Готов поспорить, что приходила. — Сульт встал со стула и прошёл к окну, сцепив за спиной руки в белых перчатках. — Мир меняется, Глокта, мир меняется. Старый порядок ломается. Верность. Долг, гордость, честь. Эти понятия давно вышли из моды. Что пришло им на смену? — Он глянул через плечо и скривил губы. — Жадность. Торговцы стали на этой земле новой силой. Банкиры, лавочники, купцы. Мелкие людишки с мелкими умами и мелкими устремлениями. Люди, которые верны лишь себе. Их единственный долг — собственные кошельки. Их гордость лишь в том, чтобы надуть своих начальников, а честь измеряется в серебряных монетах. — Нет нужды спрашивать, как ты сам относишься к торговцам.

Сульт сердито посмотрел в окно и повернулся в комнату.